Мальчик снова улыбнулся, покачал головой и сказал:
— Нет.
— Превосходно! В таком случае скажите мне, кто вы такой.
— Я… — начал мальчик и опять запнулся. С любопытством разглядывая комнату Кристофа, он вдруг увидел на камине фотографию Оливье. Кристоф машинально следил глазами за его взглядом.
— Ну! Смелей! — подбодрил его Кристоф.
— Я его сын, — сказал мальчик.
Кристоф вздрогнул; он вскочил, обнял мальчика за плечи, привлек к себе, потом снова упал на стул, крепко прижав к себе, так что лица их почти соприкасались. Кристоф смотрел на мальчика, смотрел и повторял:
— Малыш… бедный малыш…
Он обхватил его голову руками и стал целовать его лоб, щеки, нос, волосы. Мальчик, испуганный и пораженный таким бурным проявлением чувств, попытался вырваться из его объятий. Кристоф отпустил его. Он закрыл лицо руками, прижался лбом к стене и стоял так несколько мгновений. Мальчик отступил в глубь комнаты. Кристоф поднял голову. Лицо его было, спокойно; он взглянул на мальчика и ласково улыбнулся.
— Я испугал тебя, — сказал он. — Прости… Видишь ли, это потому, что я очень любил его.
Мальчик еще не пришел в себя и молчал.
— Как ты похож на него!.. — сказал Кристоф. — И все-таки я не узнал бы тебя. В чем же разница?
Он спросил:
— Как тебя зовут?
— Жорж.
— Верно. Припоминаю. Кристоф-Оливье-Жорж… Сколько тебе лет?
— Четырнадцать.
— Четырнадцать! Неужели прошло уже столько времени?.. А мне кажется, это было вчера — или во мраке веков… Как ты похож на него! Те же черты лица. Те же — и все-таки иные. Тот же цвет глаз, но глаза не те. Та же улыбка, тот же рот, но другой голос. Ты крепче его, держишься прямее. Лицо у тебя более округлое, но краснеешь ты совсем как он. Подойди, сядь, поговорим. Кто послал тебя ко мне?
— Никто.
— Ты пришел ко мне по собственному желанию? Но откуда ты знаешь меня?
— Мне говорили о вас.
— Кто?
— Моя мать.
— А! — сказал Кристоф. — А она знает, что ты пошел ко мне?
— Нет.
С минуту Кристоф молчал, а затем спросил:
— Где вы живете?
— Недалеко от парка Монсо.
— Неужели ты пришел пешком? Да? Расстояние немалое. Должно быть, устал?
— Я никогда не устаю.
— Вот это мне нравится! Покажи-ка мускулы.
(Он пощупал их.)
— Ты крепкий малый… А почему тебе пришло в голову навестить меня?
— Папа любил вас больше всех.
— Это сказала тебе она? (Он поправился.) Твоя мама тебе это сказала?
— Да.
Кристоф усмехнулся. «И она тоже… — подумал он. — Как все они любили Оливье! Отчего же они этого не показывали?..»
— Но почему ты так долго собирался? — спросил он.
— Я хотел прийти раньше. Но я боялся, что вы не захотите меня принять.
— Я?!
— Несколько недель назад, на концерте Шевильяра, я случайно увидел вас; я сидел с матерью, нас разделяло всего несколько кресел; я поклонился вам; вы искоса посмотрели на меня, нахмурились и не ответили.
— Я посмотрел на тебя?.. Бедное дитя! И ты мог подумать?.. Я просто не заметил тебя. У меня плохое зрение. Вот почему я хмурюсь… Значит, ты считаешь меня злым?
— Я думаю, что вы умеете быть злым, когда захотите.
— В самом деле? — спросил Кристоф. — Но раз ты думал, что я не захочу тебя принять, как же ты все-таки решился прийти?
— Я хотел вас видеть.
— А если бы я тебя выгнал?
— Я бы этого не допустил.
Он сказал это с решительным видом, смущенно и вызывающе.
Кристоф расхохотался; засмеялся и Жорж.
— Чего доброго, ты выгнал бы меня самого!.. Ишь, какой бойкий!.. Нет, ты совсем не похож на отца.
Живое лицо мальчика помрачнело.
— Вы находите, что я не похож на него? Но ведь вы только что сказали!.. Вы думаете, что он не любил бы меня? Значит, и вы меня не любите?
— А что тебе до того, люблю ли я тебя?
— Это для меня очень важно.
— Почему?
— Потому что я вас люблю.
За одну минуту на его лице — в глазах, в уголках рта — сменилось с десяток самых разнообразных выражений; так тени облаков, подгоняемых весенним ветром, проносятся в апрельский день над полями. Кристоф испытывал радость и наслаждение, глядя на мальчика и слушая его. Ему казалось, что с него свалилось бремя прежних забот; тяжелые испытания, страдания его и Оливье — все было забыто; он снова возрождался в юном отпрыске Оливье.
У них завязался разговор. Жорж до последнего времени совершенно не знал музыки Кристофа. Но с той поры, как Кристоф вернулся в Париж, он не пропустил ни одного концерта, где исполнялись его произведения. Когда он говорил об этом, лицо его оживилось, глаза заблестели, он смеялся и чуть не плакал, он походил на влюбленного. Он признался Кристофу, что обожает музыку и тоже хотел бы стать композитором. Но, задав ему несколько вопросов, Кристоф убедился, что мальчик не знает самых элементарных вещей. Он осведомился об его ученье. Молодой Жанен посещал лицей; он беспечно заявил, что не принадлежит к числу первых учеников.
— По какому предмету ты учишься лучше — по литературе или по математике?
— Пожалуй, ни по тому, ни по другому.
— Но почему? Почему же? Разве ты лентяй?
Жорж расхохотался и сказал:
— Должно быть!
Затем добавил доверительно:
— И все-таки я прекрасно знаю, что это не так.
Кристоф не мог удержаться от смеха:
— Так почему же ты не занимаешься? Разве тебя ничто не интересует?
— Наоборот! Меня все интересует.
— Тогда в чем же дело?
— Все интересно, не хватает времени…
— У тебя не хватает времени? Чем же ты, черт возьми, занят?
