Но пока не прошло совсем, я хлопала глазами и жмурилась, как мышь-слепыш. И потому не заметила, как всё это время… меня преследовали!
Ведь только я стала опускаться к своей расчищенной Глебом взлётно-посадочной площадке, только хотела удариться о землю, крылышки сложила, как меня бац! – и схватили какие-то многочисленные руки! Да ещё и тряпку накинули на белый свет. В смысле, наоборот, на меня её накинули, и стало темно.
Боже мой! Это не кино – всё происходило на самом деле! Под тряпкой я тут же стала нещадно биться, сумка ухнулась куда-то вниз, по крайней мере я барахталась уже без неё. Наушники ещё мешались, обматываясь вокруг меня, оп, кажется, от плеера что-то оторвалось. И вообще куда-то он ускользнул. Жалко…
Очки! Самое обидное, в пылу битвы тут же куда-то улетели очки! Не удержались на детских усиленных дужках. Это было плохо. Я принялась шарить лицом и ногами, разыскивая самую главную часть своей экипировки. Куда я без них? Как выбираться буду?
А выбираться нужно было обязательно.
Но тем временем меня всё волокли и волокли под тряпкой. Долго. Далеко, значит.
Куда – к машине. Засовывать начали. Я сопротивлялась. Но молча. Потому что меня всё равно в природе нет. Козлы, вы никого на самом деле не поймали! Меня нельзя ловить, у меня Глеб! Он волноваться будет. Блин…
– Крылья не помни!
– Да я стараюсь. Но рвётся, зараза. Когти такие…
– Не задохнётся?
– Не должна.
Мы поехали. Меня держали четыре руки. Ещё какие-то руки завели мотор и направили машину куда-то. Я продолжала рваться и царапаться – а коготки-то у меня как у тигра, ну, как у грифона точно! Но что они, эти коготки… Я даже брезент, меня пленивший, не могла ими разорвать, как ни старалась. К тому же меня конкретно стиснули с двух сторон.
Свет я увидела… в местном отделении милиции. По декорациям догадалась. Вот это новости. Меня задержали, что ли? Но за что? Тем более буду молчать.
Трое мужиков усадили меня на стол и стали бродить вокруг. Конечно, тут же начали хвататься за все выступающие части тела, и как я крылья ни сжимала, они растопырили их в разные стороны. И диву давались.
– Да это что ж такое?
– Да как же это могло получиться?
– И с кем же это бабу скрестили?
– Ну надо же!
– Да быть не может…
– А мы всё – кондор, кондор! А это вон какой кондор…
И это ещё самые мягкие из выражений их удивления. Того, кто особенно рьяно дёргал меня за перья и хватал за лицо, я изловчилась и укусила. Остальные заржали, мужичила сжал прокушенное до крови ухо. Я оскалилась и зарычала.
Да. Буду играть неведому зверушку.
Трое похитителей сразу заговорили о том, как меня лучше использовать. И не переставали удивляться – да откуда же я взялось? И не опасно ли моё общество – может, я житель радиоактивной зоны? И излучение от меня немеряное идёт…
Я слушала их и делала глупое отсутствующее лицо. Пусть считают, что я их не понимаю – так они могут расслабиться, и мне удастся что-нибудь узнать об их планах.
Вспыхивал слепящим шариком фотоаппарат. Фотографируют. Я закрывала лицо крыльями и строила самые что ни на есть нечеловеческие рожи.
Серьёзного страха у меня не было. Оставалась злая уверенность – смотаюсь непременно. И как можно быстрее. И азарт – тоже мне, нашли Ихтиандра! Использовать они меня собираются – ха! А что, кстати, Ихтиандр мне брат. Его тоже планировали сделать орудием труда, жемчужины со дна таскать. А я что, они надеются, шишки с ёлок буду рвать? Хрен им в сумку. Нам бы с Ихтиандром неплохо подружиться – я летаю, он плавает, отличная команда монстров. Вместе бы и боролись за свои права.
Это всегда так – как какая опасность, так меня остроумие разбирает. А думать что делать, кто будет за тебя, подружка Ихтиандра? Александр Пушкин? Или Александр Беляев? Много он счастья Ихтиандру сочинил… Так что некому. Думай сама.
Мужики принялись ругаться, уверяя, что каждый из них первым поверил в моё существование и не оставлял попыток меня поймать. И что наверняка пацан тогда, осенью, набрехал им – ведь в птицу они попали, она должна была упасть в том районе. А он заладил: не видел, не видел…
Я насторожилась – они о Глебе говорят! И это, сомнений нет, те стрелки недорезанные! Вот пидорасы. Ну всё, я вам устрою…
Один из них – кажется, штаны на нём были милицейские, сослепу я особо не разгляжу, – зазвенел ключами и двинулся куда-то. Меня как орла, с которым на пляже фотографируются, схватили за ноги и отнесли в угол. Посадили на табуретку. Защёлкали замки – решётчатой двери, потом обыкновенной. И всё стихло. Правда, свет не выключили. Это камера? Может быть. Во всяком случае, окна здесь нет. Карцер, может. Бывают в отделении милиции карцеры?
И что, мне тут теперь сидеть? Сколько? Что они задумали?..
Ну как же я так вляпалась? Умница, в жопе пуговица, всё ездила, беззащитных журналистов запугивала – а упустила опасность совсем с другой стороны!
Я спрыгнула с табуретки и прошлась по комнатке. Сощурилась – сплошные стены. И дверь. Больше ничего. Надо бы пошарить по стенам – может, удастся что-нибудь найти, что поможет побегу. Но для этого нужно принимать человеческий облик – чем шарить-то?
Не буду принимать. Они оставили включённым свет – и уж вовсе не для того, чтобы мне тут было комфортно и нестрашно. Наверняка следят за тем, что я буду делать. Не покажу ничего. Пошли вы раком вдоль барака.
Я была зла на саму себя, бестолковщину. Я ругала себя последними словами. Это ж надо, нет, это ж надо!!! Сиди вот теперь на табуретке, цыплёнок жареный. Что – поймали, арестовали?..
Было прохладно. Но в голом виде, если бы я вздумала человеком обернуться, оказалось бы ещё хуже. А так я сжала крылья и нахохлилась. Вроде ничего.
Почему так случилось? Похищение это дебильное. Детективный триллер просто. Бандиты монстра поймали!
Традиционно в таких случаях человек думает на две темы: на латинскую – кому выгодно? И русскую – кто виноват? Вопрос о том, что делать, откладывается обычно на потом. Кому выгодно – это я постараюсь прояснить в процессе общения с похитителями. А вот кто виноват… Да сама же я и виновата, блин горелый! Грехи мои тяжкие – вот в чём дело. Человек всегда сам виноват в своих проблемах. И я в своих… Интересно, если я сейчас, пока тут сижу, вспомню все свои грехи и в них покаюсь – поможет? Вот если честно? Простит меня Бог? Или нужно, чтобы простили меня ещё и обиженные мною. А?
А вот если честно, если совсем честно – то получения прощения грехов мало. Важно только их ИСКУПЛЕНИЕ – то есть возможность исправить сделанные гадости. Да. Только это может помочь кающемуся человеку.
Так, срочно вспоминаю свои плохие дела. Хотя бы последнего времени. Антуан не в счёт – это не зло, это обмен подарками. Империя наносит ответный удар.
Не помню… Журналист Полуэктов? Но я просто его тематически переориентировала. Покаялась бы, но вины не вижу.
Ах я, умница, душа крылатая, безгрешная…
Вот оно что… В первую очередь человек, наверное, должен исправить плохие поступки по отношению к самому себе! Да. А я всё над собой подсмеиваюсь. Ничего смешного. Не любила я себя, а потому не делала ничего полезного. Только гнобила. Неправильное поведение уводит ход жизни не в нужную сторону. В плохую, в неправильную же. Вот и получается у человека, который своим поведением себе вредит, корявая неудавшаяся жизнь.
Но до этого момента жизнь моя была наисчастливейшей! Нынешняя моя жизнь. Так что же – на шкуре моей зебры снова наступила чёрная полоска? Так быстро?
Надо попытаться вспомнить всё – с того момента, когда жизнь моя пошла кое-как. В смысле давно. Где я себя вела неправильно? Какую сделала гадость? Или в какой момент могла поступить так, как надо, сделать для себя хорошее – и не сделала? Что ж, буду вспоминать. Это, видимо, единственный путь в нашем мире, где практически всё определяет поступок.
Но подумать на эту величественно-покаянную тему мне не дали. Сколько прошло времени, не знаю, но двое из похитивших меня мужиков вновь появились в камере. Снова подскочили и принялись меня рассматривать.
Я сделала отсутствующее лицо с элементами лёгкого безумия.
Один принялся трясти меня:
– Ты слышишь, что я говорю? Эй! Ты мою речь понимаешь?
Я продолжала косить под дурочку.
– Да как она тебе речь-то будет понимать?
– А чего – уши-то вон у неё есть…
– А мозги? Неизвестно. Вот то-то и оно…
Это у тебя мозгов нет, удав трофейный…
– Не, ну а прикольно это чудо-юдо в цирке показывать. Гы-гы-гы!
В цирке, говоришь? Шоу с обезьянками? Женщина-змея, женщина-птица. А что, это мысль…
Мысль осталась без развития.
К нам вошёл третий.
– Ну что, всё равно сказал, берёт! – сообщил он. Я так поняла по звуку, мобильный телефон он захлопнул. Разговаривал с кем-то.
– Поехали тогда.
На меня нацепили сначала колючий мешок, а затем чем-то ещё обернули, наверное, всё тем же брезентом. Потащили. Ага, в машину…
И мы поехали, и мы поехали-поехали. Они всё волновались и ругались – сколько попросить. Счёт шёл на десятки, а затем и на сотни тысяч долларов. Тоже мне, бизнесмены. Дырку вам от бублика, а не Шарапова. Убегу. Вы не знаете – и не узнаете – моих способностей!
Это даже хорошо, что Глеб уехал – они его не тронут. А я к его возвращению должна уже дома быть.
