несчастный у очага, лишился своего моста и остался бездомным. Будь он человеком, он бы знал, что делать. Срубил бы несколько дубов, если бы, конечно, мог где-то достать топор, подтащил бы их к оврагу и перекинул бы через него. Потом устроил бы поверх настил, и получился бы мост, который мог бы простоять еще несколько столетий. Но у троллей это не принято. Тролль не должен сам строить себе мост. Такой поступок у них считается – как бы это сказать? – наверное, аморальным. Тролли не должны строить мосты, они должны жить под мостами, которые построены кем-то еще. И вот наш приятель остался бездомным и бесприютным. Как он мог поступить? Ну, во-первых, обратиться к себе подобным и воззвать к их милосердию. В минуту слабости он так и сделал. Он обошел несколько других мостов, хороших, крепких мостов, каждый из которых был куда лучше, чем его жалкий мостик, и говорил тем, кто под ними жил: «Прошу вас, дайте мне пожить у вас. Пустите меня под свой мост хотя бы на день-два, дайте мне время прийти в себя и подумать, что теперь делать. Всего несколько дней передышки, больше я не прошу. Всего несколько дней, чтобы собраться с мыслями и решить, что делать дальше. Чтобы залечить свою рану и немного оправиться». А они подняли его на смех и прогнали. Они не сжалились над ним, не проявили милосердия. Как будто он не такой же, как они. Вот почему вы нашли его на дереве у Колодца Желаний с петлей на шее. И вот почему этот бедный дурачок прыгнул с дерева, не рассчитав длины веревки. Кто вы такие, я уже знаю. Молва о вас идет здесь уже много дней, а рано или поздно всякая молва доходит и до меня. Я не догадалась, кто вы, когда вы постучались ко мне, но теперь знаю. Как только вы вошли в мою жалкую хижину, мне все стало ясно. Вы – те, кто убил дракона, того самого, у которого тоже была веревка на шее.
– Что-то я ничего такого не заметил, – сказал Шишковатый. – Чарлз, ты не видел, была у того дракона веревка на шее?
– Точно не знаю, – ответил Харкорт. – Может, и была.
– Кое-кто говорит, что я колдунья, – сказала старуха Нэн. – Но я не колдунья. Во мне нет ничего сверхъестественного, хоть я и интересуюсь этим немного. Я умею готовить кое-какие целебные снадобья, – так, ничего особенного, просто знаю кое-что о свойствах кореньев, древесной коры, листьев и плодов разных растений. Никакого чародейства тут нет, хоть я и приговариваю всякие древние заклинания. На мой взгляд, ничего не надо упускать, даже если иногда это и сущая чепуха. Вот почему я на всякий случай произношу кое-какие заклинания, хоть и убеждена, что от них нет никакой пользы и придумали их только для того, чтобы морочить голову непосвященным.
Стояла глухая ночь, и ветер бушевал вовсю. Его порывы сквозь зияющие щели проникали и в хижину, но жар от очага согревал ее. Снаружи шумел лес, обступивший хижину, а когда ветер на мгновение ослабевал, издалека слышались завывания волков.
– Несколько дней назад в лиге с небольшим отсюда произошла битва, – сказала Нэн. – Нечисть перебила римский легион. Как же в такое время могли решиться бродить здесь четверо людей? Это верх безрассудства.
– А жить прямо здесь – не большее безрассудство? – возразил Харкорт.
– Ну, мне-то мало что грозит, – ответила старуха Нэн. – Я совершенно безобидна, и это все знают. Кроме того, иногда я приношу им пользу своими снадобьями. Не будь здесь меня, кто бы их лечил? Вы ведь знаете, что у Нечисти нет своих докторов. Если они и пытаются как-то помочь своим больным или раненым, то только чародейством, а чародейство, если не знаешь толком, как им пользоваться, обычно никакой пользы не приносит. Вот они и приходят ко мне – не все и не всегда, но кое-кто приходит, и я зашиваю им раны, перевязываю, даю им очистительного и вообще делаю все что надо. Поймите меня правильно – я не такой уж им друг. Они меня не любят и не слишком уважают, но иногда не могут без меня обойтись. Вот почему они оставляют меня в живых. После той битвы, о которой я говорила, у меня побывало несколько раненых. Одна была фея с крылом, изодранным в клочья. Я попыталась зашить его, кое-как привела в порядок. После этого она снова смогла летать, правда, немного накренившись набок. А потом пришел великан отвратительного вида, у которого отрубили хвост. Он нес этот отрубленный хвост в руках и был уверен, бедняга, что я смогу снова прирастить его на место. Мне пришлось долго ему объяснять, почему это невозможно, он ушел очень недовольный. И хвост унес с собой. Я ему говорила, что мы постигли далеко не все тайны чародейства и владеем только самыми примитивными чарами, но он, по-моему, не поверил, потому что принялся ругаться и угрожать. Я, конечно, знала, что все это пустые угрозы, и не обратила на них никакого внимания. Хотя то, что я ему сказала, – чистая правда. В чародействе, может быть, и есть много истинного, и если бы это как следует понять, наверняка можно найти способ надежно им пользоваться. Но мало кто этим занимался, и как следует разобраться в этом никто не пытался. Почти для всех, включая и большую часть чародеев, все сводится к заклинаниям. Они, конечно, иногда оказывают действие, но только потому, что на протяжении веков кое-кто случайно наткнулся на те слова, которые оказывают действие, а потом они добросовестно передавались из поколения в поколение. Но хотя они действуют, никто не знает – почему. А чтобы использовать все возможности магии, нужно знать, почему она действует. Кое-что мне, может быть, удастся узнать. Я уже много лет занимаюсь этим здесь – чтобы никто мне не мешал. Если бы я работала в мире людей и они узнали бы, что я делаю, – а они наверняка узнали бы, – они целыми толпами стучались бы ко мне в дверь, умоляя о помощи, стремясь поделиться своими советами, желая помочь или возмущаясь тем, что я делаю. Это затруднило и замедлило бы мои исследования, а мне и так не хватает времени на то, чтобы проникнуть хотя бы в какие-то начатки, которые можно было бы передать другим. Вы видите там, на столе, свитки…
– Да, я их заметил, – сказал Шишковатый. – И подумал, что это может быть.
– Это коллекция самых обстоятельных трактатов и трудов, которую я собрала за эти годы. Кое-что в них, разумеется, сущая чепуха. Но среди них на удивление много знаний, добытых самоотверженным трудом тех, кто на протяжении столетий исследовал магию всерьез. Я надеюсь, что, изучив их труды, смогу сделать те первые шаги, о которых говорила, – приблизиться к пониманию сущности магии, найти некоторые основополагающие начала, которые покажут путь к овладению ею.
– И как идут у тебя дела? – спросил Харкорт. – Успешно?
– Более или менее, – ответила она. – Я, кажется, начинаю видеть первые проблески смысла. Не то чтобы я надеялась дожить до того времени, когда все тайны будут раскрыты, но, по крайней мере, кое-что я уже могу передать другим.
Шишковатый встал. У очага все еще сидел съежившись тролль.
– Поглядите на этого дурачка, – сказала старуха Нэн. – Даже когда я о нем говорила, даже когда рассказывала его историю, он и слова не промолвил. Мне в первый раз попадается такой недоумок.
Из темного угла хижины донесся пронзительный голос попугая.
– Недоумок! – прокричал он. – Недоумок! Дурачок! Недоумок!
Никто не обратил на него внимания. Тролль все сидел съежившись и крутил в руках свою веревку. Шишковатый подошел к столу, взял несколько свитков и вернулся к очагу. Он присел на корточки поближе к огню и принялся осторожно разворачивать их один за другим, низко склонившись и придвинувшись поближе к свету. Через некоторое время он удивленно поднял глаза.
– Да это труды величайших умов прошлого! – сказал он. – Я не читал этих книг, но имена авторов мне знакомы. Как все это к тебе попало?
– Собрала понемногу, – ответила Нэн. – Много переписывалась со своими друзьями. Я потратила на это много лет. А когда у меня собралось все, что я могла заполучить, я уединилась здесь, где обо мне никто ничего не знает и не может мне помешать, где я могу работать спокойно. Вот уже много лет я подолгу сижу за этим столом, перечитывая рукописи, пытаясь их понять, делая свои записи и размышляя. Время от времени я брожу по лесу, продолжая думать, разговаривая сама с собой, сопоставляя мысли этих ученых, размышляя о том, что ими написано. Кое-что я принимаю, но куда больше отбрасываю. Я стараюсь как можно лучше разобраться, отсеять мякину заблуждений и выделить зерно истины. Нечисть подглядывает за мной – я уверена, что она следит за каждым моим шагом. Видя, как я брожу по лесам, разговаривая сама с собой, они, наверное, думают, что я сумасшедшая. Это, может быть, отчасти спасает меня от их злобы, потому что они по своему неразумию не трогают сумасшедших. Но я, кажется, слишком много говорю о своих делах. Нельзя так увлекаться. Расскажите мне лучше о себе. Когда ваш спутник поправится, вы думаете двигаться дальше?
– Мы ищем древний храм, – сказал Харкорт. – Он где-то на западе отсюда, хотя неизвестно, где именно и сколько до него еще идти. И как он называется, нам тоже неизвестно. Мы почти ничего о нем не
