этой тундре его ничто не остановит.
На этот раз молодой варвар обернулся и внимательно посмотрел на девушку. Уже давно, как только между ним и дворфом установились доверительные отношения, Бренор представил Вульфгара своей «дочери» – человеческой девушке примерно одних с ним лет.
Внешне она была очень спокойной и тихой, однако обладала таким сильным духом, какого Вульфгару еще никогда не приходилось наблюдать в женщине. У варваров девочек воспитывали так, что они с детства привыкали держать свое мнение при себе. А Кэтти-бри, подобно своему воспитателю, всегда говорила то, что думала, не оставляя у окружающих ни малейшего сомнения по поводу того, как она относится к тому или иному событию. У них с Вульфгаром постоянно происходили весьма резкие словесные перепалки, и все-таки он был рад, что у него есть подруга одних с ним лет, не взирающая на него с высот нескольких столетий богатого жизненного опыта. Кэтти-бри очень помогла Вульфгару в первый год его жизни у дворфа и всегда с достаточным уважением относилась к молодому варвару, хотя и редко соглашалась с ним. И это в то время, когда он сам едва находил силы уважать себя. Порой Вульфгару даже казалось, что она косвенно повлияла на решение Бренора заняться его воспитанием.
Будучи его ровесницей, девушка во многом казалась гораздо старше своих лет. Было в ней некое внутреннее чувство справедливости, неизменно сдерживавшее ее подчас, весьма буйный нрав. Впрочем, во всем остальном, например в легкой, воздушной походке, Кэтти-бри всегда, как казалось Вульфгару, останется ребенком. Это необычное сочетание воли, самообладания и детской восторженности привлекало Вульфгара и неизменно повергало его в смущение, когда он беседовал с Кэтти-бри.
Но, конечно, были и другие чувства, ставившие его в неловкое положение. Что и говорить, девушка была сказочно красива; рассыпавшиеся по плечам густые золотисто-каштановые волосы и прямой взгляд глубоких темно-синих глаз кого угодно могли вогнать в краску. И все-таки, помимо чисто внешней привлекательности, его к ней притягивало и еще кое-что. Кэтти-бри была первой на его жизненном пути женщиной, которая не укладывалась в рамки роли, что испокон веков была уготована женщинам тундры. Варвар не был вполне уверен, нравится ли ему это, однако не мог отрицать, что его неудержимо тянет поболтать с девушкой подольше.
– Ты частенько приходишь сюда. Что ты здесь ищешь? – спросила Кэтти-бри.
Вульфгар лишь пожал плечами. Он и сам толком не понимал, что влечет его сюда.
– Может, свой дом?
– Да, пожалуй что так, но еще и многое другое, что недоступно понять женщине.
Уловив в словах Вульфгара непреднамеренную резкость, Кэтти-бри улыбнулась.
– Тогда расскажи мне, – попросила она, и в ее голосе зазвучали саркастические нотки, – Возможно, мое невежество позволит тебе взглянуть на твои проблемы с другой стороны.
Она спрыгнула с камня, на котором стояла, и, обойдя вокруг Вульфгара, уселась на камень рядом с ним.
Юноша невольно залюбовался грациозными движениями Кэтти-бри. Внешность ее была столь же загадочна, как порой удивительно многообразным был ее живой ум. Высокая, стройная и хрупкая, она была тем не менее привычна к тяжелой, изнурительной работе по дому.
– Так о чем тебе рассказать? О подвигах и невыполненной клятве? – таинственным голосом произнес Вульфгар, отчасти желая поразить ее, но скорее затем, чтобы лишний раз утвердиться во мнении о том, во что женщинам вникать следует, а во что нет.
– О клятве, которую ты исполнишь, – рассудила Кэтти-бри, – как только тебе представится такая возможность.
Вульфгар торжественно кивнул:
– Бремя долга легло на меня, когда был убит мой отец. Но настанет день…
Он не договорил и с тоской принялся вглядываться в безбрежные пространства тундры.
Кэтти-бри покачала головой, и ее каштановые локоны, взлетев, мягко упали на плечи. Из таинственных слов Вульфгара ей стало ясно, что он, движимый долгом чести, собирается совершить нечто очень опасное, возможно, даже смертельно опасное.
– Не знаю, да и не могу знать, что движет тобой… Могу лишь пожелать тебе удачи. Однако, если ты собираешься совершить нечто подобное тому, о чем только что сказал, можешь не сомневаться, что лишь даром потратишь время и силы.
– Что может женщина знать о чести, – огрызнулся Вульфгар.
Но девушку было не так-то просто смутить.
– Так что же, – отозвалась она, – ты думаешь, что честь присуща мужчинам только потому, что у вас в штанах есть что-то такое особенное?
Вульфгар покраснел и отвернулся, будучи неспособным слышать такие выражения от женщины.
– И еще… – продолжала Кэтти-бри. – Насчет того, зачем ты сюда пришел, можешь говорить все, что тебе вздумается, но я-то знаю, что ты волнуешься за Бренора. И поэтому твои глупые отговорки меня совершенно не интересуют.
– Ты знаешь только то, что тебе хочется знать!
– Ты такой же, как и он! – резко сказала Кэтти-бри, сменив тему и не обращая внимания на слова Вульфгара. – Ты похож на дворфа гораздо больше, чем сам способен признать! – рассмеялась она. – Вы рождены упрямыми гордецами и никогда не признаете за другими права на благородные поступки и чувство долга. Думай как знаешь, Вульфгар из Долины Ледяного Ветра. Мне-то ты можешь врать сколько угодно, однако перед самим собой… о-о, тут совсем другая история!
С этими словами Кэтти-бри вскочила и вприпрыжку понеслась к пещерам дворфов.
Вульфгар, несмотря на то что был не на шутку рассержен, нежным взглядом проводил грациозные движения ее бедер. Он никак не мог взять в толк, что же все-таки так притягивает его к этой девушке.
Впрочем, молодой варвар вполне отдавал себе отчет в том, что, если как следует поразмыслить, придется признать, что она вывела его из себя, своими наблюдениями, как обычно, попав в точку.
Дзирт До'Урден провел два дня рядом с лишившимся чувств дворфом. И хотя эльф ни на мгновение не переставал волноваться за друга и очень хотел взглянуть на волшебный боевой молот, он все же держался на почтительном расстоянии от таинственной кузницы.
Наконец рано утром, на заре третьего дня, когда Бренор пришел в себя и сладко потянулся, эльф бесшумно удалился по той самой тропе, по которой, как он знал, вскоре направится к дому и дворф. Найдя подходящее место, Дзирт развел костер.
Поначалу солнечный свет ослепил Бренора, однако он быстро пришел в себя, сел и осмотрелся по сторонам. И тут его взгляд упал на сверкающий в лучах зари боевой молот.
Дворф в поисках бриллиантовой пыли торопливо обшарил каменистую землю вокруг наковальни, и, когда ничего не нашел, его восторг многократно усилился. Стоило Бренору взять оружие в руки, как все его тело охватила дрожь. Дворф радостно покрутил молот в руках, оценив, сколь безупречно уравновешено оружие. Увидев, как драгоценная пыль покрыла символы богов, он невольно задержал дыхание. Пораженный качеством своей работы, дворф до конца понял глубокий смысл тех слов, что когда-то сказал ему отец. Сомневаться не приходилось, ничего подобного он уже никогда не сделает. Осознав это, дворф задумался: да сможет ли он вообще когда-нибудь вновь взять в руки кузнечный молот?
Безуспешно пытаясь разобраться в своих смятенных чувствах, он положил серебряный молоточек и зубило назад в золотой сундучок и засунул пергаментный свиток в трубку, прекрасно, впрочем, понимая, что волшебные руны никогда больше не появятся на пергаменте. Только сейчас Бренор сообразил, что не ел несколько дней, и сразу же вновь почувствовал усталость. Тем не менее он взял все, что смог поднять, взвалил огромный молот на плечо и поплелся к дому.
Очень скоро сладкий запах жаркого ударил ему в ноздри.
– Ну что, вернулся из своих странствий? – приветствовал друга дворф.
Дзирт глянул прямо в глаза Бренора, стараясь не выдать своего любопытства и желания: поскорее прикоснуться к сверкающему боевому молоту.
