экстерьеру, но все равно осталась той же самой породой по темпераменту и нашла себе применение.
С первого взгляда собака мне понравилась. Это был ширококостый рыжий кобель величиной с немецкую овчарку. У него были мощные челюсти, и он, несомненно, умел ими пользоваться. Пёс, по- видимому, был смешанной породы…
Несмотря на свою злобу, Бафф часами лежал у моих ног, глядя преданным задумчивым взглядом, как бы пытаясь прочесть мои мысли. Мы ещё не выехали из Найроби, а я уже привязался к Баффу.
Когда мы подошли поближе, то увидели, что свора загнала пять самцов-буйволов. Образовав круг хвостами вперёд и рогами наружу, они отбивались от собак. Вдруг Бафф рванулся к буйволам и схватил одного из быков за нос. Разъярённое животное бросилось вперёд, стараясь ударить собаку о ствол дерева. Но Баффа не так-то легко было оглушить: в последний момент он ловко отбросил задние ноги и избежал удара. Выстрелив, я покончил с этим буйволом».
Это фрагменты из книги Дж. Хантера «Охотник» (автор в начале ХХ в. охотился на различных зверей Африки). В переводе книги на русский язык, сделанном в середине XX в., Бафф был назван айрдальтерьером, а в переводе 1992 г. — бультерьером. Отчасти оба переводчика были правы: существует версия, по которой одна из ветвей породы эрдельтерьера скрещивалась с бультерьерами. По крайней мере, в собачьих боях они использовались.
К середине ХХ в. эрдельтерьеры заняли прочное место служебных собак. В России во время Великой Отечественной войны они славились как хорошие связисты благодаря наличию ярко выраженного ориентировочного рефлекса и хорошей пространственной ориентации.
В настоящее время это легко дрессируемая собака-компаньон, пригодная для любого вида службы и спортивного применения. Часть эрдельтерьеров по-прежнему сохраняют дух воинов и охотников.
О русских овчарках, охранявших овечьи отары, писали собаководы XIX — начала XX в. Н.П. Основский и А. Фёдорович (Шенец), а также Л.П. Сабанеев. Правда, их описания несколько разнятся (стоячие или висячие уши, степень растянутости корпуса, размеры). Сходятся авторы в одном: это были собаки, обладавшие брудастостью. Позднее закрепился такой отличительный признак, как плотная длинная шерсть с густым подшёрстком, сваливающимся в войлок. По поведению собаки являлись скорее караульными, чем пастушьими, способными к умелому обращению с отарой или стадом: все авторы дружно отмечали наличие у собак злобности.
«Русская овчарка своим видом и злобностью наводит страх и на людей, и на зверей, — написал Основский и добавил: — У нас на юге, в степных местностях, где развито овцеводство и где встречаются замечательные экземпляры овчарок обыкновенно при отаре в 400—500 голов, держат 4—5 собак». «Защищая стадо от волков, она смело вступает с последними в драку и нередко отнимает у хищников добычу», — вторил ему Фёдорович (Шенец). С поселением на юге России немцы-колонисты в XVIII в. вместе с мериносными овцами завезли астурийских (каталонских) овчарок, которых скрестили с местными собаками — татарской овчаркой, борзыми (крымской, происшедшей от горской, а возможно, и псовой); позднее на становление породы мог повлиять завезённый из Германии овечий пудель.
Собака породы южнорусская овчарка впервые была показана на Международной выставке в Париже в начале ХХ в. Ф. Э. Фальц-Фейном, владельцем легендарного имения с зоо— и дендропарком Аскания-Нова. Фальц-Фейн не только владел знаменитейшим парком, но и разводил овец-мериносов, поэтому ему были нужны собаки и караульные, и пастушьи.
Путь становления пастушьей породы, вероятно, выглядит так.
Сначала собаки охраняли скот и места стоянок человека от хищных зверей и грабителей и лишь со временем стали помогать ему пасти стадо, сгоняя копытных в кучу, направляя их движение в нужном для человека направлении, отыскивая и возвращая отбившихся животных, и даже пасли стадо в отсутствие человека. Именно тогда и формировался интеллект этих собак. Хотя они, возможно, и сопровождали скотоводов-кочевников, но настоящая пастушья служба могла появиться только с возникновением ценного, породистого скота и сокращения пространства пастбищ. А это произошло довольно поздно: в Европе ближе к XVIII в., в России — ещё на век позднее.
Что касается южнорусской овчарки, то эта порода в ХХ в. почти полностью погибала дважды: первый раз сразу после революции 1917 г., второй — после Великой Отечественной войны. Каждый раз породу восстанавливали путём вынужденной метизации с другими породами собак. Третий этап метизации пришёлся на конец ХХ в. По сути дела, это было не восстановление, а реконструкция породы, наподобие реконструкции ирландского волкодава.
До середины ХХ в. южнорусские овчарки ещё использовались как пастушьи, но к 70-м годам разводились в основном военными и ведомственными питомниками и использовались преимущественно как караульные собаки. При этом отбор шёл в сторону повышения агрессии к человеку. Охрана собаками промышленных и военных объектов на свободном окарауливании, с одной стороны, повышала их территориальность, но с другой — сохраняла способность к самостоятельному решению. Отбор на максимальную злобность и недоверчивость к посторонним оказался палкой о двух концах: собаки были надёжны, но, признав вожаком одного человека, вырастившего и выдрессировавшего их, плохо подчинялись другим людям. Это ограничивало их дальнейшее использование в питомниках. (Точно так же, как и фактура шерсти, которая не только защищает собаку, но и требует ухода.) Поэтому поголовье «южаков» никогда не было большим. И их переход в частные руки был вполне закономерен и необходим для сохранения и дальнейшего совершенствования породы.
Характеристика породы как неуправляемой и непредсказуемой говорила о том, что в результате селекции удалось не только сохранить первоначальную злобу, но и усилить её, вероятно получив некоторое количество собак-сверхдоминантов. Работавшим с ними дрессировщикам так и не удалось утвердить собственное превосходство, которое, кстати, достигается отнюдь не одной грубой силой, а умением найти правильный подход и знанием особенностей поведения.
В настоящее время рабочие качества собак перестали проверяться вообще. Непродуманная метизация привела к дестабилизации поведенческих признаков, появлению животных со слабой нервной системой. Как трусливые, так и слишком злобные собаки оказались неудобны, особенно в условиях городского содержания и резкого снижения качества дрессировки. У одних владельцев возникают сложности с курсом общего послушания, у других собаки не идут на свободное задержание. При продаже этих собак за рубеж требования, предъявляемые к ним, изменились кардинально: понадобились собаки- компаньоны с добродушным нравом. Хотя рабочие качества южнорусских овчарок, оставшихся в России, вполне позволяют использовать их для охраны квартир, загородных коттеджей или личной охраны. Они оказываются значительно более приспособленными к нашим условиям, чем другие крупные породы иностранного происхождения.
Ни для кого не секрет, что у нас много бродячих собак. Откуда они берутся? Сейчас в большинстве своём рождаются от таких же бродячих собак. В меньшем количестве их ряды пополняются за счёт потерянных и выброшенных животных. Культура отношения к животным у нас далеко не на высоте…
Тридцать лет назад наша семья получила квартиру в районе Дегунино. Поблизости от наших пятиэтажек находились остатки деревни Коровино, давшей название проведённому рядом шоссе. Жители деревни получили квартиры, и никто — никто! — из них не взял с собой своих собак. Так и жили с десяток разномастных дворняжек на участке пустыря возле полуразрушенных домов. Ходили добывать пищу на помойки, к столовой детской больницы, к железнодорожной станции Моссельмаш, а потом возвращались на свою территорию. А жители пятиэтажек, считавшихся тогда новостройками, вынуждены были пересекать пустырь, чтобы попасть в более обжитой район, где имелись магазин, аптека, сберкасса… Людей, которые не боялись собак, эти дворняжки не трогали. Но как же они набрасывались на тех, кто проявлял малейшую неуверенность! И они были вправе делать это — охранять свою территорию, хотя в собачьих услугах их бывшие хозяева уже не нуждались…
Очень часто кто-нибудь из рабочих приносит на стройку, склад, в гаражи одного-двух маленьких
