установили местонахождение всех лейтенантов паши и убедились, что беспомощный старик действительно был один в своих покоях.
— Кто здесь? — снова окликнул он.
Энтрери вышел из-за ширмы и встал в свете свечей, сдвинув на затылок черное болеро, чтобы старик мог узнать его, да и ему хотелось получше разглядеть Басадони.
До чего же он стал жалок, сейчас он казался иссохшей оболочкой себя прежнего, того, чья слава гремела когда-то. Были времена, когда-то паша Басадони был самым могущественным главой гильдии в Калимпорте, а теперь стал обычным стариком и марионеткой в руках сразу нескольких людей, дергавших его за веревочки.
Энтрери почему-то, даже вопреки своему желанию, испытывал ненависть к этим кукловодам.
— Тебе не следовало приходить, — просипел Басадони — Беги из города, ты не можешь здесь оставаться. Слишком много, слишком много…
— Целых двадцать лет ты недооценивал меня, — весело отозвался Энтрери, присаживаясь на край стариковской кровати. — Когда же ты посмотришь правде в глаза?
Басадони засмеялся, сразу закашлявшись, и убийца тоже улыбнулся, что случалось с ним нечасто.
— Я знал правду о том, кто таков Артемис Энтрери, с тех самых пор, как ты был уличным забиякой, убивавшим чужаков заостренным камнем, — возразил старик.
— Это ты их подсылал, — уточнил Энтрери. Басадони ухмыльнулся:
— Надо же было тебя проверить.
— И что, я выдержал проверку, паша? — спросил убийца, прислушиваясь к собственному голосу.
Они разговаривали как друзья, каковыми в каком-то смысле и являлись. Но теперь из-за действий лейтенантов Басадони они также стали и смертельными врагами. Однако паша все-таки чувствовал себя вполне непринужденно, несмотря на то что был один на один с Энтрери. Сначала наемный убийца допустил, что старик защитил себя гораздо лучше, чем он предполагал, но потом, еще раз внимательно осмотрев комнату и кровать с приподнятым изголовьем, на которой лежал паша, он убедился, что тут все чисто. Все было в руках Энтрери, и это почему-то не беспокоило старого пашу.
— Всегда, всегда выдерживал, — ответил Басадони, но потом его улыбка превратилась в кислую гримасу. — До этих самых пор. Теперь ты провалил задание, да еще такое простенькое.
Энтрери повел плечами, показывая, что это не имело ровно никакого значения.
— Этот человек был просто жалок, — пояснил он. — Брось. Неужели я, убийца, выдержавший все твои проверки, поднявшийся наверх, прошедший все ступени и занявший место рядом с тобой еще будучи молодым человеком, должен убивать каких-то убогих горожан, чей долг составляет половину дневной выручки карманника-новичка?
— Дело не в этом, — не сдавался Басадони. — Я принял тебя назад, но ты долго отсутствовал и должен был доказать, что этого заслуживаешь. Не мне, конечно, — поспешил добавить паша, заметив, как нахмурился убийца.
— А твоим недалеким заместителям, — договорил Энтрери.
— Они заслужили свои должности.
— Этого я и боюсь.
— Теперь ты недооцениваешь их, — ответил паша Басадони. — Каждый из троих занимает свое место, и все трое мне хорошо служат.
— Так хорошо, что я смог проникнуть в твой дом? Паша Басадони глубоко вздохнул.
— Разве ты пришел меня убить? — спросил он и снова рассмеялся. — Нет, ты пришел не за этим. Ты меня не убьешь, потому что у тебя на это нет причины. Ты ведь, конечно, понимаешь, что, если ты как- то одолеешь Кадрана Гордеона и остальных, я возьму тебя назад.
— Еще одна проверка? — сухо спросил Энтрери.
— Даже если и так, то ты сам ее себе устроил.
— Тем, что сохранил жизнь несчастному, который скорее предпочел бы смерть? — спросил убийца, недоуменно покачивая головой, словно все это казалось ему сущей нелепицей.
В старых блеклых глазах Басадони вдруг мелькнула искорка понимания.
— Так, значит, это было не сочувствие, — улыбаясь, произнес он.
— Сочувствие???
— К этому убогому, — пояснил старик. — Нет, тебе на него было наплевать, и на то, что потом его убьют, — тоже. Ах, как же я не понял! Руку Артемиса Энтрери остановило не сочувствие, куда там! Это была гордость, простая глупая гордость. Ты не хотел опуститься до уровня уличного драчуна и поэтому развязал войну, в которой не сможешь победить. Вот дурак!
— Не смогу победить? — повторил Энтрери. — Ты забегаешь далеко вперед. — Он некоторое время внимательно разглядывал старика. — Скажи мне, паша, кого бы ты хотел видеть победителем?
— Вот она, снова гордость, — ответил Басадони, вскинув костлявые руки, отчего совсем обессилел и стал хватать ртом воздух. — Но вопрос в другом, — продолжил он через некоторое время. — Что действительно тебя интересует — так это люблю ли я тебя по-прежнему, а я, конечно, люблю. Я хорошо помню твое восхождение по ступеням моей гильдии — так отец помнит, как рос его сын. В этой войне я не желаю тебе дурного исхода, хотя ты должен понимать, что предотвратить то, что начали вы с Кадраном, два заносчивых петуха, я не могу. И конечно, как я уже говорил, тебе не одержать победу.
— Ты не все знаешь.
— Я знаю достаточно, — ответил старик. — Ведь у тебя нет поддержки других гильдий, даже Двавел и ее коротышек или Квентина Бодо и его слабых сил. Ах, они поклялись сохранять нейтралитет — иначе мы и допустить не могли, — но они не помогут тебе в твоих сражениях, как не поможет ни одна из влиятельных гильдий. Так что ты обречен.
— А ты знаешь обо всех гильдиях? — лукаво поинтересовался Энтрери.
— Даже о мерзких крысиных оборотнях из отстойников, — твердо ответил паша, но по его голосу убийца уловил, что он не так уж сведущ, как хотел казаться. В его тоне слышались грусть и усталость, а также то, что он уже не у дел. Гильдией правили заместители.
— То, что я тебе сейчас скажу, я скажу только в знак признательности за все, что ты сделал для меня, — сказал убийца и заметил, как настороженно прищурились стариковские глаза. — Можешь называть это преданностью или уплатой последнего долга, — продолжал он. — Тебе не известны все обстоятельства, и твоим заместителям меня не одолеть.
— Ты всегда был самоуверен, — снова со смехом, перешедшим в кашель, заметил паша.
— И никогда не ошибался, — добавил Энтрери, коснулся полей своей шляпы и зашел за ширму, чтобы вернуться в межуровневый переход.
— Вы установили все возможные заслоны? — с тревогой спросил паша Басадони, потому что хорошо знал Артемиса Энтрери, чтобы отнестись к его предостережению серьезно. Как только убийца покинул его, он собрал всех своих заместителей. Он не сказал им о тайном госте, но хотел удостовериться, что они готовы ко всему. Он знал, что час недалек, очень недалек.
Шарлотта, Лапа и Гордеон кивнули одновременно — слегка пренебрежительно, как ему показалось.
— Они придут сегодня ночью, — объявил он. Не дожидаясь, пока кто-нибудь из троих спросит, откуда ему это известно, он добавил: — Я чувствую, как они следят за нами.
— Ну конечно, мой паша, — вкрадчивым голосом пропела Шарлотта и низко склонилась, чтобы поцеловать старика в лоб.
Басадони рассмеялся, а когда стражник прокричал, что оборона дома прорвана, смех его стал еще громче.
— В подвале! — кричал стражник. — Из канализации!
— Крысиные оборотни? — недоуменно произнес Кадран Гордеон. — Но Домо Квиллило заверил нас, что не…
— Значит, Домо Квиллило просто не стал мешать Энтрери, — перебил его Басадони.
— Энтрери не мог прорваться один, — предположил Кадран.
