вошедшему:
— Вы вновь в своем репертуаре, чародей! Входя к богине-то, могли бы и постучать.
Свет включил Зрение: у нее была аура обычной женщины.
— Я не верю, что вы богиня, Вера… Где вы были?
— Вы не верите, что я — богиня? — Голос ее по-прежнему переполнялся возмущением. — Я предлагала вам вчера в качестве доказательства смерть… Проверьте и убедитесь!
Света вдруг осенило:
— Неужели вы убили Бондаря? Зачем?
Возмущение стерлось с ее лица, на смену явилась печаль. На взгляд Света, впрочем, ни возмущение, ни печаль ее и гроша ломаного не стоили.
— Я не убивала Бондаря. Он отравился. Я лишь помогла ему сделать необходимый выбор. — Печаль сменилась хитрой улыбкой. — Тем не менее убийство состоялось.
— Кого же вы, в таком случае, убили?
— Никого. — Она вновь хитро улыбнулась. — Бондарь убил кандидатку в новые матери ясны. Некую потерявшую память паломницу по имени Вера.
Свет замотал головой:
— Я уже совсем запутался в вашей лжи, Вера! Что такое вы еще придумали? Только не говорите мне снова, что вы — Додола!
Она подошла к нему совсем близко — едва не касаясь персями его груди,
— перестала улыбаться:
— Вы правы, я — не Додола. Но и не Вера. Меня зовут Криста, и мы очень хорошо с вами знакомы.
Свет фыркнул:
— Единственная Криста, с которой, если так можно выразиться, я знаком, это героиня моего романа. Но вы совершенно непохожи на нее. Разве что цветом глаз да волос… — Свет вдруг запнулся.
— Да-да, — сказала она. — Мир без волшебников. Единая христианская Русь. Явление нового Мессии в женском обличье… А то, что я не похожа на ваше представление о Кристе, объясняется лишь уровнем вашего литературного таланта. К сожалению, он гораздо слабее, чем Талант, данный вам Семарглом.
— Подождите, — пробормотал Свет. — Где вы могли прочесть о новом приишествии? Ведь я еще и половины не написал…
— Нигде я ничего не читала. Я все это пережила. — Она качнула головой. — Вы забыли, что волшебник должен быть очень осторожен не только в своих делах, но и в мыслях. И сами того не желая стали созидателем целого мира, мира без волшебников, мира без равноправия, мира в котором Зло гораздо чаще оказывается победителем Добра, а не наоборот.
— Но подождите, — пробормотал Свет. — Я не…
— Нет, это вы подождите, — перебила она. — Вы так хотели узнать, кто я такая… Вот и слушайте. — Она пошатнулась, но не схватилась за него. Подошла к столу, села. — Я не просила вас делать меня героиней своего романа… Ой, что я говорю! В общем, я прошла через все, что вы для меня придумали. Я родилась неизвестно каким образом, потому что вы ничего не сумели придумать вместо непорочного зачатия и обошли эту проблему молчанием. Я приехала в Питер, одну из столиц той Руси, с желанием принести людям любовь, а они приняли меня за проститутку. Я прошла по вашей воле через все унижения, через зависть и подлость, но любви так и не нашла. Я взывала к вам словами из Евангелия, потому что вы решили воспользоваться трудом Матфея, лишь заменив Гефсиманию красивым названием «Таврический сад». — Она протянула в сторону Света руки и взмолилась: — Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия… Но чаша меня не миновала, ибо так хотел Бог того мира, то есть вы. Вы захотели, и меня распяли. Но если Христа распяли на кресте, то меня в дорожной пыли. И если у Христа стигматы были расположены на руках и ногах, которые вполне могут быть орудиями убийства, то на моем теле мой Бог повелел нанести рану в таком месте, которое может быть лишь орудием любви и деторождения. Впрочем, как и положено, ТЫ тут же воскресил меня и отправил на небеса. Чему ж, удивляться, что я оказалась здесь, в ТВОЕЙ жизни?
Пораженный Свет заметил, что в последней фразе она воспользовалась местоимениями, каких не было в словенском языке. Он и придумал-то эти местоимения лишь вчера вечером, по примеру некоторых западноевропейских языков — таких, как германский и франкский.
— Удивляться не приходится, — продолжала она. — Разве Бог, никогда не любивший, Бог, не познавший в своей жизни ни одной женщины, мог создать мир, в котором правит Добро?
И все-таки Свет ей не верил. Ведь никогда не было такого, чтобы волшебник хоть что-нибудь создавал! Кроме ментальных воздействий, называемых заклинаниями… Прямое созидание не входило в задачу волшебников. Помочь — да, но создавали-то другие.
— Вы не подумайте, что я жалуюсь, — продолжала Вера-Криста. — Я благодарна вам за то, что вы породили меня, за то, что для моей жизни вы отдали частичку себя. Ведь я — часть вашей души, не востребованная женщиной. Просто у других волшебников она погибает безвозвратно, а вы — пусть сами того не желая и стремясь лишь к спокойствию — сумели дать ей жизнь. Так что не удивляйтесь, что я знаю и умею все то, что знаете и умеете вы.
Свет помотал готовой:
— Вы красиво рассказываете, девица. Но я вам не верю. Ведь сцену группового изнасилования Кристы я даже еще до конца не написал. Этот сюжетный ход пока лишь в моих мыслях. И взят, кстати, из вашей памяти, когда я пытался излечить вас от амнезии.
Она посмотрела на него тем самым, поразившим его взглядом, пронизывающим и всепрощающим. Который он собирался подарить своей Кристе…
— Для вас это только сюжетный ход в романе, а для меня жизнь. И мне бы не хотелось, чтобы та Криста, которая появится на бумаге, пережила все то, что пережила я, Криста, рожденная вашими мыслями. К сожалению, для этого вас нужно убить, а это невозможно. По крайней мере, для меня невозможно. — Она грустно улыбнулась. — Для моей совести немало уже то, что из-за меня отравился ваш бывший друг.
— Ну уж о нем-то не беспокойтесь, — с сарказмом сказал Свет. — Я всегда знал, что он кончит каким-нибудь подобным образом. Слишком уж большое место в его жизни занимали женщины.
Она грустно улыбнулась:
— Удивляться нечему: ведь он тянул на себе тот груз, от которого судьба освободила Света Смороду.
— Если послушать вас, так получается, что я Бондарю еще и обязан. — Свет поморщился. — Нет уж, хватит с меня его зависти.
Она снова грустно улыбнулась:
— Все мы кому-то чем-то обязаны. Ведь если жизнь одному прибавляет, от другого она должна отнять. Так что не гордитесь своим Талантом — он достался вам лишь потому, что кого-то боги оставили бесталанным. Но на его месте вполне могли оказаться и вы.
Свет недовольно крякнул, но был вынужден признаться себе, что во многом она права. Если не во всем… И решил закинуть пробный камень.
— А если предположить, что все рассказанное вами является правдой, то что, по-вашему, я должен сейчас сделать?
Она встала со стула, подошла к Свету и заглянула к нему в глаза, в самую их глубину — словно хотела понять, действительно ли его интересует последний вопрос.
— Вы собирались проверить на практике действие открытого вами заклинания. Вот и проверяйте.
Свет оторопел:
— Но ведь я собирался воспользоваться для этого вашей помощью…
— Что ж… — Она смотрела на него со всей серьезностью, и Свет был благодарен ей за эту серьезность. — Я не намерена отказывать вам в помощи.
Одним стремительным движением она скинула платье и предстала перед ним в своем
