Но в эту минуту Кантэн был подлинным маркизом.
— Уж не думают ли эти канальи, что я испугался! Долго они не продержатся.
— У них есть ружья. Они могут выстрелить.
— Если так, то мне остается надеяться, что они не слишком меткие стрелки. Свет им не поможет. Откройте.
У Кантэна был настолько решительный вид, что Шарло с ворчанием повиновался.
Кантэн понимал, что отсиживаться в четырех стенах — значит, дожидаться нападения, которое, однажды начавшись, может привести к самым плачевным результатам. Иногда можно многого достичь личным бесстрашием. Отвага и презрение к опасности порой усмиряют самые дикие страсти.
Массивная дверь открылась, и Кантэн с непокрытой головой показался на крыльце перед парапетом, доходившим ему до груди. По обеим сторонам от него вниз сбегали ступени лестницы.
При его появлении шум мгновенно смолк. Какое-то мгновение его силуэт чернел на фоне ярко освещенного дверного проема. Но лишь только дверь закрылась и свет факелов упал на лицо Кантэна, его сразу узнали, и нападающие вновь разразились проклятиями:
— Санкюлот! Вор! Покупатель национальной собственности! Мы покажем тебе, чья это собственность! Тебя вырвет твоим республиканским банкетом!
Кантэн знал, что именно это он и услышит. Он поднял руку, призывая к тишине, но выкрики продолжались. Сквозь завитки в решетке ворот он увидел нацеленный на него мушкет и при свете факелов узнал в целившемся Лафона. Но он не опустил руку.
Грянул выстрел, и за спиной Кантэна посыпались осколки камня. Он не шелохнулся, и его холодная отвага произвела, наконец, то впечатление, на которое он рассчитывал. Наступила полная тишина.
— Люди Шавере! — голос Кантэна звучал твердо и уверенно. — Я вступаю в переговоры с вами не потому, что испугался. Мы хорошо вооружены и готовы оказывать вам сопротивление, пока не подоспеет помощь, за которой я уже послал, предвидя ваш приход. Я веду с вами переговоры только потому, что вас привела сюда ложь тех, кто преследует свои собственные низкие цели.
— Неправда, что я являюсь покупателем национальной собственности. Мне пришлось заплатить за вступление во владение имением; но Шавере остается моим по праву рождения и наследования, что отлично известно тем, кто настроил вас против меня. Я — маркиз де Шавере, доказательства чего предъявлю любым шести представителям, которых вы пришлете ко мне.
Его уверенный, почти надменный тон возымел действие. Толпа узнала тон представителя привилегированного класса, на своей принадлежности к которому он настаивал. Тон этот соответствовал его подтянутой, мужественной фигуре, его презрительному безразличию к угрозам. Он не мог принадлежать низкорожденному выскочке. Только истинный дворянин мог проявить подобное бесстрашие.
Когда Кантэн замолк, наступила полная тишина и длилась она до тех пор, пока ее не нарушил выкрик Лафона:
— И вы слушаете этого обманщика? Это он-то маркиз? Хотя нет, точно маркиз: маркиз де Карабас, — и он громко пропел:
Лафон снова повернулся к воротам и просунул в решетку дуло мушкета.
— Воздадим же ему по заслугам. Салют в честь маркиза де Карабаса!
Он выстрелил и снова промахнулся. Кантэн громко рассмеялся.
— Рука у тебя такая же неверная, как и язык, Лафон. Но тут прозвучал еще один выстрел. Он был сделан из замка, и на сей раз метким стрелком. Лафон громко вскрикнул и повалился на руки человека, стоявшего за его спиной. Кантэн тихонько выругался. Последний выстрел разрушил все, что ему удалось добиться. Вновь вспыхнувшая ярость приведенного Лафоном сброда подтверждала правильность этой догадки. Кантэн повернулся и пошел к двери. Как только он вошел в вестибюль, Шарло закрыл дверь и задвинул засов.
— Так открывать себя! Слава Богу, эта кровожадная обезьяна в вас не попала.
— Кто стрелял?
— Ах, сударь, не все ли равно, кто стрелял. Скотина получил по заслугам. Надеюсь, пуля угодила прямо в его грязное сердце.
— Не надо было стрелять. Теперь не обойтись без неприятностей.
Кантэн не стал заниматься выяснениями. Не время было расхолаживать защитников замка упреками.
Снаружи, помимо гама и выкриков, доносился звон металла о металл.
— Они пытаются разбить ворота кувалдой, — заметил Кантэн и снова повернулся к решетке в двери.
Один шуан вышел из столовой в вестибюль.
— Вы здесь, господин маркиз? Они сбивают замок на воротах. Может быть, прикажете стрелять?
— Это ты, Жак? — спросил Кантэн не поворачиваясь.
За исключением того места, где кто-то размахивал огромной кувалдой, нападающие толпой обступили ворота. Один-единственный залп по ним уложил бы гору трупов.
— Если мы выстрелим, то сожжем свои корабли, — спокойно проговорил Кантэн. — Мы ввяжемся в сражение, которое закончится бойней.
— Может, один залп обратит этих трусов в бегство? — сказал Шарло.
— Возможно. Но... Что там еще?
Гам, который на мгновение поднялся с новой силой, вдруг перешел в ропот, удары кувалдой прекратились.
За гневным ропотом буйной орды они расслышали быстро приближающийся цокот копыт.
— Конный отряд и, судя по звуку, немалый. Кто бы это мог быть?
— Что если «синие»? — поинтересовался Шарло.
— Пожалуй, больше некому.
— Силы небесные, из огня да в полымя, — пробормотал Жак.
Кантэн не ответил. Он внимательно наблюдал за тем, что происходит снаружи.
Снова поднялся шум, но теперь, как показалось Кантэну, в голосах людей к ярости примешивался страх. В свете факелов он увидел, что они повернулись спиной к замку. Вскоре толпа у ворот заметно поредела. Копыта застучали совсем рядом, и над головами деревенских головорезов Кантэн увидел кожаные каски, украшенные рыжими конскими хвостами, и сверкание сабель.
— Драгуны, — объявил он. — Хотя не берусь отгадать, каким чудом они прибыли настолько вовремя.
Ворота очистились от последних крестьян. Обращенные в бегство республиканской кавалерией, они забрали с собой факелы, и все вокруг ворот на несколько мгновений погрузилось во тьму. Но ночь была ясная, и вскоре, привыкнув к мраку, глаза Кантэна различили призрачные фигуры всадников, а тем временем звон лошадиной сбруи заглушил стихающие вопли крестьян.
Кантэн рассмеялся от облегчения.
— Кажется, мы спасены.
— Спасены? — воскликнул Жак.
Он встречался с «синими» только на поле боя.
— Конечно. Здесь, в Шавере, мы не какие-нибудь изгнанники, а вполне приличные, мирные люди.
