– Так что у нас там, Игорек, с манной кашей?
– Ты ее как – ешь или не ешь?
– Сам или не сам?
– Кашу или не кашу?
Денисов пробухтел в ответ что-то невразумительное. Но за парту свою плюхнулся уже с явным облегчением. И даже щечки его начали розоветь. Хорошо бы, конечно, если бы Колян Пряжкин не узнал о его сегодняшней неудачной попытке выпендриться!.. Нет, не «выпендриться», конечно, а расставить все на свои места – отомстить Герасимовой, рассказав миру правду о ней. Чтобы эта противная девица не позорила его перед всеми. Но раз не удалось так сделать – так пусть Колян про это и не узнает. Очень, очень переживал Игорь за недавний случай, связанный с Верой, отругавшей его за Марысаеву… И потому страстно хотел отыграться. А тут – на тебе…
Теперь на грани обморока была Вера. Причем весь урок литературы. Хорошо, что ее в этот день не спросили, а то бы как раз у доски она в свой первый в жизни обморок-то и грохнулась. Чем тоже создала бы мини-театр для одноклассников. И возможность для них все-таки прийти к выводу, что все, сказанное в Верин адрес Денисовым, не вранье.
Поэтому она сидела, борясь с подступающей слабостью, дрожью ног и рук. А на лице сохраняла свою привычную маску спокойствия.
И следующие уроки держалась. И контрольную по геометрии достойно высидела – и даже написала ее, кажется, всю.
О странном поступке спасителя – Терехова – она старалась не думать. Вот не думать – и все! Потому что, как героиня одной американской книжки, она собиралась подумать об этом позже. Не завтра, нет, – сегодня! Но не здесь и не сейчас…
А как только уроки закончились, Вера все так же спокойно и ровно дошла до гардероба, оделась. Попрощавшись с девчонками- одноклассницами, которые продолжали и в гардеробе к ней с интересом присматриваться, но ничего спросить так и не решились, вышла из школы.
В парк, ее путь лежал в парк культуры и отдыха. Вера уселась в троллейбус, который пусть хоть и кружным путем, но привез ее к этому парку. Таким образом она для тех, кто решил бы за ней понаблюдать, вновь нагнала таинственности. Ведь до дома Веры было десять минут пешком, а она направилась на троллейбусе в противоположную от дома сторону. Так что, уже сама не желая этого, девочка-обманщица продолжала работать на свой имидж… Хотя, казалось бы, кому какое дело, кто куда после школы отправляется?
И уже в троллейбусе, забившись в самый угол задней площадки и отвернувшись от всех, беззвучно, но горько Вера разрыдалась. Рыдала, слезы лились на щеки и быстро холодели в неотапливаемом салоне, а девочка все не могла остановиться. Как же она все-таки испугалась, когда начался весь этот кошмар! И что же за странная и корявая у нее жизнь!..
В парке было безлюдно, тихо, величественно. Закатное солнце словно накинуло на пышные холмистые белые клумбы, на утоптанные расчищенные дорожки и заваленные снегом кусты тончайшую розовую кисею, поэтому темные тени, которые бросали на эту кисею высокие деревья, казались синими.
Вера шла по центральной аллее – уже не рыдающая, только похлюпывающая изредка носом. Лицо, облитое солеными слезами, теперь щипало, но девочка не обращала на это внимания.
Конечно же, «Колесо обозрения» ничем помочь Вере не могло. Во-первых, зимой оно не работало. А во-вторых, настроение у девочки было совсем не то, чтобы кататься на каруселях и получать заряд адреналина. И все же она сюда приехала. А почему? Да потому, что этот парк был одним из ее самых любимых мест в городе. Здесь она малышкой часто гуляла с родителями и сюда стала приезжать уже одна. Тут Вера могла бродить в одиночестве, кататься на всех аттракционах, и никому в голову не приходило обратить на нее внимание и поинтересоваться: а что ж ты все одна-то, где же твои друзья?
В одну из таких своих прогулок, когда девочка, то уносясь мечтами в романтические события каких-нибудь книжных или киноисторий, то утопая в тоскливых мыслях о собственных недостатках, прибрела к медленно проворачивающемуся «Колесу обозрения», мысль испытать себя, оказавшись на самой вершине самого высокого сооружения в парке, Веру и посетила. А потом, когда она эту мысль воплотила, жизнь казалась ей яркой, прекрасной, и верилось ей в счастливое будущее.
Так что и сейчас Вера приехала в парк, чтобы, оказавшись в обстановке, которая обычно бодрила и радовала ее, вспомнить эти ощущения. И успокоиться после позорной истории в классе. Вера брела, любуясь на высокие деревья, с трудом удерживающие налипший на ветви выпавший после оттепели снег, и уже представляла себя Снежной королевой, осматривающей свои замороженные владения, – неспешно поворачивала голову и озирала то один объект, то другой. И единственное, что немножко портило ощущение, – это не вовремя развязавшийся шнурок ботинка, который успел намокнуть, обледенеть и смешно брякал при каждом шаге.
Центральная аллея вот-вот должна была разделиться на много-много узких дорожек, которые уводили в дальние уголки парка. Эти дорожки веером расходились от огромной каменной скамьи, что стояла на перепутье. Смахнув с небольшого пространства скамьи снег, Вера уселась и стала завязывать шнурок, отчищать его от грязного хрустящего льда. Взгляд ее был устремлен вниз, и вдруг она увидела, что к ее ботинкам подошли ботинки другие…
– Покататься приехала? – раздался голос у Веры над головой.
Страх ледяной рукой сжал Верино сердце. Девочка медленно подняла голову.
Возле скамьи стоял Глеб Терехов и чуть заметно улыбался.
– В смысле? – непонимающе спросила Вера.
«Ох, все-таки артисткой мне надо быть! Изображать я мастер. Эх, быть бы мне не такой, какая я есть, а поинтереснее на вид, я бы в театральное училище стала поступать! И играла бы в приключенческих фильмах, трюки бы исполняла без дублеров!» – подумала она, продолжая спокойно и безмятежно смотреть в лицо Терехову, а тем временем отчаянно трусить и думать о том, зачем он здесь оказался и почему знает про «покататься»…
– Я видел тебя, – Терехов улыбнулся чуть шире.
– Да я тоже тебя видела. Сегодня в школе. – Вера поднялась со скамьи. И принялась говорить, чтобы не дать возможности это сделать Терехову: – Знаешь, Глеб, большое тебе спасибо за то, что сегодня ты заступился за меня. Денисов, конечно, странный тип… Но если бы не ты… Ну, то есть, я сама в конечном итоге опозорилась бы… Может. Ну а ты заступился и прекратил этот балаган. Спасибо… Только теперь я тебе за это обязана буду. А так неловко…
Да, Вера была гордая. И в спасителях совершенно не нуждалась. Вот если бы все происходило не так, не здесь – в нашем времени, в нашей школе, в нашем парке, а в давние или сказочные времена, тогда да… Тогда было бы все по-другому! Она была бы, например, принцесса какой-нибудь страны… и после битвы, например, с врагами она, одержав победу, упала бы, обессиленная, с коня. А враги бы уже подбирались… И случайно проезжающий мимо рыцарь спас бы ее. Или не случайно проезжающий, а который специально, ради нее, пройдя через множество опасностей, примчался в эти края. Вот тогда можно бы…
– Эй, Герасимова, ты чего зависла? Ку-ку!
Вера дернула головой и посмотрела на Глеба. Тот щелкал пальцами у нее перед глазами, пытаясь вернуть Веру в реальность.
– Я не зависла, – значительно ответила Вера. – Я просто жду твоего ответа.
– Да какого ответа… – Терехов переступил с ноги на ногу. – Я все про тебя знаю.
«Еще один, который все про меня знает! – ужаснулась Вера. – Видимо, действительно для меня настал „час икс“. Время срывать маски, расставлять точки над „i“, раскрывать карты – или как там это еще называется. Все, резидент засыпался. Одним словом, миссия провалена…»
Вера заставила себя удивленно улыбнуться.
– Ты молодец, – продолжал тем временем Терехов. – Отлично держишься. У тебя стойкий характер и железная воля.
– А что это ты меня хвалишь-то? – вот теперь уже на самом деле удивилась Вера. Потому что совершенно не ожидала, что Терехов именно ТАКОЕ скажет.
– Потому что это так и есть, – ответил Глеб.
– Именно это ты обо мне знаешь? – спросила Вера. Уж что-что, а держаться с достоинством, тщательно скрывая то, что происходит в ее душе, и ни в коем случае не давая эмоциям проявиться на лице, Вера умела прекрасно.
– Не только. Во-первых, я видел тебя как-то летом, на каникулах… – начал Глеб. И было видно, что он с трудом подбирает слова. – Здесь, в парке видел.
– Угу… – кивнула Вера, не отрицая, но и не подтверждая того, что он мог действительно ее здесь видеть. А что такого? Парк-то культуры и отдыха, обычное место для прогулок…
И с грустью подумала: «Эх, плохой все-таки я шпион! Не заметила слежки. А вот если бы решался вопрос государственной важности? Как бы я уходила от „хвоста“? Надо развивать наблюдательность. Может, попробовать замечать, кто за мной движется, когда я в школу, например, иду? Или в музыкалку… Смотреть ненавязчиво через руку, зеркальце с собой носить, чтобы, не поворачиваясь, видеть то, что сзади происходит, приметы людей запоминать. Или…»
В этот момент она одернула себя, не давая своей фантазии умчаться в дальние края, и чтобы внешне не выглядеть так, что люди думали бы – Вера «зависла». А, видимо, такое частенько случалось… Она взбодрилась и стала слушать внимательнее.
– Я сначала просто тебя увидел. Мы с родителями гуляли тут. Я билеты в кассы покупать пошел, а они отстали. Смотрю – ты… – продолжал тем временем Глеб, который, к счастью, увлеченный воспоминанием о своих впечатлениях, не заметил того, что взгляд его собеседницы опять только что куда-то «уплывал». – Села на площадку «Колеса обозрения». Одна. Ну и я просто решил посмотреть, за сколько времени «колесо» полкруга проезжает. А ты – приметное пятно. Потому что была одна. И знакомая. И в платье в ярком. Далеко, в общем, тебя видно… Я еще специально подальше отошел – к палаткам с мороженым. Оттуда хорошо вершину «колеса» можно было разглядеть… Ну, я и смотрю, время засек. А ты как залезла вдруг на руль – у меня аж челюсть отвалилась! И стоишь! Меня аж затрясло – упадешь, думаю! Ты руки раскинула – и стоишь себе… А я смотрю. Вижу – и люди какие-то за тобой наблюдают. Тетки ругаются: «Что же это такое? Кто разрешил? Нарушение правил! Это опасно, так рисковать нельзя, надо карусельщику сказать!» Но не сказали, ушли. А тут твоя площадка уже вниз поехала. А там деревья загораживают. Я быстрей вбок побежал, чтобы проследить, как ты там… Смотрю, а ты уже сидишь, ботинки обуваешь…
– Босоножки.
– Да. Ну все, думаю, слава богу! Пронесло, обошлось, не упала… Тут мои родители с братом подошли, меня куда-то потянули. В общем, я к тебе не стал подходить. Но ты молодец! – восхищенно воскликнул Терехов и перевел дыхание.
Вера еще ни разу не слышала, чтобы он так много говорил.
– В общем, ты – герой! – заключил Глеб. – Я бы так никогда не смог. Честное слово. Это, конечно, дурь, могла бы и о родителях своих подумать… Ты больше никогда так не делай! Надо ценить жизнь – и свою, и чужую. Родителей, например. Обещаешь?
– Ну, да, – ответила Вера, которая после слов Глеба действительно вдруг подумала о том, что случилось бы с ее родителями, если бы она с этих каруселей вдруг…
