соблюдая порядок и осторожность.
Это классика! Давай побегаем наперегонки — кто кого! К черту трон, когда жизнь в опасности! Императоры и прочие величества, подхватив сандалии и прижав локти к бокам, легкой рысцой покидают место происшествия. Через несколько секунд мы остаемся на корте вчетвером:
Окакис, Антигона, доктор и я. Лекарь — очень достойный человек, во всяком случае, так держится. Шутка ли сказать, в какую ситуацию бедолага попал: он привык давать аспирин с витаминами от головной боли и накладывать пластырь на царапины, а тут этакая заваруха. Но с его повышенной зарплатой приходится выкручиваться.
— Это покушение! — изрекает он, поскольку, кроме дипломов, обладает еще даром дедуктивного мышления в очень продвинутом состоянии.
— Без всякого сомнения, — отвечаю я. Антигона склоняет свою прекрасную головку со следами страха на лице.
— Я еще не до конца осознала, — признается она.
— Рассмотрим ситуацию, — рассуждаю я вслух. — Все мячи на корт были поданы с момента начала вашей игры. Но если бы я поднял мяч где-нибудь в углу, так ведь нет — он лежал прямо у моих ног. Из этого можно заключить, что его положила сюда рука преступника.
Милая Антигона округляет глаза.
— Но никто же не входил на корт во время нашего первого сета!
— Значит, мяч подкатили сюда из-под ограждения.
Иду обследовать сетчатое ограждение вокруг корта. Иду медленно, внимательно разглядывая нижнюю часть сетки, и вдруг мои волосы становятся по стойке «смирно», как ученики при появлении инспектора.
На газоне я вижу распростертого беднягу Экватора Сали. Он держался около ограждения рядом с местом, куда Антигона бросила мяч, и получил основную порцию. Рубашка вся в крови. Одна щека сильно изуродована.
— Доктор! — зову я. — Здесь серьезный случай для вас!
Показываю ему на лежащего художника, и доктор, похоже, чрезвычайно рад представившейся возможности продемонстрировать свое искусство.
Подхватив саквояж, он со всех ног бежит на помощь пострадавшему.
Несчастный судовладелец стоит с грустным лицом. Его пышное новоселье превращается в ужасное бедствие. К несчастью, многочисленные репортеры, прослышав о покушении, бегут, как на халяву, стройными рядами, на ходу готовя свои фото— и кинокамеры.
— Господа, господа, прошу вас! — умоляет их Окакис.
Но эффект примерно тот же, как если просить влюбленного быка, положившего глаз на свою буренку, сходить в ближайший секс-шоп и купить себе надувную куклу. Затворы уже защелкали! Клик! Клак! И еще клак! И еще! А теперь сделай мне его под другим углом! Камеры стрекочут — словом, хит сезона!
Пока ребята из прессы заняты своей работой, я делаю свою, то есть продолжаю обход ограждения корта.
Тот, кто уверял, что комиссар Сан-Антонио не лучший флик в Европе, заслуживает тысячу оплеух и плевок в придачу, чтобы залепить синяки.
Гениальный Сан-А вновь все предвидел точно!
Кто-то ножницами прорезал небольшое отверстие в сетке прямо на уровне земли. И я понимаю, почему выбрали именно это место: здесь прямо у ограждения растет огромный, густой куст — не помню названия, но из его цветов делают зонтики, а из листьев — лодки. Кто-то притаился здесь и в нужный момент, когда все обращают внимание только на летающий туда-сюда мячик, закатил взрывное устройство на корт. И я практически уверен, что мячик с начинкой предназначался мне.
При этой мысли я немного столбенею. Не пугаюсь, нет, поскольку не родился еще тот парень, который способен излечить мою икоту, крикнув за спиной «у!». Но если нацелились на меня, значит, кто-то знает о моей истинной профессии и подозревает, что я приехал неспроста. А раз подозревает, значит, здесь, на острове Кокпинок, замышляются не очень хорошие вещи.
Обыскиваю куст, поднимаю листья. Так и есть, сломанные ветки доказывают недавнее присутствие здесь какого-то человека.
Принюхиваюсь. Мне кажется, я вам рассказывал, что у меня обоняние развито так же сильно, как и интеллект. И мои чувствительные ноздри улавливают странный запах. Но это не запах цветов на кусте — не могу пока еще вспомнить, как называется, подождите, может, вспомню! — куст этот источает довольно тяжелый, немного одуряющий аромат, похожий на ликер Карабинье-Дофенбах. Здесь же явно чувствуется запах женщины.
Кроме того, осматривая отверстие в сетке внимательнее, я нахожу несколько шелковых нитей, зацепившихся за обрезанные концы проволоки.
Осторожно снимаю их и кладу в спичечный коробок.
— Вы нашли что-то интересное? — спрашивает подошедший Окакис.
— Может быть, — отвечаю я, не моргнув глазом. — Как дела у художника?
— Ему очень плохо. Я сейчас же отправлю его самолетом в больницу Кито.
— Будете сообщать властям?
— Естественно. Отправлю телеграмму в полицию Сан-Кристобаля. Мой друг, я безутешен, — говорит он грустным голосом. — Кто-то стремится устроить грандиозный скандал в моем доме, чтобы обесчестить меня в глазах всего мира.
Мне тоже так кажется. Фактически скандал уже состоялся.
— Необходимо обнаружить преступника, — говорит Окакис.
Естественно, я понимаю, что последняя фраза брошена не в абстрактную пустоту, а направлена точно по моему адресу.
Я смотрю на него, он смотрит на меня. Затем мы оба вдруг синхронно улыбаемся, несмотря на всю серьезность положения.
— Не могли бы мы пойти поговорить с глазу на глаз где-нибудь в спокойном месте? — намекаю я.
— Я как раз хотел вам предложить, — тут же отзывается судовладелец.
Стараясь не показывать, что мне больно, поскольку у меня рана на ноге, я иду за ним.
К нам примыкает Антигона. Она хромает, но все же румянец вновь появился на ее красивом лице. Шикарная девочка! Настоящая элита!
Парень, который однажды поведет ее к мэру, чтобы совершить брачную запись, получит право не только на сотню танкеров в качестве приданого, но и сладкую жизнь в придачу.
— Ну как, ничего? — спрашиваю я.
— Думаю, да.
Глава 7
В исключительных случаях, не сомневайтесь, я умею быть и серьезным.
Поэтому Сан-Антонио, сидящий в настоящий момент в кабинете Окакиса, совсем не похож на того, к которому вы привыкли. Я нацепил важную, даже торжественную физиономию, разработанную префектурой полиции специально для подобных случаев: напряженный лоб с двумя красивыми поперечными складками, рот герметично закрыт, нос заострился и принял форму орлиного, в глазах интеллигентная холодность, выверенные движения, спина прямая.
— Вы из французской полиции, так ведь? — спрашивает с места в карьер судовладелец.
— Вам Глория Виктис сказала?
— Нет, но я в курсе, что среди приглашенных должен присутствовать инкогнито французский полицейский.
Я хмурю брови, и таким образом на лбу появляется еще одна поперечная складка, также
