– Касается? Это каким же боком, позволь узнать?
– Как это – каким? Прямым… Тьфу ты! Я хочу сказать, оно в прямом смысле касается нас боком. Я провела бок о бок с Айседорой Палискиене весь вчерашний вечер и целую ночь…
– Ну, что касается ночи, то тут вы вряд ли получили удовольствие от общения: просто обе были никакие!
– Полина, ты же обещала! Сколько можно третировать меня событиями этой ночи?!
Я вырвала у нее бутылку, заткнула пробкой и убрала полупустой сосуд прочь со стола – на тумбочку.
– Ольга, а сколько можно третировать меня – вот этой самой темой про «бедную Асю» и «нехорошую Полю»? По-моему, мы давно ее обсудили и закрыли. Давай, наконец, поговорим о чем-нибудь другом!
– Нет уж! Ты, может, ее и закрыла, а я – нет. И вообще, так не говорят: «тема про Асю».
– А мне плевать, как говорят! Я тебе говорю, что не собираюсь соваться в это дело – и баста!
Ольга громко шмыгнула носом и отвернулась к окну, положив подбородок на спинку стула. В наступившей тишине я ожесточенно орудовала вилкой. В глубине души я чувствовала, что сестра права, и от этого-то меня вовсе не радовало, что последнее слово осталось за мной.
– Ольга, ну что ты за дурочка! – Я в сердцах отшвырнула вилку. – Ты же сама говоришь, что зверски устала на этом самом симпозиуме. Что хочешь отдохнуть, прийти в себя?… Ну, что за бредовая идея, в самом деле, – отнимать хлеб у Жоры Овсянникова! Зачем тебе это? А, малыш?… Ведь я о тебе думаю!
Последние слова были сказаны таким елейным, вкрадчивым голоском, что я сама себе удивилась. Они могли бы тронуть сердце даже придорожного булыжника.
– Прекрасно! – Ольга повернула ко мне заплаканное лицо. – Если ты не собираешься соваться в это дело – значит, я сама сунусь! И если убийца придушит и меня тоже, то виновата в этом будешь ты! Обо мне она думает… Вот спасибо! Тронута!
Царапать протянутую руку дружбы? Ну, это уж слишком, Ольга Андреевна!
– Прекрасно! – ответила я в тон сестренке. – Валяй, если тебе делать нечего. Но когда убийца тебя придушит – а вероятность этого очень и очень велика! – то виновата в этом будешь ты сама, моя дорогая! Детишек только жалко… Ну да ничего: без семьи не останутся. Так что дерзай!
В ответ раздалось невнятное мычание и хлюпанье. Спас меня телефонный звонок.
– Привет, Полина. Ольга у тебя?
Я поразилась: до чего же напряженный голос у Овсянникова! И ни намека на ностальгию по тихому семейному вечеру за бутылочкой наливки и яблочным пирогом…
– У меня. Ты чего такой?
Он пропустил мимо ушей мой вопрос!
– Чем она занимается?
– Ты имеешь в виду Ольгу? – Я даже обиделась. – Как обычно: пьет и жалуется на судьбу, подарившую ей такую бездушную сестру.
Я нарочно старалась говорить громко, чтобы эта истеричка слышала.
– А-а… У вас там… все в порядке? Я имею в виду, не случилось ли чего… м-м… необычного?
– Да что ты все мычишь, Овсянников?! Говори, что случилось, не темни!
– Да тут, понимаешь, возникли кое-какие осложнения… Я говорю о деле Палискиене.
– А что такое?
– Да этот «крутой», Старостин… В общем, он пропал.
При этих словах мое сердце забилось чуть-чуть чаще.
– То есть как – пропал?!
– Да вот так, Поленька. Взял и пропал! В буквальном смысле. В офисе сказали, что шеф поехал на какую-то точку в районе химкомбината – это у черта на рогах. И он действительно там показался, однако пробыл недолго. Отослал охрану и сказал, что едет домой обедать. И больше его никто не видел. А в четыре часа на Волгоградской трассе обнаружили пустую «ауди». Никто из «вассалов» понятия не имеет, как могла там оказаться машина босса. Вот и все, что известно.
Я почувствовала, как во мне просыпается охотничий азарт.
– Какую версию отрабатывает следствие?
– Ну, ты же понимаешь: неожиданное исчезновение Старостина после убийства его попутчицы выглядит очень подозрительно.
– А не похоже, чтобы ему помогли исчезнуть?
– Конечно, следствие имеет в виду и такой вариант. Но ты согласись, дорогая: чтоб два «мокрых» дела наложились одно на другое по чистому совпадению… Такие совпадения – для учебников криминалистики. Так что на данном этапе Дрюня Старостин автоматически становится главным подозреваемым.
В сущности, я нисколько не удивлялась такому повороту дела. Я же сказала: этот тип мне сразу не глянулся! Если я чему и удивлялась, так это тому, что Ольга до сих пор не стоит у меня над душой и не рвет трубку из рук.
– Так у вас там все в порядке, Поленька?
Я невольно бросила взгляд через плечо – в сторону комнаты.
– Если это можно назвать «порядком» – то да. Я хочу сказать, в течение дня Старостин с нами в контакт не вступал и с удавкой за нами не гонялся.
– Типун тебе на язык! Черт знает что такое говоришь… Я просто так спросил.
– Так я тебе и поверила, Овсянников. Ты же как Ольга – врать совсем не умеешь. А еще мент!
– Ладно, ладно! Вы там с Ольгой поосторожнее, хорошо?
Мое сердце против воли дрогнуло – такая неподдельная тревога прозвучала в этих простых словах.
– С нами все будет о'кей, Жора, не беспокойся. Ты же знаешь, я умею за себя постоять. Главное – держи меня в курсе, хорошо?
– А куда я теперь денусь? Ты же с меня все равно не слезешь, дорогая!
– Это уж точно, милый! Кстати: а что там слышно насчет нашего другого подозреваемого – этого самого донжуана Ромочки? Между прочим, наша Ольга всерьез считает его убийцей Палискиене. Его нашли?
– Считает его убийцей, говоришь? Наша Ольга? Это интересно…
Овсянников явно улыбнулся при этих словах, и все же я чувствовала, что он очень серьезен.
– Знаешь, ты будешь смеяться, но его еще не нашли. Как в воду канул, стервец!
– Ты шутишь?!
– Да какие там шутки… Прошло тринадцать часов с момента убийства, а у следствия все еще нет ни одного свидетеля, кроме нашей Оленьки! Таких «шуточек» мое начальство не понимает, дорогая.
– А тот, четвертый, как его… Дмитрий Иванович, что ли? – вспомнила я.
– Ага: «Менделеев»! Чуть не забыл. Да, его данные выудили из железнодорожной компьютерной сети. Заго… Черт, вылетело из головы! Не то Загогулько, не то Загорулько. Прописан в Александровом Поле. Мы отправили запрос в РОВД, они снимут с него показания. Там поглядим: может, лично встречаться и не понадобится. Ох, Поленька, чует мое ментовское сердце: за эту ниточку вытянется очередная пустышка!
Мы поболтали еще несколько минут, в течение которых я выяснила – просто так, ради «спортивного» интереса – некоторые подробности, и распрощались. Овсянников был так удручен ходом расследования, что даже не пытался набиваться в гости.
– Не забывай, что по твоей милости бедные сестры Снегиревы сидят в душном загазованном городе, запертые в четырех стенах! – напомнила я. – Такты хотя бы развлекай нас новостями, майор. В качестве компенсации морального ущерба!
– «Майор»… Ты меня просто убиваешь, Полина! – И мой «бывший» с душераздирающим вздохом положил трубку.
Когда я вернулась в комнату, мне сразу стала понятна причина такого длительного бездействия Ольги Андреевны. Свернувшись калачиком в кресле, она мирно спала. Рядом на тумбочке стояла пустая бутылка.
Глава третья
Ольга
Троллейбус резко затормозил, так что я едва не стукнулась лбом о металлический поручень. От сотрясения в моей бедной голове что-то сдвинулось, и тупая боль, которая мучила меня уже несколько дней, вернулась на свое привычное место. Господи, только не сейчас, ну пожалуйста… Я и так умираю от волнения – не хватало умирать еще и от боли!
Весь этот кошмар с мигренью начался в тот день, когда я вернулась из Москвы – о!.. У меня даже ноги похолодели, когда я вспомнила лицо мертвой Айседоры Палискиене. Такое ужасное утро должно было получить «достойное» продолжение, и оно его, конечно, получило. А все Полина виновата: жалко было ей рюмочки коньяка или чего-нибудь еще… Как будто я за ее счет лечусь!
Если б я выпила капельку днем, сразу после убийства, – организм получил бы своевременную разрядку, и на следующее утро я была бы здорова. Это было мне совершенно необходимо – особенно с учетом того, что и накануне в поезде я действительно приняла лишнее. А так… Пришлось вечером удовольствоваться бабушкиной наливкой, которая, конечно, прекрасно пьется, но зато потом… Эх, да что там говорить! В общем, в воскресенье я чувствовала себя такой разбитой, что Полине пришлось хлопотать вокруг меня до самого вечера и вызывать Кирилла, чтобы он отвез Артура с Лизой к своим родителям. Ну, сама виновата! К вечеру у меня даже поднялась температура – я думаю, на нервной почве.
Так что о том, чтобы приступить к собственному расследованию с понедельника, не могло быть и речи. Полина, конечно, втайне потирала руки. Да что там «втайне»: она открыто смеялась надо мной! «Ну что, Пинкертон, тебе еще не приснилось, где искать твоего убийцу? На вот, выпей лучше таблетку!»
Бессовестная! Она обожает, когда удается поставить на своем – даже если для этого придется уложить единственную сестру на больничную койку. Только рано вы, Полина Андреевна, обрадовались…
– Девушка, так вы выходите или нет? – сипло каркнул над самым моим ухом незнакомый голос.
– Я?… Д-да. То есть нет. – Я суматошно выглянула в окошко троллейбуса, которое загораживала от меня чья-то широкая спина. – Да, да, выхожу!
