отношении к даме своего сердца исполняет рыцарскую службу, он — ее пленник, трактует даму — сосуд греха — наравне с королем, сюзереном. Божьим помазанником! Это немыслимо!
Интересно, что из всех версий легенды «Вульгата» наиболее убедительна как раз в том, что касается плотской любви. Произведение прямо-таки пышет сексом и эротикой. Там, где Мэлори ограничивается (при описании дев) фразами типа «Она была очень красивой девушкой», «Вульгата» ничтоже сумняшеся сообщает, что «ее выпуклые груди, маленькие, беленькие и ядреные, вздымались под платьем как твердые яблочки». Мэлори (говоря, например, о Ланселоте и Гвиневере) деликатно замечает: «Были они в ту ночь вместе в ложе или же нет, этого я не знаю и не отважусь утверждать, ведь вы помните, что в те времена любовь имела иные формы, нежели сегодня»; «Вульгата» же сообщает «городу и миру», что «пара любовников, улегшись нагими и плотно обхватившись, самозабвенно ласкают друг друга», «роскошно удовлетворяют друг друга взаимно» и так далее. Несомненно, это имеет тот же самый источник, что и все порицание секса, развернутое Церковью, — то есть не поддающийся приглушению телесный огонь, полыхающий в «благочестивых», отупевших от аскетизма и целибата монастырских братишках и сестренках. А может быть, монахи сознавали, что цель, которую они хотят достичь, требует.., увлекательного изложения? А может быть, они руководствовались такой мыслью: если уж приходится это делать, то лучше «роскошно удовлетворять друг друга», нежели выполнять обязанности ленника. Лучше ненадолго «улечься нагими и самозабвенно ласкать друг друга», нежели умирать от любви и издалека одарять женщину почестями, которых женщина недостойна…
Другая цель церковной версии была такова: надлежало взять в крепкие руки рыцарство и его идеалы, а из-за отсутствия оных — создать их. Рыцарь должен был перестать думать о приятных мелочишках, а с момента посвящения, носящего — в более позднем виде (с XI века) — характер религиозной инициации, ждать в покое и набожном сосредоточении увенчания своей жизни. Должен был ожидать минуты, когда объявится Грааль — например, в виде призыва к Крестовому походу «Идеалом и образцом — и апофеозом — всяческих христианских достоинств Бернар Клервоский называл тамплиерский орден, „Милицию Божью“, готовую к бою в порядке защиты веры по первому призыву. Это и случилось в 1129 году. Неполных двести лет спустя, в 1307 году, „идеальные рыцари“, обвиненные в волшебстве, содомии, демонолатрии, богохульстве и ереси, будут выть от боли в пыточных домах и гореть на кострах вдоль и поперек всей Франции. — Примеч. авт.».
Следует признать, что Церковь поступила ловко — не предавала легенду анафеме и не громила ее с амвона. Вместо этого создала и запустила в обращение собственную версию мифа, настолько мощную и принятую людьми, что она вытеснила предыдущие. Версию религиозную, классическую, некоторые ее аспекты живы и по сей день.
Однако классичность сильно подрывает другая версия. Поиски Грааля. Версия Вольфрама фон Эшенбаха. Версия, которую следует признать бунтарской
— сегодня мы сказали бы «диссидентской». Вольфрам фон Эшенбах тоже оказался в «Вандее», сомкнулся с Кретьеном и труверами против Роберта де Борона и (более поздних) цистерцианцев.
В версии Вольфрама Грааль.., камень! Не тарелка, не миска, не кубок, не чара, не чаша, которой пользуются во время мессы, но камень. Правда, не обыкновенный, а чудотворный — одно только лицезрение этого камня обеспечивает человеку вечную молодость, благодаря ему возрождается из пепла омоложенный Феникс. Но камень (философский?) — не чаша, камень исключает из истории ее литургический подтекст и связи с причастием. Камень гораздо ближе Каббале «Вольфрам фон Эшенбах (по примеру предшественников) тоже ссылается на „таинственные источники“. „Парсифаль“ якобы возник на основании „достоверных информации“, полученных от некоего Киота. Этот Киот — несомненно, Гийо, прованский трубадур, крепко связанный с тамплиерами. Информацию о Граале Гийо черпал вроде бы от мэтров известной школы Каббалистики в Толедо, особенно активно пользуясь знаниями еврейского астронома и мудреца Флагетана. „Диссидентство“ труда Вольфрама видно еще в одном: Грааль спрятан на горе Монсальват. Предполагают, что Монсальват — это Монсежур, последняя твердыня альбигойцев, захват которой и бойня в 1244 году означали конец ереси в Лангедоке. Эта отсылка, равно как и элементы мифической и запутанной символики в „Парсифале“, считается результатом увлечения Вольфрама манихейской и катарской схизмой. Другой факт, который мог бы это подтвердить: Грааль на горе Монсальват стерегут тамплиеры, которых уже во времена Вольфрама резко осуждал Папа Инокентий III за благоволение к катарам, не удержавшись при этом от намеков на распространяющееся в ордене „волшебство“ (булла „De inolentia Templariorum“). 1200 — 1220 годы, в которые Вольфрам писал „Парсифаля“, требовали тщательно избегать намеков как на альбигойцев, так и на тамплиеров. Вольфрам этого не сделал. Я не стану строить предположений относительно того, как это случилось, ибо боюсь (по примеру упомянутых Байгента и компании) впутаться в какую-нибудь заговорщическую теорию деяний. — Примеч. авт.».
В версии Вольфрама Галахада нет. Нет никакого chevalier sans peur et sans reproche, который рождается и становится рыцарем исключительно с одной целью. Есть только Парсифаль, а Парсифаль — вовсе не идеал. Хотя желает таковым быть и стремится к этому.
Вольфрам фон Эшенбах, как я говорил, сам был храбрым рыцарем, победителем турниров. Его «диссидентский» подход к религиозной версии легенды легче понять, если вспомнить, что церковь несколько раз пыталась «протолкнуть» запрет на проведение турниров. Рыцарь Вольфрам иначе понимает рыцарские идеалы.
Роман Вольфрама, мужественного рыцаря, дышит жизнерадостностью и оптимизмом. Парсифаль, добытчик Грааля, познает сущность и прелесть бытия. Познает сущность гуманизма. Парсифаль проникает в тайну, чтобы излечить от страданий Амфорта, Короля-Рыбака. Парсифаль не исчезает из этого мира вместе с Граалем, а остается, чтобы теперь обрести высочайшую духовную ценность (которой Грааль у Вольфрама отнюдь не перестает быть), радоваться жизни вдвойне. Девиз Вольфрама: не надо ждать откровения и ниспосланного сверху наказа, не надо ждать никаких «Deus vult». Давайте искать Грааль в себе. Ибо Грааль — это благородство, это любовь к ближнему, это способность сопереживать, сочувствовать. Это — истинно рыцарские идеалы, к которым стоит и следует искать истинные пути, пробиваться сквозь «дикую чащу» там, где «ни дорожек нет, ни тропок». Каждый должен отыскать свою стежку сам. Но стежка не одна. Стежек, тропинок множество.
Парсифаль сочувствует Королю-Рыбаку, Парсифаль — это Шут, который знает одно: король страдает. Об этом Шуте, как мы помним, рассказывает один шут, Парри, другому шуту, Джеку Люкасу, когда оба глубокой ночью лежат на траве в Центральном парке и пытаются силой воли разогнать тучи на небе. А позже, когда один из них страдает, когда угасает в коматозе на койке в нью-йоркской клинике, второй рискует жизнью, чтобы раздобыть Грааль. Кубок, на котором видна надпись: «Ланни Кармайклу, Рождество 1932». Не надпись важна. Важна человечность. Сердце.
Воистину, хоть я и ценю намерения, но предпочитаю гуманизм Вольфрама фон Эшенбаха и Терри Джильяма идиосинкразии озлобленных цистерцианских писак и Бернара Клервоского…
Шли годы, культура продолжала «дозревать», артуровский миф развивался, служил очередным целям. Об одной из таких целей я поведаю без всякого желания, исключительно по необходимости. Чтобы это сделать, мне и впрямь придется «закрыть глаза и думать о благе Англии», ибо случилось так, что почти через восемьсот лет после создания «Вульгаты» рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер попытался подогнать миф Артура и Круглого Стола к идеологии и кодексу своих «черных рыцарей» из СС. А Гитлер (факт исторически подтвержденный, а не позаимствованный из фильма о приключениях Индианы Джонса) поручает специальной группе провести в Пиренеях и Лангедоке поиски горы Монсальват и Грааля «Поиски и раскопки в Южной Франции спонсировал сам Альфред Розенберг, главспец по вопросам „расовой чистоты“. Интересно, как с расовой теорией герра Розенберга сочетается тот факт, что, если верить Вольфраму фон Эшенбаху, оба „немецких“ рыцаря Грааля (Парсифаль и Лоэнгрин), будучи близкими родственниками Короля-Рыбака Амфорта, происходили по прямой линии от Иосифа Аримафейского. А сие означает, в соответствии с нацистскими стандартами, что у них в жилах была доля еврейской крови. — Примеч. авт.».
Я лично думаю, что должно было быть: «и пожертвуй собою ради блага Англии».
Чудотворный сосуд из легенды о короле Артуре должен был послужить коричневым наследникам нибелунгов и «арийской» рыцарской традиции в качестве Wunderwaffe «Чудесное оружие (нем.).» против «коварного Альбиона»! Получается, что Граалю предстоит послужить оружием против кельтов.
