удивления. Затем по его телу пробежала дрожь, с губ сорвался стон, и он мешком осел на землю, схватившись за торчащую из его тела шпагу, будто затем, чтобы остановить падение.
В тот же миг шуаны с громкими криками сорвались с места. Но верный своему слову Грожан с пистолетами в обеих руках бросился между ними и Кантэном. Он говорил на бретонском наречии, однако его тон и жесты не оставляли сомнения в смысле его слов.
Яростные вопли перешли в ворчание. Но вскоре и оно смолкло, и толпа окружила победителя и лежавшего у его ног побежденного.
Кантэн слегка пошатывался, глядя на бесформенную груду, которой стал тот, кто совсем недавно насмехался над ним, похваляясь своей силой и неуязвимостью. Он испытывал не только физическую слабость, но и глубокое отвращение. Первый раз в жизни он убил человека. Он сделал это, защищая собственную жизнь, и все же чувствовал себя убийцей и понимал, что этот обмякший труп, эти широко открытые, невидящие глаза, эти ухмыляющиеся губы, покрытые кровавой пеной, страшным, неотступным видением будут отныне преследовать его.
Грожан грубо схватил его за руку. Шуан с первого взгляда понял, что человек, лежащий у их ног, мертв.
— Мы держим данное слов, — прорычал он. — Убирайтесь.
Кантэн чувствовал, что ему надо что-то сказать, но не находил подходящих слов. Под потупленными взглядами всего отряда он молча повернулся и пошел в сторону таверны. За его спиной вновь поднялся угрожающий ропот, но Грожан усмирил своих людей. Кошар встретил Кантэна в огороде, откуда он наблюдал за поединком. Не теряя времени, он нашел для молодого человека коня и простился с ним, посоветовав извлечь всю возможную пользу из чуда, избавившего его от смертельной опасности, и как можно скорее покинуть город и его окрестности.
Глава XIV
БУАРДИ
Кошар не ошибся, полагая, что временное затишье продлится недолго.
Вскоре шуаны взбунтовались против Грожана. Они обвинили его в том, что он не позволил им отомстить за своего вожака. В ответ на его напоминание о данном слове один из них, очевидно несостоявшийся юрист, задал вопрос:
— Обязательство сводилось к тому, что этому щенку позволят убраться отсюда. Оно выполнено. Но если кто-нибудь из нас снова встретится с ним? Что тогда?
— Тогда другое дело, — вынес решение Грожан.
— Отлично, мы встретимся с ним. Сегодня же. Надо только выяснить, какой дорогой он поехал. Кто со мной?
За исключением Грожана, который яснее других отдавал себе отчет в сути этого поединка и видел в нем обыкновенное мошенничество со стороны Буажелена, все были на стороне хитрого казуиста.
В результате случилось так, что когда часа три спустя Кантэн спустился с поросших вереском холмов Плоэрмеля и ехал по ровной дороге в окрестностях Пайяка, его внезапно окружил отряд из двадцати шуанов на косматых бретонских пони; среди них он узнал нескольких сподвижников Буажелена.
Увидев Грожана, Кантэн окончательно убедился в справедливости своего предположения. Он догадался, что знание местности позволило им сократить путь с целью перехватить его и исправить оплошность, в результате которой он беспрепятственно уехал из Плоэрмеля.
— Так-то вы держите слово? — спросил он.
Вместо ответа его стащили с коня, отобрали шпагу и связали руки за спиной. Все это они проделали молча, не обращая внимания на его вопросы и гневные замечания. Грожан ни на минуту не отходил от молодого человека.
Кантэн не догадывался, что присутствие Грожана гарантирует ему относительную безопасность, поскольку, уступив там, где нельзя было оказать открытое сопротивление, рослый бретонец мог, по меньшей мере, настоять на том, чтобы убийцу Буажелена не предали смерти до тех пор, пока главнокомандующий армией шуанов господин де Буарди, ознакомившись с обстоятельствами дела, не вынесет приговора.
Кантэна тщательно обыскали, отобрали среди прочего охранное свидетельство Комитета общественной безопасности и пояс с зашитыми в нем двумястами гинеями в английских золотых монетах.
После короткой перебранки, смысла которой Кантэн не уловил, ему развязали руки, чтобы он мог ехать верхом. Ему приказали сесть на коня, и отряд двинулся в сторону от большой дороги.
Узкими окольными тропами, почти незаметными для глаз, дикими нехожеными проселками, петляющими через рощи, речными бродами, ни на минуту не замедляя скорости, на закате этого осеннего дня Кантэна доставили в огромный сумрачный лес.
На опушке леса Кантэн впервые услышал, как один из его провожатых издал звук, напоминающий крик совы, который и дал название всему движению. Из глубины леса до них долетел ответный крик. Замедлив скорость, отряд продолжал уверенно двигаться к сердцу лабиринта дубовых, вязовых и березовых зарослей, пока, наконец, не вышел на прогалину размером с кафедральную площадь, в дальнем конце которой в сгустившемся мраке едва виднелось небольшое, убогое на вид, строение. В центре прогалины под высоким железным треножником, с которого свешивался огромный котел, пылал костер. Вокруг него расположилось больше сотни человек, чья одежда и вооружение говорили об их принадлежности к одному братству с людьми, захватившими Кантэна. Несколько человек поднялось навстречу прибывшим. Услышав привезенную ими новость, сообщенную все на том же непонятном Кантэну бретонском наречии, остальные с криками повскакивали с мест.
Кантэну велели спешиться и еще раз обыскали, после чего Грожан в сопровождении четверых шуанов повел его в дальний конец прогалины.
Когда они подошли к строению, Грожан громко постучал в дверь, распахнул ее и вошел внутрь. Остальные последовали за ним.
Кантэн оказался в небольшой комнате, ярко освещенной лампой, стоявшей на большом столе, один конец которого занимали остатки ужина, а на другом в беспорядке лежали кипы бумаг и письменные принадлежности. Над бумагами склонился человек лет тридцати со смуглым аристократическим лицом, чья богатая одежда являла собой разительный контраст с убогостью окружающей обстановки. На нем был серый бархатный камзол с серебряными пуговицами и кокардой с изображением пламенеющего сердца на груди. Его темные блестящие волосы были тщательно причесаны, на богатом кружевном жабо сверкал бриллиант, второй украшал холеную узкую руку, державшую перо.
У правой стены стояла бретонская кровать, похожая на шкаф. Два деревянных табурета завершали обстановку комнаты с почерневшими от грязи стенами, земляным полом и забранными ставнями окнами.
Сидевший за столом человек — это был Буарди, один из самых знаменитых и неуловимых предводителей роялистов на Западе — оторвался от бумаг и взглянул на вошедших. При виде пленника он вскинул голову, и в его темных глазах зажегся интерес.
— Что случилось, Грожан?
Торопливый рассказ Грожана не раз прерывали остальные шуаны. Они так плохо говорили по- французски, что пленнику пришлось напрячь все свое внимание, чтобы уловить смысл их объяснений. Иногда все они говорили разом, как в том месте рассказа, где речь шла о смерти Буажелена. Услышав невероятную новость, Буарди вскочил на ноги. Вид его был столь ужасен, что все мгновенно смолкли. После небольшой паузы Буарди глухо произнес:
— Мертв! Буажелен мертв!
Словно обессилев, он снова опустился на стул и поднес руку ко лбу.
