богословскому знанию.
Этот святоотеческий взгляд очень хорошо высказан великим отцом-исихастом Св. Григорием Паламой, когда он был вынужден защищать православное богословие и духовный опыт конкретно от западного рационалиста Варлаама, который хотел свести духовный опыт и знание исихазма к чему-то достижимому наукой и философией. Отвечая ему, Св. Григорий выдвигает общие принципы, вполне применимые в наши дни, когда ученые и философы думают, что они могут понять тайны творения и природы человека лучше, чем православное богословие. Он пишет:
«Начало премудрости — быть достаточно мудрым, чтобы различить и предпочесть мудрости низкой, земной и суетной — истинно полезную, небесную и духовную, исходящую от Бога и приводящую к Нему, и сотворяющую угодными Богу приобретающих ее» (В защиту святых исихастов, Триада 1, 2).
Он учит, что только вторая мудрость блага в себе, а первая и блага, и зла:
«Знание различных языков, сила риторики, исторические знания, открывание тайн природы, различные методы логики… все это одновременно и благо и зло, не только потому, что оно проявляется соответственно идее тех, которые им пользуются, и легко принимает форму, которую придает ему мнение тех, кто им владеет, но также и потому, что изучение его хорошо лишь до той степени, которая придает зраку души проницательность. Но оно худо для того, кто отдается этим исследованиям так, чтобы оставаться в них до старости» (Там же, Триада 1, 6).
Кроме того, даже «если один из отцов говорит то же, что внешние, это согласие только словесное, а мысли совершенно различные. Первые, по Павлу, имеют „ум Христов“ (1 Кор. 2, 16), а вторые выражают в лучшем случае человеческое разумение. „Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших“, говорит Господь (Ис. 55, 9). К тому же, если бы даже мысли этих людей были порой теми же, как у Моисея, Соломона или их подражателей, какая им от этого польза? Какой человек в здравом уме и принадлежащий к Церкви, может из этого вывести, что их учение от Бога?» (Там же, Триада 1, 11).
От мирского знания, пишет святитель Григорий, «мы абсолютно не можем ожидать какой-либо точности в познании вещей божественных; ибо невозможно почерпнуть из него какого-либо определенного учения о божественном. Ибо „Бог его объюродил“» (Там же, Триада 1, 12).
И это знание может быть вредным и враждебным истинному богословию:
«Сила этого разумения, объюродившего и не-сущего, вступает в борьбу против тех, кто принимает предание в простоте сердца; оно презирает писания Духа, следуя примеру людей, которые обращались с ними небрежно и восстановили тварь против Творца» (Там же, Триада 1, 15).
Вряд ли может быть дана лучшая, чем эта, оценка того, что современные «христианские эволюционисты» попытались сделать, считая себя мудрее святых отцов, и применив мирское знание для перетолкования учения Священного Писания и святых отцов. Разве не видно всякому, что рационалистический, натуралистический дух Варлаама вполне близок духу современного эволюционизма?
Но отметим, что Св. Григорий говорит о научном знании, которое, на своем уровне, истинно; оно становится ложным, только воюя с высшим, богословским знанием. Истинна ли теория эволюции хотя бы научно?
Я уже упоминал в этом моем письме о сомнительной природе научных свидетельств в пользу эволюции вообще, о чем я буду рад Вам написать в другом письме. Здесь я должен сказать слово конкретно о научных свидетельствах в пользу эволюции человека, поскольку мы уже начинаем затрагивать область православного богословия.
В своем письме Вы говорите, что счастливы, что не читали трудов Тейяра де Шардена и прочих сторонников эволюции на Западе; Вы подходите ко всему этому вопросу «просто». Но здесь-то, боюсь, Вы и сделали ошибку. Хорошо и полезно принимать Священное Писание и святых отцов просто; так их и следует принимать, что я и стараюсь делать. Но почему мы должны относиться к творениям современных ученых и философов «просто», веря им на слово, когда они говорят о чем-то, что оно истинно — даже если принятие их высказывания вынуждает нас менять наши богословские взгляды? Напротив, нам следует быть очень критичными, когда современные мудрецы говорят нам, как мы должны истолковывать Священное Писание. Нам следует критически воспринимать не только их философию, но и «научные свидетельства», которые, как они считают, говорят в пользу их философии, ибо часто «научные свидетельства» сами по себе являются философией.
Особенно это верно в отношении ученого иезуита Тейяра де Шардена; ибо он не только построил самую проработанную и влиятельную философско-богословскую систему, основанную на понятии эволюции, но и был тесно связан с открытием и интерпретацией почти всех ископаемых свидетельств в пользу «эволюции человека», найденных за время его жизни.
А теперь я должен задать Вам очень элементарный научный вопрос: каковы доказательства «эволюции человека»? В детальное изложение этого вопроса я тоже не могу входить в данном письме, но рассмотрю его вкратце. Позже, если пожелаете, могу написать и больше.
Научные ископаемые свидетельства в пользу «эволюции человека» состоят из: ископаемых останков неандертальца (много экземпляров); синантропа (несколько черепов); так называемых яванского, гейдельбергского и пилтдаунского «людей» (20 лет назад) и недавних находок в Африке (все они крайне фрагментарны) и из немногих других останков. Все ископаемые свидетельства «эволюции человека» можно уместить в ящик размером с небольшой гроб, и происходят они из далеко удаленных одна от другой местностей, при отсутствии надежных указаний хотя бы на относительный (а уж тем более «абсолютный») возраст, и без всяких указаний на то, как эти разные «люди» связаны между собой родством или происхождением.
Кроме того, один из этих «эволюционных предков человека», «пилтдаунский человек», как выяснилось 20 лет назад, представлял собой намеренную подделку. Интересно, что Тейяр де Шарден был одним из «открывателей» «пилтдаунского человека» — факт, который Вы не найдете в большинстве учебников или в его биографиях. Он «открыл» клык этого сфабрикованного создания — зуб, который уже был подкрашен с намерением ввести в заблуждение относительно его возраста, когда он его нашел! У меня нет доказательства того, что Тейяр де Шарден сознательно участвовал в обмане; думаю, более вероятно, что он пал жертвой фактического устроителя обмана, и что он так стремился найти доказательства «эволюции человека», в которую уже верил, что просто не обратил внимание на анатомические затруднения, которые этот грубо сфабрикованный «человек» предъявлял объективному наблюдателю. Все же в учебниках по эволюции, напечатанных до выявления подделки, пилтдаунский человек принимается в качестве эволюционного предка человека бесспорно; с его «черепа» была даже сделана реконструкция (хотя были обнаружены всего лишь фрагменты); и делались уверенные утверждения, что «он сочетает человеческие признаки с другими, гораздо менее прогрессивными» (Трейси Л. Сторер, «Общая Зоология», Нью-Йорк, 1951). Это конечно, и было то, что требовалось для «недостающего звена» между человеком и обезьяной, потому-то и пилтдаунская подделка состояла именно из человеческих и обезьяньих костей.
Некоторое время спустя тот же Тейяр де Шарден участвовал в открытии, а наипаче в «интерпретации» синантропа. Было найдено несколько черепов этого создания, и это оказался наилучший кандидат из найденных к тому времени в «недостающее звено» между современным человеком и обезьяной. Благодаря его (де Шардена —
Тейяр де Шарден имел отношение к открытию, а главное — к интерпретации некоторых находок «яванского человека», которые были фрагментарными. Собственно, где бы он ни был, он находил «свидетельства», которые в точности отвечали его ожиданиям — а именно, что человек «произошел» от обезьяноподобных созданий.
Если Вы изучите объективно все ископаемые свидетельства в пользу «эволюции человека», то, я думаю, Вы обнаружите, что убедительных или хоть сколько-нибудь разумных доказательств этой «эволюции» нет. Считается, что они есть, потому что люди хотят в это верить; они веруют в философию,
