отчаянно щипало и жгло, и я вздрогнула от боли.
— Ну-ну, — сказал он мягко. — Неужели это так ужасно, мисс Рашдон?
— Вовсе нет, сэр, — ответила я. — Вполне терпимо.
— Вы крепкая девушка. Верно, Ник?
Я ждала, что на это ответит милорд, но ответа не последовало. Наконец, не в силах сдерживаться, я подняла голову и заметила, что он пристально смотрит на меня. Губы его были сжаты в жесткую линию.
Я не могла не заметить, что в его позе ощущалось достоинство, хотя плечи немного поникли. Николас показался мне несколько скованным и напряженным, как будто что-то глодало его. На нем был сюртук из тончайшего темного сукна, сшитый, вероятно, на заказ, потому что прекрасно на нем сидел. Штаны из оленьей кожи обтягивали его стройные бедра.
— Ну, вот и все, — сказал Тревор и бросил использованные кусочки ткани в корзину для мусора. — Я пошлю немного этого снадобья вам в комнату, мисс Рашдон, чтобы вы продолжали смазывать им руки.
Я послушно опустила руки.
— Сколько я вам обязана?
— Обязаны мне?
Он одарил меня обезоруживающей улыбкой.
— Возможно, беседой в один из длинных, скучных вечеров, мисс Рашдон. Больше ничего.
Он протянул мне флакон с настойкой.
— Пожалуйста, смазывайте руки три раза в день и обязательно покажите мне их завтра.
Я поблагодарила его улыбкой и повернулась к двери.
Я успела сделать только несколько шагов по коридору, когда меня остановил голос лорда Малхэма:
— Задержитесь, мисс Рашдон. Я обернулась.
Николас стоял в дверях, заполняя собой весь дверной проем, и по его непроницаемому лицу невозможно было догадаться, о чем он думает.
— Проводить вас до вашей комнаты? — спросил он.
Я попыталась совладать со своим удивлением и ответила:
— Нет. Раны у меня на руках, а не на ногах.
На одно мгновение лицо его утратило холодность и неподвижность и будто оттаяло. Он слегка улыбнулся, и при виде его улыбки мое предательское сердце встрепенулось и воспарило, будто на крыльях. Мне удалось пробить эту броню горечи и гнева — мне удалось заставить ее приоткрыться. Его губы, когда- то столь драгоценные для меня, слегка изогнулись, углы рта поднялись, и на щеках обозначились ямочки. И я забыла о собственной горечи и гневе и улыбнулась ему в ответ.
Я повернулась и направилась через холл. Он присоединился ко мне, легко приноровившись к моему шагу.
— Полагаю, у вас было время ознакомиться с домом, мисс Рашдон?
— Да, сэр.
— Неужели вы обошлись без посторонней помощи и не заблудились?
Мы завернули за угол. Случайно он задел меня локтем и извинился, после чего старался держать между нами достаточную дистанцию.
— Мне немного помогла Матильда.
— Полагаю, в этом случае вам сообщили обо все кровавые и мрачные подробности.
— Если вы имеете в виду сплетников, милорд, де стоит их принимать во внимание. Вы можете даже их уволить.
— Да, могу. Но, видите ли, в этом-то и загвоздка. Никто не хочет работать на сумасшедшего. Меня, без сомнения, таковым все считают и по этой причине бессовестно выкачивают деньги из моих карманов.
Некоторое время он шел молча. Потом сказал:
— Вы будете мне позировать снова, мисс Рашдон?
— Где и когда?
Мы уже стояли у моей двери.
Я осмелилась поднять на него глаза, хотя сердце в моей груди болезненно сжалось. Не от страха — о, нет, он меня вовсе не пугал. Ни тогда, ни теперь, несмотря на всех этих сплетников, несмотря на его самообвинения и сомнения.
— Где? — повторила я уже более твердо. Его серые глаза неотрывно смотрели на меня.
— Недалеко от дома есть пруд…
— Я его знаю.
— Там очень красиво. Во второй половине дня освещение там как раз такое, как мне надо.
— В котором часу, милорд?
— После двух вас устроит?
— Я там буду.
Я повернулась к своей двери.
— Ариэль…
Я замерла. Мое имя в его устах звучало как любовный призыв. Я круто обернулась к нему, и наши взгляды встретились.
— Благодарю вас, — услышала я. Николас повернулся на каблуках и со свойственной ему легкостью пошел по коридору.
Ровно в два часа я сидела на мраморной скамье на берегу пруда, ожидая его. Надежды на появление солнца не было. Послеполуденные серые тени делали все вокруг невыразительным.Пока я сидела в ожидании Николаса, краски тускнели на глазах и пейзаж будто линял, становясь таким же зыбким, как и различимые отсюда окна дома, расположенного достаточно далеко.
В просветы между облаками я видела бледный диск луны. Какое-то время луна казалась почти прозрачной и очень скоро исчезла из виду. Наступила жуткая тишина, и я с нетерпением ожидала появления Николаса, который, как обещал мне, должен был появиться с минуты на минуту.
Кутаясь в плащ и сутулясь от холода, я продолжала сидеть и ждать, окруженная стеной деревьев и колючих зарослей роз, образовавших укрытие, в котором я и затаилась. Становилось все холоднее.
Уже несколько минут во мне нарастало недоброе предчувствие, что сейчас мое уединение будет кем-то нарушено. Оно было столь сильным, что я поддалась ему, поднялась со своего места и теперь смотрела на плохо различимую в темноте тропинку, ведущую к пруду.
Я заметила, как дрогнули заросли кустарника, качнулись ветви дерева. Все же остальное оставалось таким же неподвижным и тихим, как и прежде.
— Кто там? — крикнула я. Ответа не последовало.
День показался мне еще темнее и мрачнее, чем прежде. Какие глубокие и темные тени окружали меня! Внезапно поднялся сильный холодный ветер. Я слышала, как он завывает над дальними вересковыми пустошами, и, не в силах больше совладать со своим страхом, подхватила полы своего плаща и поспешила в Уолтхэмстоу.
Войдя в кухонную дверь, я тотчас же поняла, что в доме не все ладно. На лице Полли было написано отчаяние, а молодая женщина, которую в моем присутствии распекала Адриенна, плакала, прижимая к лицу платок.
Потом я услышала тонкий и протяжный вой, жалобный, полный горечи и боли.
Выбежав из кухни, я поспешила по коридору, на ходу срывая плащ. Мне показалось, что эти жалобные звуки исходили как раз из той самой комнаты, где Адриенна принимала меня утром.
— Ты ужасный, ужасный человек! — кричала Адриенна. — Дьявол! Как ты мог это сделать?
Я прислушалась, ожидая ответа. Его не последовало.
— Монстр! У тебя каменное сердце!
Я чувствовала, как от быстрого бега и недоброго предчувствия колотится мое сердце. Я остановилась у двери, наблюдая драматическую сцену. Адриенна сидела на стуле в дымчато-синем платье, окруженная обрывками упаковочной мягкой бумаги. Лицо ее было залито слезами. Она сжимала в пальцах
