из тех кустов, которые ты только что сам проверял копьем.
Границу владений Кощея в джунглях обозначал камень, икусно высеченный в форме черепа. Видно было, что его совсем недавно очистили от лиан и мха.
Путники осторожно объехали камень.
Десять всадников в черном выскочили из-за поворота так стремительно, что не все успели выхватить оружие. Гаральд смог лишь развернуть своего жеребца боком, загораживая собой остальных. Передние всадники налетели на него, сбили лошадь с всадником на землю, но трое из них тоже полетели вверх тормашками. Остальные осадили коней, и это дало славянам шанс выстоять. Они выхватили мечи и ошиблись с всадниками.
Облак нес на себе двоих — вместе с князем ехал оставшийся без лошади Синдбад. Привстав на стременах, мореход из-за плеча резанца выпустил из его лука две стрелы прежде, чем Облак грудью врезался в сбившихся черных всадников. Побывавший во многих битвах, он не нуждался в понуканиях — и в первый же миг его зубы вонзились в шею ближайшего коня. Тот завизжал от боли, завертелся на месте, не слушая седока.
Окровавленные мечи мелькали в лесном полумраке. Бросив повод и сжимая коленями бока коня, Буян бился сразу двумя руками — в левой у него была отобранная у одного из поверженных противников сабля. Отбивая ею прямые удары и отводя оружие противника в сторону, гусляр потом пронзал обезоруженного врага мечом.
Мечислав же пробился к Гаральду и теперь своим конем защищал пешего рыцаря от всадников. Его темно-серый жеребец бил копытами так, что нападавшие не могли заставить своих лошадей приблизиться.
Хуже всех приходилось Властимиру — из-за его спины Синдбаду было почти невозможно прийти ему на помощь — мореход мог только и делать, что защищать спину князя да поглядывать, чтобы тот не промахивался мечом.
Отводя в сторону, как раз под саблю Синдбада, меч очередного врага, князь далеко отдернул свой меч и наугад ткнул им вперед, где, как ему казалось, должен был находиться человек. Лезвие вошло куда- то, повстречав сопротивление — Властимиру приходилось биться в темноте и он знал, что это — сопротивление доспеха из тонких, как пергаменты, пластин бронзы. Сдавленный крик подсказал ему, что меч пробил доспех и достал тело врага, но вырвать оружие он не успел. Кто-то второй подлетел ближе — Властимир уловил тяжелое дыхание лошади и свист рассекающей воздух сабли.
Она должна была опуститься на его голову… Князь приподнял щит и отклонился в сторону.
Косой удар задел шлем, и Властимиру достался только сильный удар по голове. Разжав пальцы и опустив меч, он совсем пригнулся, давая Синдбаду возможность расправиться с врагом.
Над его головой зазвенели сабли, но противники успели обменяться всего одним-двумя ударами, как вдруг нападавший исчез. Синдбад видел, как Буян всадил ему в спину саблю пониже ребер, но не успел сказать об этом — в следующий миг Облак и золотистый жеребец Буяна сшиблись.
— Держись, княже, — послышался бодрый голос гусляра. — Немного осталось!
Один из черных всадников сорвал с плеча готовый к броску аркан и раскрутил петлю.
— Он нужен мне живым! — крикнул Буян.
Петля взвилась в воздух и пала на плечи Мечислава — юноша держался чуть поодаль, и можно было предположить, что остальные не успеют прийти ему на помощь. Не растерявшись, Мечислав крепче сдавил бока коня коленями и, одной рукой схватившись за луку седла, другой поймал аркан и потянул на себя.
Его жеребец осел на задние ноги. Грудь Мечислава сдавило так, что он чуть не потерял сознания, но не ожидавший такого рывка враг покачнулся в седле, теряя равновесие.
— Держи его! — скомандовал Буян.
Он взмахнул рукой — и всадник завалился набок. Из плеча его над самой ключицей торчала рукоять ножа.
На него тут же с седла своего коня камнем пал Буян. Вырвав нож из раны врага, он обрезал аркан и обрывком принялся скручивать руки пленнику. Тот не смог сопротивляться.
Тем временем остальные нападавшие отступили, бросив своих умирающих и попавшего в плен товарища.
Победители не стали задерживаться на прогалине. Буян с помощью Гаральда вздернул пленника поперек седла, и они поскакали прочь.
Они скакали до тех пор, пока под тяжеловесным Гаральдом конь не стал задыхаться.
На вершине невысокого холма они спешились, и Буян поставил на ноги пленника. От потери крови его шатало, он был бледен и часто, глубоко, как загнанная лошадь, дышал.
— Радуйтесь…— прохрипел он, — Скоро вы будете проклинать себя, что не погибли в этом бою…
— Это ты сейчас будешь перед нами на брюхе ползать! — высокомерно ответил Гаральд.
Гусляр перебил его.
— Погоди, друг, — Буян обернулся к пленнику. — Вас послали нас напугать?
— У нас был приказ взять вас живыми, — выдохнул пленник. — Наш господин милосерден…
Это вызвало у врагов взрыв смеха.
— Ничего себе милосердие, — отсмеявшись, молвил Синдбад. — Взять в плен, чтобы потом казнить, так ведь?
— Мой господин милосерден, — гордо взвизгнул пленник. — Он может помиловать тех, кто будет ему служить!..
Он закашлялся и упал на колени.
Буян с удивительной жестокостью, словно подтверждая слухи о кровожадности язычников, ударом сапога сбил его, несколько раз ударил под ребра и, когда тот зашелся в кашле, присел, приставив к его горлу нож.
— Что нам готовит Кощей? — спросил он. — Скажи все, что тебе известно!
Белое лицо пленника заливал холодный пот. Он зло скрипел зубами.
— Не заставишь, — выдохнул он. — Я умираю… Убей меня!
— Нет, — спокойно и ласково ответил гусляр. — Я не убью тебя — ты сдохнешь сам. Ты будешь умирать медленно, очень медленно, и все время будешь рассказывать, что знаешь…
Он прикоснулся ножом к горлу пленника, но сделать надрез не успел. Чья-то рука вынырнула из-за его плеча и отвела нож.
Обернувшись, Буян встретился взглядом с Гаральдом. Рыцарь завел ему руку за спину.
— Ты этого не сделаешь, — медленно выговорил он.
— Оставь свое хваленое христианское милосердие для других, — отрезал Буян, — Не мешай мне!
— Ты этого не сделаешь, — с угрозой повторил Гаральд. — Иначе ты больше не сможешь прикоснуться к Чаре Грааля без вреда для себя. Его убью я!
Рыцарь хладнокровно вынул нож и склонился над поверженным.
— Теперь ты узнаешь, как умеют убивать люди, у которых личные счеты с твоим хозяином, — почти сладострастно пропел он, играя ножом. — Скоро вечер, и ты доживешь до него — чтобы увидеть, как оборотень, творение твоего хозяина, пожирает твои кишки!.. Я буду есть медленно — еще не привык к человечине, — но когда-то же надо начинать, не так ли?
Оскалившись, как настоящий зверь, он стал ощупывать плечи и руки пленника, потом ножом разжал сведенные зубы и открыл ему рот.
— Твой язык съесть сырым или жареным? — деловым тоном осведомился он. — Говори сейчас — потом пискнуть не сможешь…
То ли ослабев от потери крови, то ли испугавшись того, что его ждет, пленник вдруг воскликнул слабым голосом:
— О нет, прошу вас!..
— Что — “нет”? — Гаральд по-приятельски обнял его за плечи, приподнимая. — Не начинать с языка?.. А с чего? Ты сам будешь мне говорить, что отрезать у тебя? Это радует!
