любовь, он и без книжек знает. Сопляк этот и сотой доли не видел того, что довелось в жизни увидеть ему, Федотову.
— Клади ее туда, — сказал Боша.
Федотов послушно положил книгу в шкафчик, а когда вытащил оттуда две, Боша восторженно хлопнул в ладоши.
— Одна тебе, другая мне, — сказал он.
— Зачем она мне? — сказал Федотов, осторожно беря книгу в руки.
— Чудак ты, дядя Витя, — сказал Делавар с усмешкой. — Эта вещица на книжном толчке пятьдесят рэ стоит.
— Что ты говоришь? — изумился Федотов. — И берут?
— С руками отрывают, — сказал Боша. — Уж я-то знаю… Так что десять раз откроешь дубликатор, вот тебе и полтысячи. Костюм себе купишь, тете Тамаре пальто… Давай-ка, заталкивай туда сразу обе. Влезут?
— Влезут, — сказал Федотов. Он проделал уже привычные манипуляции и открыл дверцу. Левое отделение было пусто.
— Что за черт?
Он отпустил дверцу и, когда она тихо закрылась, вновь потянул ее на себя. Книги по-прежнему лежали только справа.
— Что случилось? — спросил Боша. — Не работает?
— Подожди, подожди… — пробормотал Федотов. Он взял шкафчик в руки, потряс его, постучал по крышке кулаком и опять открыл дверцу. Книги в левом отделении не появлялись.
— Кажется, сломался… — растерянно сказал он Боше.
— Как это сломался? — сказал тот… — Такая техника ломаться не может.
— А ты откуда знаешь? — ядовито сказал Федотов. — Ты, что ли, ее делал?
— То-то и оно, что не я, — сказал Боша. — Не мы.
Федотов подергал дверцу еще несколько раз, потом ее подергал Боша, но все было тщетно — проклятый дубликатор работать не желал. Делавар взял его в руки и стал осматривать, надеясь отыскать какую-нибудь кнопку или выключатель.
— Странный какой-то номер, — сказал он, глядя на цифры в углу. — Одни нули.
— Почему нули? — сказал Федотов. — Последняя там восымерка.
— Какая восьмерка? — воскликнул Боша. — Ты считаешь, что я не могу отличить нуля от восьмерки?.. Восьмерка… — Он вдруг застыл на месте, а потом вдруг с размаху хлопнул себя ладонью по лбу. — Стоп, машина!..
Ну-ка, дядя Витя, рассказывай, что ты делал с ним до меня.
Федотов описал ему все свои манипуляции со шкафчиком. Хотел было промолчать о пятерочке, но, махнув рукой, рассказал и про нее.
— Так ты говоришь, последней была цифра восемь, — сказал Боша и стал что-то высчитывать, шевеля губами и загибая пальцы на руке.
— Я знаю, почему он перестал работать, — печально сказал Федотов. — Зря я тебя позвал! Пока мы делали для себя, он работал, а как стали для спекуляции…
Боша перестал высчитывать и посмотрел на него уничтожающим взглядом.
— Для спекуляции!.. — передразнил он Федотова. — Тоже мне моралист отыскался! — Он достал из дубликатора книги. — Дурак ты, дядя Витя, хоть и пожилой человек. Форменный дурак, извини за выражение.
И он вдруг разразился такой площадной бранью, какой Федотов никак не ожидал услышать от этого прилизанного маменькиного сынка. Он растерянно смотрел на Бошу и мял в руках сигаретную пачку.
— Идиот! — шипел Боша. — Кретин безмозглый!.. В кои-то веки ему волшебная палочка в руки попала, а он ее на водку да на сигареты…
Алкоголик несчастный! В сказках всего три просьбы выполняются…
всего-навсего три, а у него целых восемь было — озолотиться можно… До старости дожил, а ума — и стопки не наберется. Весь пропил…
Боша ругался и ругался, а Федотов молча слушал его выкрутасы. Он понимал, что что-то сделал не так, только никак не мог понять — что.
Наконец, Боша иссяк. Он зло плюнул вниз, на улицу, засунул обе книжки подмышку и собрался уходить.
— Подожди, Миша, — виновато сказал Федотов. — Объясни ты мне, ради бога, что такое с ним, с проклятым, случилось.
— Что случилось… — опять передразнил его Боша. — Видел заводные игрушки?.. Машинки и все такое прочее?..
Федотов кивнул.
— Так вот, у него всего-навсего кончился завод.
— Не понимаю, — тихо сказал Федотов и жалобно добавил. — Какой завод?
При чем тут завод?
Делавар, не выпуская из подмышки книг, ткнул пальцем в угол шкафчика.
Федотов посмотрел. В углу, где был номер, стояло красноречивое 0000.
— Когда его изготовили, — сказал Боша, -он был рассчитан на определенное количество дубликаций. Когда ты его нашел, энергии оставалось всего на восемь раз. Ты их потратил на всякую ерунду…
Теперь можешь его выбросить или повесить в ванную. Будешь хранить в нем зубную пасту. Ни на что другое он больше не пригоден. С чем вас и поздравляю!
И Боша ушел домой, кипя негодованием и унося с собой оба экземпляра «Мастера и Маргариты».
Федотов посидел немного, глядя невидящими глазами на мертвый
дубликатор. Потом он допил начатую маленькую и сорвал пробку с очередной…
На следующее утро он проснулся поздно и обнаружил себя в одежде на полу. Из открытой двери в лоджию на него тянуло легким сквозняком. Он позвал Тамуху, но ответа не получил: по-видимому, она куда-то уже ушла.
А может быть, со вчерашнего еще не возвращалась.
Федотов с трудом поднялся на ноги. Голова раскалывалась от боли. На сердце разместилась по- хозяйски двухпудовая гиря тоски. Пошатываясь, Федотов выбрался на лоджию. По полу были разбросаны пустые маленькие и окурки. Утренний ветерок разносил по ним странную белоснежную пыль.
Остро пахло чем-то незнакомым, и запах этот вызвал у Федотова такой глубокий приступ жалости к себе, что он заплакал, размазывая по лицу слезы шершавой ладонью. Пытаясь унять молотки, немилосердно колотившие по вискам, он попробовал вздохнуть всей грудью. Голова его закружилась, ноги подогнулись, и он упал на колени.
Так он постоял несколько минут, упершись лбом в пол, вокруг уже не было ничего знакомого. Он стоял в каком-то темном коридоре, длинном, как непутевая жизнь. Он пошел по этому коридору вперед, а мимо потянулись закрытые двери, из-за которых не доносилось ни единого звука. Казалось, они были просто нарисованы на стенах блеклыми красками серых тонов.
Потом одна из дверей вдруг открылась, из нее вышла женщина в белом платье в синий горошек и пошла впереди Федотова. Это была Тамуха.
Федотов окликнул ее, но она не оглянулась. Тогда он попытался ее догнать, но, несмотря на то, что он бежал, а она всего лишь медленно шла, настичь ее он никак не мог. Тогда он понесся вперед что было сил.
Запертые двери чередой мелькали мимо, он все бежал и бежал, а женщина уходила все дальше и дальше.
Потом справа вдруг появилась ярко освещенная, блестящая, словно из хрусталя сделанная дверь, но он на всем скаку пролетел мимо. Женщина впереди исчезла, и он затормозил, потому что понял, что она нырнула именно в эту сверкающую дверь. Но когда он остановился и обернулся, никаких хрустальных
