мраморных плитах на греческом, французском, английском, немецком, камбоджийском, эскимосском языках, а также стенографическом.
— Какова программа увеселений? — спрашиваю я у появившегося капитана Метрополитеноса.
— В десять часов подъедут запряженные лошадьми кареты, чтобы забрать гостей и отвезти в замок.
— Но замок в двух шагах!
— Неважно, — парирует с серьезным видом Метрополитенос. Новостийная программа телевидения должна заснять праздничный кортеж прибывающих гостей.
Я усмехаюсь, но про себя. Представляете рожи моих друзей, когда они узреют среди важных гостей, прибывающих на праздник, физиономию Сан-А между принцем Салимом Бен-Зини и князем Хольстеном Премиумом Светлым (баночным).
В общем, весь спектакль — сплошное притворство. Окакис, возможно, велел на приглашениях написать, чтобы монархи привезли с собой короны и облачения для торжественных церемоний. Конечно же, прием на Тихом океане послужит прекрасной рекламой. Уже завтра акции Окакиса подпрыгнут вверх. Портреты на память в окружении королей, миллиардеров и генералов в наше время значат очень много, хотя в большинстве стран в моде вроде бы демократия.
До десяти часов еще есть время, и я решаю окунуться в зеленые воды залива. Вода как парное молоко. Вертлявые маленькие обезьянки и сказочные птицы всех цветов радуги радостно перекликаются среди пышной растительности. Солнце пока еще не в зените, но уже испускает мощный поток лучей, расцвечивая и без того яркую природу. Пахнет изумительно.
Такой климат, безусловно, должен сильно льстить владельцу этого райского уголка. Но это днем, на солнце! А ночи здесь, наверное, очень темные и должны страшно действовать на психику. У меня мелькает неожиданная мысль, что ночной период на острове труднопереносим.
Наплескавшись вволю, я иду сменить наряд, поскольку замечаю появление телевизионщиков. Облачаюсь в летний голубой костюм, белую рубашку и темно-синий галстук. Если бы вы видели меня, одетого как с обложки модного журнала, то вам пришлось бы срочно сбегать за транквилизаторами, чтобы побороть свои комплексы неполноценности.
Коронованные особы (среди них есть и короли банковских империй, но в наше время такие империи недолговечны) тоже напялили на себя приличествующие случаю кобедняшные шмотки. Омон Бам-Там I в своей воскресной набедренной повязке, а генерал фон Дряхлер в униформе, каске с пикой и лошадиным хвостом плюс монокль в глазу. Ла Кавале, наша замечательная прима, побрилась и заковала широченную грудь в корсет с помощью опытных слуг. Она заблокирована, как в скафандре, но мне кажется, если кто-нибудь пощекочет ее шаловливой рукой чуть пониже контральто, то вся конструкция разлетится вдребезги и бюст начнет жить своей собственной жизнью!
Точно в назначенный час раздается звон колокольчиков и блистательный кортеж начинает свой путь от дома к причалу. Представьте себе двадцать карет белого цвета с розовыми колесами и голубым верхом.
В каждую впряжена четверка белых лошадей в голубых попонах, украшенных золотыми колокольчиками. А? Ухватываете картинку?
В первых ландо сидят гости, прибывшие раньше, а также сам хозяин острова. Автомобиль с установленной кинокамерой движется перед процессией. Каждую упряжку ведет кучер, одетый в белый костюм с розовыми галунами. Ах, как красиво! Надо надеяться, ребята-операторы зарядили самую чувствительную пленку «Агфа-Геверт» в свои камеры.
Иначе будет очень жаль!
Приближаясь, колокольчики звенят сильнее, так что в ушах стоит сплошной звон. Как только первый экипаж останавливается на уровне причала, — о, сюрприз! — сто четырнадцать музыкантов, прятавшихся до этого за пальмами, делают шаг вперед и появляются перед нашими изумленными глазами. Они роскошны в своих красных мундирах. С потрясающей синхронностью оркестр атакует первые такты гимна Окакиса «Танкерушечка». Чарующие звуки музыки (написал один аргентинец; его среди присутствующих нет, поскольку композитор не успел взять смокинг из химчистки) поднимаются к самому небу.
Когда ряд ландо выстраивается перед лестницей причала, из первой кареты выпрыгивает человек. Я его, естественно, тут же узнаю, поскольку в газетах полно его фотографий, — Окакис. На нем его извечный черный габардиновый костюм, белая рубашка и черный галстук. В петлице неувядающая белая роза, а из нагрудного кармана торчит постоянный спутник жизни — золотой мундштук, инкрустированный бриллиантами.
Он меньше, чем на фотографиях, как сказала бы одна моя знакомая консьержка. Метр пятьдесят пять — красная цена, не больше! Густые брови, седые волосы, жесткие и вьющиеся, и нос, заросший торчащей во все стороны щетиной. Уголки рта горестно опущены. Он серьезен и преисполнен!
Окакис подходит к трапу для приема гостей. Немногословен, лишь рукопожатие и приветствие «спасибо, что приехали», а для дам зарезервирован легкий поклон. И все!
Двое слуг в ливреях помогают сходящим с трапа гостям и ведут к экипажам, где дочка Окакиса представляет им прибывших накануне. Среди них я отмечаю принца по имени Нгуен Совьет Шимин из Центрального Вьетнама, бывшего короля Фарука, еще одного короля, на этот раз голландского сырного производства, вице-королевы Тении Алохи Келебатузы, господина Педе из Организации Разъединенных Наций в сопровождении бабушки (которую никак нельзя было оставить дома из-за ее неумения пользоваться газовой плитой), а также господина Эдгара Слабуша, бывшего президента Французского Совета, автора наделавшей много пустого шума книги «Все началось с желтка». Но каково общество, доложу я вам!
Мы рассаживаемся в ландо, и бело-розовый кучер везет нас в общей колонне по направлению к дворцу.
О, какой сюрприз! Еще один! По всей длине трассы по мере нашего продвижения из-за каждого дерева появляется музыкант. Среди них есть даже карлик-флейтист, который вышел из-за кустика земляники. Ну что можно добавить — Окакис умеет принимать гостей!
Если бы вы могли видеть весь парковый ансамбль во французском стиле! Особенно когда подумаешь, что каждый миллиграмм земли на остров был привезен издалека! До Окакиса здесь было лишь несколько скал, загаженных чайками. Он как Бог Создатель, наш Окакис! Задумал и создал землю! Особое поощрение от жюри.
— Вы будто спите, мой милый! — окликает меня Глория.
— Я восхищен! — говорю я, не уточняя, чем именно.
Поскольку от вас мне нечего скрывать, мои дорогие, то сделаю маленькое признание — еще одно!
Только что моя аорта совершила неожиданный для себя кульбит. Я увидел Антигону Окакис. Граждане, признаюсь, когда вы встречаетесь глазами с этой греческой богиней, ее взгляд производит эффект, будто вы смотрите на лампу инфракрасного излучения. Какой блеск! Ее взгляд проникает вам прямо в самые чувствительные органы. Антигоне чуть за двадцать. Волосы — черные с синим отливом — разделены пробором посередине головы, кожа бронзовая, а на лице нет и следа макияжа. А какой рот! Волшебство! Хотя глупо говорить так о щели на лице между двух губ — но про нее можно! Губы потрясающе очерчены и имеют вид спелых фруктов на солнце. Что касается ее физических характеристик, то тут — снимайте шляпы (но только шляпы!), господа! Не знаю, ковал ли ее папаша Окакис сам или с помощью настоящего профессионала — тут явно были задействованы специальные силы, — но получается, что ни один из его танкеров не сможет тягаться с Антигоной в вопросе линии, и даже линий дальнего следования. Истинное сокровище! Какого черта я буду вам трясти воздух, описывая ее обалденную грудь, тонкую талию, круглые точеные бедра, сумасшедшие ноги и прочее? Если женщина божественно сложена, то она божественно сложена — и все, точка!
Ищу ее глазами среди гостей, но не нахожу. О, как жаль! Когда такая красота пропадает с вашего горизонта, вы ощущаете, будто солнышко вам сказало «спокойной ночи». Я очень надеюсь, что это был не мираж.
Мы продвигаемся по Елисейским полям Окакиса, как праздничный парад.
