— Еще таблеточку поливитаминов, моя дорогая? По пробуйте “Саногил”. Подождите, я вам запишу.
Скоро вместо того, чтобы посылать своим девушкам перевязанные лентами коробки конфет, кавалеры станут дарить им тюбики снотворного или флаконы сульфамидов, прикладывая к ним записки: <Для Вашей больной печени”. Или: “Принимайте это слабительное каждое утро и вспоминайте обо мне”. Или вот еще (на день рождения): “В этом тюбике глистогонного столько же таблеток, сколько Вам лет”.
Поверьте, братцы, будущее не за кондитерами и не за цветочниками, а за фармацевтами. Белые таблетки будут продавать для помолвок и свадеб, голубые и розовые для девушек и черные для людей в трауре…
— О чем ты думаешь, котик? — спрашивает М-Т заплетающимся языком.
— Просто думаю, — мрачно отвечаю я. — Я у нас в полиции не только Казанова, но и Паскаль.
После этого я громким голосом требую счет. Поскольку я пользуюсь тут авторитетом, мне его дают, а поскольку я честен, то оплачиваю его.
— Ты идешь, нежная моя?
— Куда? — сюсюкает патентованная шлюшка.
Что она себе воображает? Что я буду играть ей на лютне?
— Немного прокатимся, чтобы проветрить легкие.
— Как хочешь, — отвечает томная красавица.
Я трогаюсь на небольшой скорости. Через пятьсот метров мадемуазель “Ты идешь, дорогуша?” начинает клевать носом.
Через километр она уже спит как убитая. Это не серийная продукция, а доброкачественная ручная, в одном экземпляре. Можете стрелять у нее над ухом, она не пошевелится. Моя таблетка высшего качества, и любезная особа отключилась на несколько часов.
Теперь я на полной скорости гоню в сторону Булонского леса.
Аллея пустынна. В темноте светится только маленький красный огонек подфарника “203-й”. Я останавливаю мою машину за тачкой Альфредо и открываю дверцу “203-й” со стороны пассажира.
Тут же как из-под земли выскакивает тень, от которой несет камфарным спиртом. Тень болящего Пакретта.
— Руки вверх! — требует он.
Зная его ловкость в обращении с пушкой, я спешу рявкнуть:
— Без шуток, Пакретт!
— О! Комиссар… В этой темноте…
— Послушайте, старина, оставьте вы свою привычку палить в первого встречного, у которого просрочено удостоверение личности.
Он насупливается.
— Помогите мне, — приказываю я.
— Что нужно сделать?
— Перенести эту спящую красавицу из моей машины в эту.
Он не задает больше вопросов, но издает восклицание, узнав блондинку-проститутку с улицы Годо-де-Моруа.
— Но…
— Да?
— Что это значит? Она потеряла сознание?
— Просто спит Мы перетаскиваем М-Т в тачку ее сутенера.
Я укладываю ее на сиденье в такой позе, чтобы казалось, будто мочалка мертва.
— Продолжайте дежурство, — говорю. — Я заеду позже.
— Могу я себе позволить спросить, что…
— Мы проводим один эксперимент, мой дорогой. Я вам расскажу на свежую голову.
Теперь я беру курс на контору. Я чувствую легкую тревогу. Мне кажется, что причиной раны в моей душе является обнаружение мною трупа малышки Даниэль.
А кроме того, мне на желудок давит съеденный ужин. Как видите, поэзия еще не умерла.
Одиннадцать часов без нескольких минут. Контора безмолвна, как замороженная рыба. Свет в коридорах кажется немного зловещим. В этом административном здании мне все кажется зловещим. Здесь пахнет Берюрье и не очень жарко.
Я спрашиваю дежурного на коммутаторе, есть ли для меня что новое. Он отвечает, что в последний свой звонок Берю сообщил, что отправляется на Лионский вокзал.
— Больше он ничего не успел добавить, — уверяет дежурный. — Кажется, он за кем-то следил и боялся упустить.
— Это все?
— Да.
— Матиа вернулся?
— Да, с клиентом. Маленький брюнет с неприятной внешностью.
Я поднимаюсь к себе в кабинет. Мой инспектор и Альфредо действительно там. Они молча курят, сидя по разные стороны моего стола.
При моем появлении поднимается один Матиа. Он указывает мне на своего визави легким кивком. И все. Мой рыжий помощник не любит трепотни. Он действует, и его поступки говорят за него.
Я кивком здороваюсь с Альфредо и сажусь напротив него, а Матиа взглядом спрашивает меня, уйти ему или остаться.
Я делаю ему знак остаться, тогда он берет стул и садится на него верхом. Короткая пауза, чтобы дать капитанам обеих команд собраться.
Альфредо идет в атаку первым (это добрый знак):
— Ну и?
Видели бы вы, прекрасные дамы, вашего Сан-Антонио в этот момент, от пяток до умного лба. На его лице беспощадное выражение в стиле “Моя месть будет ужасна”.
Я втыкаю суровый взгляд в его зенки, чтобы узнать, кто первым сломается. Не могу сказать, сколько времени длится поединок, но — наконец — победа! Крутой парень отводит моргалы и ворчит:
— Ну ладно, объясните! — Хочешь, чтобы я тебе все разрисовал в деталях? Альфредо не какой- нибудь фраер, и в жилах у него течет не томатный сок.
— Послушайте, господин комиссар, я ни хрена не понимаю в ваших шутках. Если у вас на меня что- то есть, так сразу и скажите.
— Не строй из себя невинного младенца, Альфредо. Это не облегчит твое дело. Он бледнеет и кричит:
— Какое еще дело?
— Ты влип в такое дерьмо, дружок, что тебе не только не отмыться, но ты можешь в нем и утонуть.
Он в ярости вскакивает. Я слегка киваю Матиа, и мой рыжий отвешивает ему такой удар в морду, который привел бы в восторг всех болельщиков бокса.
— Спокойнее, господа, — по-отечески отчитываю я их. Альфредо массирует челюсть, выпучив побелевшие глаза.
— Я протестую! — с трудом выговаривает он.
— Ну что ж, мы постараемся найти точки соприкосновения.
Я щелкаю пальцами.
— Для начала маленькая поучительная прогулка. Надень на него браслеты, Матиа.
— Не имеете права! — мрачно уверяет Альфред о.
— Преимущество сильных людей в том, что они могут присваивать себе те права, которых не имеют, — философствую я, — а когда они их присвоили, эти права уже ихние, сечешь?
Обескураженный, он смотрит на меня недоверчивым взглядом и бормочет:
— Не знаю, что на вас нашло, комиссар, но знаю, что вы идете неверным путем!
— Мы пройдем по этому пути вместе, так что беда уменьшится вдвое. Ну-ка, быстро, поехали.
