стиснутой жировыми складками гортани, проговорил хафлинг. — Может, мы с девушками заняты здесь кое-чем личным.
Энтрери предпочел не вдумываться, как это хафлингу удалось бы.
— Ну, так что тебе нужно? — спросил Дондон, отправляя в рот огромный кусок пирога.
Энтрери прикрыл дверь и подошел к хафлингу поближе.
— Пришел поговорить со старым знакомым, — ответил он.
Дондон перестал жевать, взгляд его застыл. Видимо пораженный внезапной догадкой, он сильно закашлялся, поперхнулся и вывалил изо рта на тарелку полупережеванный кусок. Девушки, пряча гримасы отвращения, тут же ее унесли.
— Я не… то есть мы с Реджисом не были друзьями. То есть… — заикаясь, начал он оправдываться. Собственно, так вели себя все, перед кем неожиданно вставал призрак Артемиса Энтрери.
— Не волнуйся, Дондон, — властно оборвал его убийца. — Я пришел поговорить, и ничего более. Мне нет дела ни до Реджиса, ни до того, приложил ли ты руку к смещению паши Пуука много лет назад. Город нужен живым, а не мертвым, ведь так?
— Да, конечно, — согласился хафлинг, заметно дрожа. Он чуть перекатился вперед, пытаясь сесть, и лишь тогда Энтрери заметил цепь, прикованную к толстому кольцу вокруг его левой лодыжки. В конце концов толстяк оставил попытки и снова откинулся назад. — Старая рана, — пояснил он.
Энтрери пропустил мимо ушей нелепое оправдание. Он подошел еще ближе, нагнулся над хафлингом и отодвинул складки его одежды, чтобы получше разглядеть кандалы.
— Я только недавно вернулся, — сказал он. — И надеялся, что Дондон посвятит меня в подробности всего, что происходит в городе.
— Всюду опасность и жестокость, куда ж без этого, — ответил толстяк со смехом, перешедшим в мокрый кашель.
— Кто у власти? — очень серьезно спросил Энтрери. — Какая гильдия сейчас верховодит, какие у нее солдаты?
— Хотелось бы оказать тебе услугу, друг мой, — волнуясь, ответил хафлинг. — Правда-правда. Я бы ничего от тебя не утаил. Ни за что! Но ты же видишь, — добавил он, приподнимая скованную лодыжку, — меня теперь почти не выпускают.
— И долго ты здесь?
— Три года.
Энтрери недоуменно и с неприязнью посмотрел на несчастного, потом недоверчиво рассмотрел довольно простой замок на оковах, с которым Дондону ничего не стоило справиться при помощи обычной шпильки для волос.
Поняв, о чем он думает, Дондон вскинул невозможно толстые руки. Его ладони так раздулись, что он даже не мог соединить кончики пальцев.
— Они уже плохо слушаются меня, — пояснил он. В душе Энтрери заклокотала ярость. Ему вдруг захотелось убить хафлинга и срезать с него драгоценным кинжалом весь жир слой за слоем. Но вместо этого он наклонился к замку, бесцеремонно повертел его, проверяя, нет ли каких хитростей, и потянулся за маленькой отмычкой.
— Не надо, — раздался у него за спиной высокий голос. Но убийца почувствовал чье-то присутствие еще прежде, чем прозвучали слова. Он развернулся, готовый метнуть зажатый в руке кинжал. Женщина-хафлинг, одетая в тонкую рубашку и брюки, с густыми вьющимися темными волосами и громадными карими глазами, стояла в дверях, подняв ладони и всем своим видом выражая миролюбие.
— Это будет плохо и для меня, и для тебя, — с легкой усмешкой договорила она.
— Не убивай ее, — взмолился Дондон, пытаясь схватить Энтрери за руку, однако промахнулся и упал на спину, хватая ртом воздух.
Энтрери, от которого ничто не ускользало, заметил, что обе женщины, прислуживавшие хафлингу, тайком потянулись одна к карману, другая к роскошным, по пояс, волосам, видимо, за оружием. Тогда он понял, что вновь пришедшая женщина была здесь главной.
— Двавел Тиггервиллис, к твоим услугам, — сказала она с изящным поклоном. — Услугам, но не прихотям, — с улыбкой уточнила она.
— Тиггервиллис? — негромко повторил Энтрери, оглядываясь на Дондона.
— Двоюродная сестра, — отозвался жирный хафлинг. — Самая влиятельная из хафлингов города и новая владелица «Медного муравья».
Убийца оглянулся на женщину, стоявшую совершенно непринужденно, руки в карманах.
— Ты, конечно, понимаешь, что я пришла сюда не одна, раз уж мне предстояло встретиться с человеком вроде Артемиса Энтрери, — сказала Двавел.
Представив, сколько хафлингов сейчас тайно следят за ним в этой комнате, Энтрери усмехнулся. Все происходящее было жалкой пародией на подобную ситуацию в покоях темного эльфа Джарлакса, наемника в Мензоберранзане. Когда Энтрери случалось бывать у Джарлакса, всегда заботившегося о надежной защите, он ясно понимал, что его настигнет мгновенная смерть, стоит сделать неверное движение и если у Джарлакса или кого-то из его подчиненных возникнет хотя бы малейшее подозрение в том, что у него что-то на уме. Невозможно было представить, чтобы у Двавел Тиггервиллис или любого другого хафлинга могли быть такие же вышколенные стражи. Но все же он пришел сюда с миром, хотя та часть его существа, что была воином, восприняла слова женщины как вызов.
Поэтому он просто ответил:
— Конечно.
— Несколько человек с пращами сейчас следят за тобой, — продолжала она. — А в пращах разрывные снаряды. И болезненно, и сокрушительно.
— Очень изобретательно, — похвалил убийца.
— Только так и можно выжить, — ответила Двавел. — Только будучи изобретательными, осведомленными и надлежащим образом подготовленными.
Молниеносным движением — у Джарлакса его бы уже убили за это — Энтрери перебросил кинжал в другую руку и сунул в ножны, потом выпрямился и отвесил Двавел глубокий почтительный поклон.
— Половина детей Калимпорта слушается Двавел, — сообщил Дондон. — Другая половина — вовсе не дети, — подмигнув, добавил он. — Но и они слушаются Двавел.
— И конечно, все они следили за Артемисом Энтрери с того самого мгновения, как он вступил в город, — добавила она.
— Очень рад, что моя слава бежит впереди меня, — важно произнес Энтрери.
— До недавнего времени мы не знали, кто ты, — ответила Двавел, чтобы осадить его, хотя он совершенно не был подвержен самомнению.
— И каким образом тебе это стало известно? — поторопил ее Энтрери.
Двавел чуть смешалась, поскольку, если бы она ему ответила, выдала бы сведения, которые намеревалась удержать при себе.
— А с какой стати ты решил, что я тебе отвечу? — сказала она, несколько раздосадованная. — К тому же у меня нет причин помогать человеку, сместившему Реджиса с места главы гильдии паши Пуука. Реджис обрел тогда такое положение, что мог помочь всем хафлингам Калимпорта.
Энтрери нечего было сказать, и он промолчал.
— Тем не менее нам нужно переговорить, — закончила Двавел, повернулась и указала на дверь.
Энтрери оглянулся на Дондона.
— Пусть остается со своими радостями, — сказала Двавел. — Ты хотел его освободить, но уверяю тебя, он вовсе не хочет уходить отсюда. Здесь прекрасная еда и хорошая компания.
Энтрери с отвращением взглянул на разнообразные пироги и сласти, на с трудом перекатывавшегося по ложу Дондона, на обеих женщин.
— Он не слишком привередлив, — со смехом заявила одна из них.
— Ему бы только преклонить сонную голову на чьи-нибудь теплые колени, — добавила другая, и обе захихикали.
