Через десять лет Бальтрану исполнится двадцать, и я смогу спокойно отойти от дел, но мне будет сорок и жизнь моя подойдет к концу, не так ли?
— Сколько лет тебе отпущено, если сравнивать с иллюстраторами, расходовавшими свою собственную кровь и слезы каждый день, никому не известно. И может ли кто-нибудь из нас знать, когда он умрет? Не думай об этом, нинио. У тебя есть обязанности, и ты прекрасно с ними справляешься. Ты хороший человек и отличный Великий герцог, Алехандро.
— Даже при том, что сердце у меня лежит совсем к другому? — Он показал на “Рождение Коссимы”.
— А это решать тебе. Вдруг ты не добьешься тех успехов, о которых мечтаешь? Вполне может оказаться, что ты недостаточно талантлив. Даже в Палассо Грихальва лишь один ребенок из целого поколения становился Верховным иллюстратором.
Он протянул руку и коснулся цепи, висевшей у Элейны на шее, приподнял Золотой Ключ.
— Ты не Одарена, но у тебя он есть. Элейна грустно улыбнулась.
— Я его заслужила.
Алехандро взглянул на Бальтрана, который восторженно рассказывал своим тоненьким голоском про паровые локомотивы.
Нужно раскрыть еще так много секретов. Познать так много тайн. Эйха! Нет смысла оплакивать прошлое.
— Я приду на следующей неделе. Обещаю.
— Буду ждать тебя, меннино. — Элейна поцеловала его в щеку и вернулась к своим ученикам.
Вот они, лица до'Веррада, изображенные руками Грихальва. И вот он стоит здесь, Великий герцог Алехандро до'Веррада II. И иллюстратор Грихальва, практически не прошедший обучения, но, вне всякого сомнения, обладающий Даром. Странный конец истории, начало которой положила его мать четыреста лет назад.
Ничего особенного в Сарио Грихальве. По крайней мере постороннему взгляду ничего не заметно.
Она остановилась перед портретом, все еще исполненная жизненных сил и энергии, хотя ее когда- то великолепные волосы совсем побелели, кроме нескольких черных прядей, напоминающих о далекой юности. Она была все так же прекрасна, потому что время и достоинство награждают женщин, на чью долю выпали страдания, особой красотой.
'Зеркало истины” — так они назвали эту картину, и, пожалуй, правильно. Но для нее портрет навсегда останется напоминанием о ее собственном заточении, несмотря на то что прошло уже тридцать лет с тех пор, как она получила свободу, открыв дверь, запертую магическим заклинанием Верховного иллюстратора.
Ей пришлось жить дальше. И она была счастлива. Словно юный художник, только что получивший новую краску, она радовалась этому новому миру с его невероятными идеями, яркими, смелыми, приводившими ее в восторг. Она никогда бы не увидела ничего подобного в Мейа-Суэрте своего времени, где правили суровые и скучные законы. Здесь ее приняли как Одаренного иллюстратора. По правде говоря, она возглавляет Вьехос Фратос вот уже тридцать лет, ее называют Премиа Сорейа. Впрочем, они не раз подвергали сомнению ее право находиться среди них. Но с тех пор как Элейна Грихальва покинула Палассо и добилась столь ошеломительного успеха, они не осмеливаются спорить с тем, что лишенные Дара иллюстраторы из рода Грихальва имеют полное право самостоятельно устраивать свою судьбу и не обязаны служить копиистами для остальных Грихальва.
Если честно, жить в это время просто замечательно.
За каждый дар приходится платить.
Она посмотрела на картину. Он стоял в темном сюртуке, манжеты застегнуты запонками из слоновой кости, правда, их почти невозможно разглядеть, потому что она видит лишь его спину. Его спину.., и часть лица в профиль, ничем не примечательное лицо, темные глаза, черные волосы.
Но не это лицо отражается в зеркале. Мерцающий в нем свет горящих свечей позволяет увидеть его истинные черты: каштановые волосы, карие глаза, оливковая кожа жителя пустыни. В Сарио Грихальве не было ничего особенного. Ничего, если не считать его Луса до'Орро, сиявшей ярче, чем у кого-либо другого. Возможно, вечернее солнце сыграло с ней шутку, но Сааведре вдруг показалось, что она различает его Луса до'Орро, видит легкое дрожание где-то в глубине зеркала и призрачный свет, который окутывает его фигуру.
Она встретилась с ним глазами, с человеком, который мог смотреть на нее только через зеркало. Он ее увидел; она это знала. Потому что тоже побывала в плену.
'Ведра”.
Его голос. Дано ли ему, как и ей тогда, различать голоса, взирать на проходящих мимо людей, на смену моды и лиц? Может быть, и для него это зеркало является окном в мир, существующий за пределами темницы?
И он должен ждать, как ждала она, столько лет, а все, кого она знала, умирали и превращались в прах и воспоминания. Рано или поздно свечи догорят, и лампы, освещающие его тюрьму, постепенно погаснут, и тогда он погрузится в бесконечную ночь.
Все единодушно согласились с тем, что он заслужил такое наказание.
Она снова услышала, на этот раз более настойчивое:
«Ведра!»
Он все еще любит ее. И так будет всегда. Она молча несла этот тяжкий груз. Потому что сама любила того Сарио, которого знала мальчишкой, с которым вместе выросла. То, что он сделал, нельзя простить, и не следует забывать, что мальчики — теперь их было совсем мало, — наделенные Даром, должны осознавать, какие опасности таит в себе Дар, если он не подчиняется строжайшим законам.
Но забыть о его Луса до'Орро она не могла.
— Ты самый лучший, — сказала она, и это было правдой. Она имела право сказать ему правду. Потому что он был величайшим художником из рода Грихальва. — И в то же самое время ты оказался самым ничтожным из нас всех, ибо в конце концов позволил тому, что было отвратительного в тебе, поработить твою душу. Ведь ты думал только о себе, и не важно, что ты там говорил о своем долге перед искусством.
'Я знаю, что я такое”.
— Разве ты не потерпел поражение? — спросила она. — Почему ты не мог признать свой Дар, служить роду Грихальва, принять судьбу, как все остальные?
'Ни за что”.
Сааведра верила ему. Свет был таким ярким.
Но она стала старше. Она прожила много лет, и она страдала. Потеряла своего возлюбленного. Оплакала доброго, заботливого мужа и маленького сына. Но ей посчастливилось родить четверых детей, которые подарили ей внуков. Она — Одаренный иллюстратор, признанный мастер, она руководит Вьехос Фратос. А ее сын — старший и самый любимый, ведь он плод ее юной страсти, — стал Великим герцогом Тайра-Вирте.
В это теплое весеннее утро на нее снизошло великодушие. И потому, сжав в ладони Золотой Ключ, она поцеловала пальцы и осенила Сарио благословением.
ПЕЙНТРАДДОС ДЕЙ ТАЙРА-ВИРТЕ
Огромное полотно изображает вновь избранный Парламент. Это самая знаменитая картина в
