Маркиз де Карабас

шуаны Буажелена могли бы с вами расправиться.

Прежде чем вы вступите в наследство, вам наверняка придется сразиться не только с республиканскими властями, но и еще кое с кем. Ну, а тем временем надо раздобыть деньги для Бене.

— Неужели мы и впрямь должны пойти на сделку с этим вымогателем?

— И при этом улыбаться, — выразительно проговорил Ледигьер. — Быть может, этот грабитель сегодня менее опасен, чем месяц назад, ведь террор уже не правит страной. Но еще достаточно опасен, потому что в него в руках все рычаги усовершенствованной террористами судебной машины, которую еще никто не попытался уничтожить. Бене стал более осторожен в злоупотреблениях. Вот и все. Пару месяцев назад за свою подлую услугу он потребовал бы в десять раз больше. Если вы не хотите, чтобы имение перешло в национальную собственность, не остается ничего, кроме как дать ему взятку.

— Но где я найду тысячу луидоров? У меня и двух сотен не наберется. В получении этой суммы я целиком рассчитывал на Лафона.

Ледигьер откровенно рассмеялся.

— Я бы предостерег вас от излишнего оптимизма, племянник. Будь у меня деньги, я без колебаний одолжил бы вам сколько надо. Я был бы рад истратить последний су для осуществления плана, ради которого мой отец выдал бедняжку Марго за старого маркиза. — Он вздохнул при грустном воспоминании. — Но мы что-нибудь придумаем.

Говоря так, Ледигьер имел в виду состоятельную маркизу дю Грего, которая вместе с дочерью, виконтессой де Белланже, числилась в должниках Этьена де Шавере. Они были арестованы на основании закона о подозреваемых в контрреволюционной деятельности и, находясь в тюрьме, не могли воспользоваться своим богатством. Этьен де Шавере потратил огромные суммы — три или четыре тысячи луидоров — на взятки для их освобождения. В связи с его собственным арестом, совпавшим по времени с освобождением маркизы и ее дочери, долг остался невостребованным. Теперь им представлялась возможность расплатиться. По счастливому совпадению дела республики незамедлительно призывали Ледигьера в Пер-Мало. Он решил ехать через Кэтлегон, взять с собой Кантэна и представить его маркизе. Поскольку не кто иной, как Ледигьер был в этом деле посредником между маркизой дю Грего и Этьеном де Шавере, Кантэн мог не сомневаться в том, что ему окажут самый благосклонный прием.

Глава X ГОСПОЖА ДЕ БЕЛЛАНЖЕ

На следующий день ранним утром Кантэн и его вновь обретенный дядюшка выехали из города. Поскольку адвокату требовалось как можно скорее прибыть в Пер-Мало, они путешествовали верхом. Большую часть вещей Кантэну пришлось оставить в доме дяди и взять с собой лишь то, что смогло уместиться в небольшой саквояж, который он привязал к седлу. Никогда еще ни один маркиз, владелец половины провинции, не путешествовал более скромно.

В других частях Франции ношение трехцветной кокарды [Трехцветная кокарда — значок на головном уборе, состоявший из трех цветов — синего, белого и красного — цветов национального флага Франции] являлось отнюдь не лишней мерой предосторожности, но здесь, в провинции, наводненной шуанами, трехцветная кокарда была не менее опасна, чем белая [Белая кокарда — значок белого цвета. Белый цвет — цвет королевского флага во Франции]. Посему они предпочли отказаться от обоих видов политической символики, оставив, по совету Ледигьера, за собой право, в зависимости от обстоятельств, кричать либо «Да здравствует республика!», либо «Да здравствует король!»

Двигаясь почти без остановок, они провели первую ночь в Шатобриане, в вторую — в Плоэрмеле. Здесь они остановились в таверне «Белый аист», чей коротконогий низенький хозяин, гражданин Кошар, приветствовал Ледигьера как давнего друга.

Им нанесли визит два члена местного Революционного комитета, которые потребовали предъявить документы. Когда их требование было удовлетворено, оба чиновника проявили вежливость, которая словно проснулась в них после двухлетней спячки. Они даже попросили извинения за причиненное беспокойство, объяснив, что бандиты — так они величали шуанов — в последнее время проявляют все большую активность.

На следующее утро путешественники выехали из Плоэрмеля и поскакали в Кэтлегон, до которого было двадцать миль пути. Холодное сентябрьское небо покрывали тучи, дул сильный западный ветер, и окутанные пасмурной дымкой вересковые пустоши казались унылыми и безлюдными. Они ехали по тропам, которые с каждым шагом становились все более крутыми и трудноразличимыми. Миновав возвышенность, они въехали в лес. Лишь изредка по пути попадались крестьяне, мужчины и женщины, и каждый приветствовал их на незнакомом Кантэну языке.

К полудню дядя и племянник выехали из леса в широкую долину, засаженную редкими деревьями. Кантэну она показалась парком, окружающим массивный, сурового вида квадратный особняк с гладким фасадом из серого камня.

У подножия лестницы с перилами, ведшей на террасу, на которой стоял дом, они спешились и, оставив коней вышедшему им навстречу помощнику конюха, поднялись по широким, поросшим лишайником ступеням.

Когда Кантэн пересекал террасу, ему показалось, что в одном из высоких окон мелькнуло чье-то лицо, мелькнуло и поспешно скрылось, как только она поднял глаза. В дверях посетителей встретил пожилой лакей без ливреи и провел их в просторный салон, полный воспоминаний о былом великолепии, где вскоре к ним присоединились владелицы поместья.

Ледигьеру был оказан теплый прием, как равному. Когда же старый адвокат представил своего спутника в качестве нового маркиза де Шавере, на лицах обеих дам отразилось изумление, граничащее с недоверием; последнее — но отнюдь не первое — рассеялось после немногословных объяснений Ледигьера и предъявления документов, на чем молодой человек настоял несмотря на упорные возражения обеих дам.

Маркиза и ее дочь рассматривали Кантэна с таким же интересом, как и он их. Маркиза дю Бо дю Грего была увядшая красавица, высокая, угловатая и сухая, любезная и снисходительная. Ее дочь, виконтесса де Белланже, такая же высокая, как мать, отличалась поистине ослепительной красотой. Тугие локоны ее роскошных черных блестящих волос оттеняли матовую белизну шеи, нежную бледность лица и коралловую теплоту полных, чувственных губ. У нее были темные глаза, большие и томные, и точеные черты лица. Облегающие линии серой бархатной амазонки, отделанной золотыми кружевами, подчеркивали фигуру, по красоте не уступавшую лицу.

Возвращая бумаги, маркиза заговорила печальным увядшим, как и она сама, голосом:

— Припоминаю, что маркиз Бертран под конец жизни совершил мезальянс.

В неудачном выборе слов, облекавших это меланхолическое замечание, не было и тени злого умысла.

— Он женился на моей сестре, сударыня, — ничуть не смущаясь, ответил Ледигьер. — Отсюда и тот интерес, который я проявляю к ее сыну.

— Ваша сестра? Ах, конечно, конечно. Теперь я вспомнила. Она носила фамилию Ледигьер и считалась редкостной красавицей. Во всяком случае, достаточно красивой, чтобы это компенсировало в глазах мужчины ее низкое происхождение. Это было еще до вашего рождения, Луиза. Но я не знала, что их союз принес плоды.

Тем временем плод упомянутого союза являл собой бесстрастный объект ее внимательного изучения. Близорукие старческие глаза не без удовольствия разглядывали гибкую, стройную фигуру, элегантный редингот, шпагу на перевязи, гордо посаженную голову, мужественные черты узкого овального лица.

— В вас немного от Шеньеров, — заметила маркиза. — Полагаю, вы в мать. — Она тихим голосом