Он высвободился, сделал несколько неловких шагов и встал, привалившись к фюзеляжу.
— Будто по киселю ходишь, — пожаловался он, учащенно дыша. — Запах довольно неприятный.
— Только сейчас почувствовал? — усмехнулся Гусев. — Сероводород, основа местной жизни. Это не самое страшное.
— В какой стороне земля? — поинтересовался Кроман.
— Примерно там. — Гусев махнул расслабленной рукой куда-то в туман.
— Действительно примерно, — хмыкнул Кроман. — Ну а все же?
— Да там же, там. Плюс-минус тридцать градусов. Ты же помнишь, как нас мотало перед тем, как мы ткнулись. Если бы гирокомпас не разлетелся вдребезги, я бы тебе ответил точнее… А ты зачем интересуешься? Неужели пешком идти собрался?
Кроман не ответил. Опираясь о фюзеляж, добрался до люка и полез обратно. Гусев обошел вокруг самолета, стукнул мимоходом кулаком по обломку кронштейна хвостового поплавка, затем тоже забрался в кабину и задвинул дверь.
В это время Кроман закатывал рукав на вялой, неживой руке Калины. Бормоча что-то себе под нос, смазал кожу ваткой и сделал укол. Избегая смотреть на беспомощное тело друга, Гусев пробрался к передатчику. Включил, послушал немного и вновь вырубил питание.
— Экономить нужно, — ответил он на вопросительный взгляд Кромана. — Иначе сядут батареи за два дня, тогда нас вообще никто не найдет.
— Два дня? — брови Кромана медленно поползли вверх.
— А ты что думаешь! Два дня — минимальная длительность здешней магнитной бури. Плюс-минус… Да черт его знает, сколько она еще продлится!
— Двух суток Калина может не выдержать, — сказал Кроман. — Нужно искать какой-то выход.
— Выход! — Гусев стукнул кулаком по панели. — Какой выход! Верхом на блине ехать, что ли?
— А можно? — спросил Кроман, и Гусев с изумлением уставился на него.
— Ты что, шутишь?
Кроман наклонил голову, аккуратно опустил и застегнул рукав на руке Калины.
— Я на Флоре всего неделю. К тому же я врач, а не… блинолог, — с обидой произнес он. — Откуда мне знать! Тогда придумай что-нибудь другое. Может быть, не стоит сидеть здесь? Может быть, нужно идти? Не всем вместе, это понятно. Мы бы с Калиной остались ждать здесь.
— Идти? — усмехнулся Гусев. — Куда?
— На берег, к Станции, за помощью!
Гусев тяжело вздохнул и досадливо передернул плечами.
— Не сбиться с направления в этом молоке без единого ориентира в первые же полчаса — просто чудо. Другое чудо — пройти десять километров пешком по лиману. Не слишком ли много чудес ты от меня требуешь?
Кроман суетливым жестом потер ладони, быстро взглянул на Гусева и отвернулся.
— Наверное, ты прав, — проговорил он. — Я все понимаю. Просто Калине действительно нужна срочная операция и…
Он замолчал и без всякой нужды принялся рыться в своей медицинской сумке, вытаскивая и пряча какие-то пузырьки, упаковки таблеток и прочую мелочь. Гусев смотрел на все эти бессмысленные движения, и лицо его медленно наливалось кровью.
— Ты думаешь, я боюсь? — медленно осведомился он. — Если думаешь — так и скажи. Только я на это плюю. Что ты знаешь о Флоре? Об этом чертовом лимане? Что? Ну. хорошо, я пойду. Значит, погибнут уже двое: Калина и я. И неизвестно, кстати, кто раньше. Ты понимаешь или нет? Зачем это тебе?
— Что ты, Гусев! — испугался Кроман. — Совсем я так не думаю. Ты меня просто неправильно понял. Я хотел лишь спросить о возможности и совсем не имел в виду ничего такого. Я действительно тут ничего не знаю…
Гусев слушал его лепет, и злость уходила, раздражение гасло. Но какой-то паршивый осадок в душе все равно оставался. Будто он и в самом деле в чем-то виноват. Что за ерунда! Он тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли. Калина на его месте поступил бы точно так же. Кому, как не Калине, знать, что такое лиман Лапранди…
Мягкий толчок качнул самолет, раздался долгий пронзительный скрежет, словно снаружи по обшивке от хвоста к носовой части двигалась огромная терка. Кроман слегка вздрогнул, но не от страха, а от неожиданности. Он забеспокоился, лишь когда увидел, как враз побледневший Гусев вырвал из кобуры пистолет, стволом провожая источник скрежетания. Фюзеляж покачнулся в последний раз, и все затихло.
— Что это было?
— Это… — Гусев с шумом перевел дух. — Это, брат, самая мерзкая здешняя тварь. И наше счастье, что мы ей сегодня не понравились. Если тебе интересно, зовут ее «единорог».
— Почему?
— Да просто так назвали… Вообще-то нечто вроде рогов у нее в самом деле имеется. Как ты знаешь, в лимане пищевая цепочка целиком состоит из животных. Только в самом начале несколько видов простейших водорослей. Этим биосфера лимана и уникальна. И практически все, начиная со второго- третьего звена, — хищники. Все друг друга жрут. Так вот, «единорог» — на самом верху пирамиды. Сидит, зарывшись в ил, пока не проголодается, а потом идет на охоту. Поскольку у него нет естественных врагов, он никого не боится. И всякого прежде всего норовит сожрать.
— Самолет-то ему зачем жрать? — не поверил Кроман.
— Да он и сам не знает, а все равно попытаться мог. Но на этот раз нам повезло. Видно, сытый попался.
Гусев подошел к двери, отодвинул створку и выглянул наружу.
— Ты не боишься, что он вернется? — немного нервно спросил Кроман. — Или другой приплывет, голодный?
— Нет, — успокоил его Гусев. — Их здесь очень мало. Лиман большой, но его биоресурсы все равно ограниченны. Ты не представляешь, насколько сбалансирована здешняя экология… — Он зябко передернул плечами и потер ладонями лицо. — Кроман! Дай мне что-нибудь. Словно бы познабливает. Только простуды мне тут еще не хватало.
— Сейчас, — засуетился Кроман, полез в свою сумку, достал облатку и протянул Гусеву. — Это антибиотик. А вот еще тонизирующее.
Гусев сунул в рот таблетки, разжевал и проглотил, слегка поморщившись от горечи. Целлофановую оболочку скатал комочком и швырнул в воду. Комочек упал на гладкую поверхность воды, почти ее не потревожив. Он будет тут лежать и завтра, и послезавтра, и еще месяца четыре до начала сезона ветров. Течений в лимане не бывает. Планета не имела спутников, поэтому здесь не было и приливов с отливами. Когда миллионы лет назад в лимане зародилась жизнь, ничто не мешало ее эволюции. Гусев еще постоял немного, бездумно глядя на этот комок.
— Если бы хоть спасательный плотик был, — произнес он не оборачиваясь и замолчал, потому что ему показалось, что неосознанно он оправдывается неизвестно в чем.
— Что? — переспросил Кроман.
Самое плохое, что никто их искать не собирается, и в этом действительно есть вина Гусева. В Фактории их не ждут, потому что он не сообщил о вылете, намереваясь сделать это уже в полете, однако начавшаяся магнитная буря превратила его намерение в ничто. А на Станции не знают, что они не долетели. Что им могло помешать? И не узнают, прежде чем не наладится связь. Черт их дернул лететь над лиманом!
— На плотике с мотором, да с нормальным запасом продуктов можно было бы рискнуть, — рассуждал он вслух. — Только говорить об этом бесполезно. Плотика-то все равно нет!
Берег в той стороне, куда он показал Кроману, отчего-то Гусев был в том уверен почти на все сто. У него отличное чувство ориентации, оно его никогда не подводило, и никакая магнитная буря не способна его исказить…
— Пойми, — сказал Гусев, — одно дело — рисковать, если есть хотя бы малейший шанс. Но сейчас-
