меня из головы. Джоди, тебе, должно быть, захотелось поглядеть на хорошую драку?
Джоди во все глаза смотрел на неё. Матушка Бэкстер раскрыла от изумления рот.
– Ну, вам лучше знать… – оказала она.
Джоди увидел, как отец крепко сжал её руку.
– Да, сынок, не дело выдумывать такое о невиновных людях, которые сейчас за много миль отсюда, – сказал он.
Оливер медленно перевёл дыхание.
– Разумеется, я рад, что они тут ни при чем, – сказал он. – Я бы ни одного не оставил в живых. – Он повернулся и привлек к себе Твинк: – Познакомьтесь с моей женой.
Матушка Хутто вздрогнула, затем подошла к девушке и поцеловала её в щёку.
– Я так рада, что вы это уладили, – сказала она. – Быть может, Оливер всё-таки будет время от времени навещать меня.
Оливер взял Твинк за руку и пошёл с ней вокруг дома. Матушка Хутто яростно набросилась на Бэкстеров:
– Только попробуйте у меня проболтаться! Неужели вы думаете, что я допущу, чтобы из-за сожжённого дома два округа были залиты кровью Форрестеров и усеяны костьми моего мальчика?
Пенни положил руки ей на плечи.
– Матушка… – сказал он. – Матушка… Мне бы такое благоразумие, как у вас…
Она вся дрожала. Пенни поддерживал её. Она успокоилась. Оливер и Твинк вернулись.
– Не принимай близко к сердцу, ма, – сказал Оливер. – Мы построим тебе дом, каких здесь ещё не было.
Она собралась с силами:
– Я не хочу. Я слишком стара. Я хочу жить в Бостоне.
Джоди взглянул на отца. Лицо Пенни было искажено.
– Я хочу уехать утром, – с вызовом сказала она.
– Значит, ма, расстаться навсегда с этим местом… – сказал Оливер. Его лицо просветлело. Он медленно добавил: – Я всегда выхожу в море из Бостона. Мне это страшно нравится, ма. Только боюсь, если пустить тебя гулять среди этих северян, ты начнешь вторую гражданскую войну.
Глава двадцать седьмая
В холодных рассветных сумерках Бэкстеры стояли на пристани, прощаясь с матушкой Хутто, Оливером, Твинк и Пушком. За излучиной реки, с юга послышался свисток идущего на север парохода. Матушка Хутто и матушка Бэкстер обнялись. Матушка Хутто крепко прижала к себе Джоди.
– Ты учишься писать, так что можешь написать бабушке в Бостон.
Оливер обменялся рукопожатием с Пенни. Пенни сказал:
– Мы с Джоди будем страшно скучать без вас.
Оливер протянул руку Джоди.
– Спасибо тебе за то, что ты всегда был верен мне, – сказал он. – Я не забуду тебя. Даже в Китайском море.
Подбородок матушки Хутто был как кремнёвый наконечник стрелы. Губы плотно сжаты. Пенни сказал:
– Если вы передумаете и захотите возвратиться, добро пожаловать к нам на остров в любое время дня и ночи.
Пароход обогнул излучину и стал подруливать к пристани. Он шёл с огнями, так как на воде между берегами было ещё темно.
– Мы совсем забыли, чт
Оливер пошарил в кармане и подал ей круглый свёрток. Она сказала:
– Это для тебя, Джоди, за то, что ты дрался за Оливера.
Он был слишком ошеломлён всем случившимся за последнее время. Он взял свёрток и тупо глядел на него. Она нагнулась и поцеловала его в лоб. Как ни странно, поцелуй был ему приятен. Её губы были нежны, а жёлтые волосы душисты.
С борта парохода спустили сходни. На пристань сбросили тюк с грузом. Матушка Хутто наклонилась и подняла Пушка. Пенни взял её мягкое морщинистое лицо в ладони и прижался к нему щекой.
– Я вас по-настоящему полюбил, – сказал он. – Я… – Его голос прервался.
Хутто взошли по сходням на борт. Колёса замолотили по воде лопастями, течение потянуло за собой пароход и вынесло его на середину реки. Матушка Хутто и Оливер стояли у поручней и махали им. Пароход снова дал свисток и двинулся вниз по реке. Джоди вышел из оцепенения и что есть силы замахал им в ответ.
– Прощай, бабушка! Прощай, Оливер! Прощай, Твинк!..
– Прощай, Джоди!
Их голоса замерли вдали. Джоди казалось, будто они уезжают от него в какой-то совсем другой мир. Будто они умирают у него на глазах. На востоке уже виднелись розовые полосы, но дневной свет казался даже холоднее, чем была ночь. Останки дома Хутто слабо тлели под пеплом.
Бэкстеры отправились домой в заросли. Пенни был убит скорбью за друзей. Лицо его выражало муку. В голове Джоди теснилось столько противоречивых мыслей, что он отчаялся разобраться в них и лишь сидел, угревшись между отцом и матерью. Он развернул свёрток, который дала ему Твинк. В нём была небольшая оловянная пороховница. Он прижал её к груди. Повозка, встряхиваясь, приближалась к росчисти. День обещал быть свежим, но солнечным.
– Я бы на их месте так не оставила и подала в суд на этих обормотов, – сказала матушка Бэкстер.
– Ничего нельзя доказать, – сказал Пенни. – Следы копыт? Форрестеры сказали бы, что они увидели огонь и подъехали посмотреть, только и всего. И ещё они могли бы сказать, что в округе полно лошадей и что это вовсе не они подъезжали.
– Тогда я сказала бы Оливеру правду.
– Да, и что бы он тогда сделал? Убил бы двоих-троих из них. Оливер горяч, да и почему бы ему не быть горячим? Едва ли сыщется мужчина, который не захотел бы отомстить за такое. Ну ладно. Он убьёт нескольких Форрестеров, и, быть может, его за это повесят. А то ещё выйдет и так, что уцелевшие набросятся на них и перебьют их всех – и его, и мать, и его славненькую жёнку.
– Ну уж и славненькая! – фыркнула она. – Вертихвостка!
Джоди почувствовал новый прилив верности.
– Она вправду славненькая, ма, – сказал он.
– Все вы, мужчины, одинаковы, – решительно заключила она.
До Острова Бэкстеров было рукой подать. Чувство безопасности, благополучия овладело Джоди. Катастрофа случилась с другими, росчисть была ей неподвластна. Его ждал дом, коптильня, полная вкусного мяса, к которому теперь прибавилась туша старого Топтыги, и Флажок. Прежде всего Флажок. Он едва мог сдержать себя, пока не добрался до сарая. У него есть что ему рассказать.
Глава двадцать восьмая
Январь выдался мягкий. Иногда в холодной красной тишине показывалось солнце; толстое одеяло плохо грело ночью, а утром в ведре с водой нарастала корочка льда. А потом, через день-другой, становилось так тепло, что матушка Бэкстер могла сидеть днём на крыльце на солнышке, штопая и латая
