корни. Аббат поспешно перекрестился и пробормотал что-то по-латыни. Харкорт стоял, не в состоянии вымолвить ни слова, и глядел, как все четыре дерева, на которые только что залезли горгульи, вырвались из земли. Несколько мгновений они стояли неподвижно, опираясь на корни и чуть покачиваясь, а потом тяжело и величественно двинулись вперед, вниз по склону.
От пещеры к Харкорту и аббату, хромая, быстро спускался Шишковатый, с боевым кличем размахивая над головой секирой. Дальше шли остальные. Коробейник опирался на руку Нэн и на свой посох. Иоланда обогнала Шишковатого и подбежала к Харкорту.
– Что происходит? – спросила она.
– Точно не знаю, – ответил Харкорт. – Только стой тут, посередине, подальше от деревьев.
Он заметил, что дубы становятся в круг, окружая их: один впереди, по одному с боков и один сзади.
– Это сделали горгульи, – задыхаясь, выговорил аббат. – Они залезли на эти деревья.
Все шестеро сгрудились в тесную кучку. Деревья, шагая на извивавшихся корнях, как многоногие пауки, сомкнулись вокруг, оставив для них посередине немного свободного места, и двинулись вниз по склону. Со всех сторон от них спускались до самой земли ветви и торчали корни.
Аббат лениво помахал булавой.
– Пожалуй, Нечисти сюда не пробиться, – сказал он.
– А если кто и пробьется, – сказал Шишковатый, – мы с ними управимся.
– Будьте осторожны, когда дойдем до подножья холма, – предупредил Харкорт. – Там западни и волчьи ямы.
– Что это за чародейство? – воскликнул коробейник слабым, надтреснутым голосом. – Что за чародейство заставило деревья сдвинуться с места?
Иоланда схватила коробейника за руку и отобрала у него посох.
– Мой посох! – вскричал он.
– Он тебе только мешает, – сказала она. – Того и гляди споткнешься.
Все это время, пока они переговаривались, деревья двигались вниз по склону. Их кроны сомкнулись над головами людей, словно зонтик, закрыв от них небо. Со всех сторон стояла сплошная стена переплетенных ветвей, посреди которых осталось лишь немного места, где люди могли шагать. Толстые, могучие корни, извиваясь, ползли по земле, время от времени больно задевая их за ноги своими концами.
– Смотрите под ноги, – сказал Харкорт. – Старайтесь не споткнуться и не упасть, иначе корни пройдут по вашим телам. Видимо, деревья уже достигли цепи Нечисти: со всех сторон до людей доносились вопли звериной ярости, бешеной ненависти, безумной злобы. Чудовища были вне себя; они видели, что добыча ускользает.
Харкорт попробовал было выглянуть наружу сквозь листву, но не мог отыскать в ней ни малейшего просвета. Занятый этим, он забыл о том, что нужно смотреть под ноги, как сам же предупреждал остальных, споткнулся обо что-то и чуть не потерял равновесие. Чтобы не упасть, он сделал большой шаг вперед и наступил на что-то скользкое и извивающееся. Он взглянул вниз и увидел, что это искалеченное тело тролля – он угодил под ползущие корни переднего дерева, которые раздавили и расплющили его.
Слева от Харкорта сквозь ветви свалился внутрь еще один тролль сильно помятый, растерянный и окровавленный. Харкорт занес было меч, но не успел нанести удар: секира Шишковатого опустилась троллю на голову, и тот свалился на корни с раскроенным черепом и вывалившимися мозгами. Он так и остался лежать распростертым на корнях, покачиваясь вместе с ними. Хотя Харкорт не мог видеть, что происходит, но по движению ветвей, обращенных внутрь, он догадался, что наружные ветви яростно молотят кидающуюся на деревья Нечисть, неумолимо кося все на своем пути. Мало кому из чудовищ удавалось прорваться сквозь эту завесу, чтобы добраться до людей посередине.
Под ногами у них время от времени появлялись мертвые или умирающие чудища, втоптанные в землю шагавшими корнями. Еще несколько великанов, троллей и гарпий ценой отчаянных усилий миновали хлеставшие со всех сторон ветви, но люди были наготове и тут же их приканчивали. Некоторое время они висели на ветках, колыхаясь вместе с ними, но потом срывались и падали под корни, которые всей тяжестью неумолимо заползали на них и оставляли раздавленными позади. Один раз люди внезапно увидели у себя под ногами зияющую волчью яму, но вовремя успели броситься в сторону и повиснуть на ветвях и благополучно ее миновали.
Земля под ногами уже не так круто спускалась вниз, а постепенно стала и совсем ровной. Яростные вопли Нечисти, доносившиеся снаружи, начали стихать – их сменили жалобные завывания, которые эхом отдавались от холмов, окружавших долину.
– Они разбиты, – сказал аббат. – Они знают, что разбиты, что мы их одолели. Они не смогли уберечь свое сокровище. Мы, наверное, уже у самой стены.
Как только он это сказал, все ощутили толчок и услышали треск: деревья уперлись в стену. На мгновение они остановились, но потом снова двинулись вперед, и Харкорт услышал, как стена с грохотом рушится.
Деревья переползли через ее остатки, и людям внутри пришлось карабкаться по грудам камней.
Теперь под ногами у них была трава – гладкий, аккуратно подстриженный газон. Деревья расступились, открыв людям выход из тесного пространства между ними, и отодвинулись в стороны. Все было кончено.
Харкорт оглянулся на холм, с которого они спустились. От самой рощицы перед пещерой тянулся по земле двойной ряд убитых и искалеченных чудовищ, поверженных ударами ветвей шагающих деревьев. По обе стороны его поодиночке и кучками стояли те из чудовищ, кто остался в живых. Они оглашали воздух печальными завываниями побежденных, предсмертными воплями потерпевшего поражение врага.
Здесь мы в безопасности, подумал Харкорт, вспомнив, что говорил ему тролль с веревкой на шее: «Нечисть не смеет проникнуть за стену, она смертельно боится того, что там хранится». Позади них, среди лежавшей двойным рядом поверженной Нечисти, он заметил какое-то движение – это выползали из-под трупов изувеченные чудовища, в которых еще теплилась жизнь.
«Мы дошли до цели, – подумал Харкорт. – Мы наконец достигли того места, на поиски которого отправились так давно. Всего несколько футов этого ухоженного зеленого газона отделяют нас от Элоизы и от призмы Лазандры. Теперь никаких сомнений уже не осталось». Он вспомнил, как, стоя на холме, видел огонек свечи, который мигнул на ветру и погас. И как он думал, не Элоиза ли держала в руках эту свечу, заслоняя огонь левой рукой, как-то догадавшись, что он здесь, что он видит огонек свечи, посылая ему сигнал, извещая, что ждет его.
– Элоиза, – произнес он почти неслышно. Ему захотелось вспомнить ее лицо, но его по-прежнему закрывала прядь волос, развеваемых ветром, и он не мог его вспомнить.
К нему подошел аббат с попугаем на плече.
– Чарлз, – сказал он тихо, – Шишковатый зовет. Он хочет поговорить с тобой.
– Шишковатый? Ну, конечно. Как он?
– Он умирает, – сказал аббат.
«Не может быть, – подумал Харкорт. – Только не Шишковатый. Только не мой старый друг. Шишковатый неистребим, Шишковатый вечен!» Но он припомнил кровь, которая пенилась у него в ранах, когда они перевязывали его туго-натуго, как просил он сам.
С тяжелым сердцем Харкорт вслед за аббатом пересек поляну и подошел к тому месту, где лежал на земле Шишковатый. Глаза его были закрыты, но когда Харкорт опустился на колени рядом с ним, они открылись. Он неуверенным движением протянул руку, Харкорт схватил ее и сжал в своей руке.
– Шишковатый, – сказал Харкорт и умолк. Больше он ничего не мог выговорить.
– Хочу сказать только одно, – сказал Шишковатый. – Обещай мне, что не дашь этому святоше ничего надо мной бормотать. Удержи его насильно, если надо будет.
– Обещаю, – ответил Харкорт.
– Еще одно. Не горюй. Я знал, что это случится…
– Откуда ты мог знать? – спросил Харкорт. – Уж не думаешь ли ты…
– Помнишь Колодец Желаний? Я хотел заглянуть в него, но тут тебе понадобилось снять веревку с
