Лестница, ведшая в подвал, находилась в торце многоэтажного дома, над ней был козырек. Прямо напротив торца стояли мусорные баки, — Стасик узнал их.
— Вон там эта дорожка, видите? — Женщина показывала рукой на дом, находившийся правее и выше.
— Я там не был, — уверенно заявил Стасик. — Я с другой стороны шел, от метро. А бомжиха, она вот тут копалась, видите эти баки? И все, потом я ничего не помню.
Женщина покачала головой.
— Раз вы ничего не помните, так можете не помнить и того, что гнались за мной!
— Да как же я мог бы забыть такое? И потом, смотрите сами, у меня ничего тяжелого нет!
— Мало ли, — пожала плечами женщина, — камень подобрали… Ладно, — повернулась она к нему, — вы у меня ничего не украли, меня не изнасиловали, не убили. Может и впрямь это кто-то другой был… Хотя очень странно, что этот другой затащил меня в подвал, при этом никак не воспользовавшись моим положением… Зачем тогда было тащить? И, главное, зачем было тащить туда еще и вас?
— А вдруг человек этот вас затащил, а потом бомжиха решила меня затащить, и вашего человека испугала? Он и сбежал.
— А зачем бомжихе было вас сюда тащить? Допустим, вы отчего-то потеряли сознание: быстренько свистнула кошелек и привет!
— Ну, мало ли, дело на дороге было, сами видите… Здесь света много.
— Предположим. Но тогда что ей помешало вас ограбить здесь, в подвале?
— Может, этот человек, который затащил вас, испугал ее?
— Она его, а он ее?
— Почему бы и нет, в конце концов?
— Рассказать кому-нибудь — не поверят! — Женщина снова покачала головой.
— Но вы мне верите? — с надеждой спросил Стасик.
— Даже не знаю… Кажется, верю, — вздохнула она. — Ладно, чего не было — того не было. Жива, цела, здорова, и кошелек на месте — в милицию не заявишь. Мне домой пора.
И, не попрощавшись, женщина торопливо пошла прочь, придерживаясь освещенной части дороги, и вскоре исчезла за поворотом.
Стасик, провожавший ее взглядом в каком-то оцепенении, встряхнулся, помотал головой и направился в свою сторону.
Насилие от Сбербанка
Теперь их свиданиям ничто не мешало: Ирина Львовна съехала к любовнику, и они встречались практически открыто у Толи дома — Толя говорит « у нас дома», потому что как только они поженятся, Вера переедет к нему.
У нее была своя чудесная двухкомнатная квартирка на Соколе: Вера продала однокомнатную, доложила денег, и Анатолий помог. Убранная и обставленная именно так, как ей всегда раньше хотелось и мечталось, квартира эта соответствовала во всем ее вкусу и мироощущению. И все эти четыре года была их с Толей домом, местом их тайных, урывками, свиданий, часов блаженства, уюта и единения. Они вместе украшали ее, Толя самолично заказывал мебель и сантехнику, принес дорогие безделушки из дома, из-за которых, как потом выяснилось, Ирина устроила ему скандал. В старинном, антикварном книжном шкафу разместил несколько роскошных изданий восемнадцатого века: «Им здесь место, — говорил Анатолий, — у тебя. Эти книги с тобой дружат, они тебе что-то говорят, а дома — тогда „дома“ было у него с Ириной Львовной — а дома они молчат, им неуютно с Ириной…»
И, хотя Веру радовало это новое Толино выражение «у нас», хотя она уважала его любовь к старому дому в центре, где жили три поколения Толиной семьи, ей было жалко расставаться со своей квартиркой, которую практичный Толя предложил сдать, как только она переедет к нему…
В Толиной же квартире еще витал дух Ирины, ее помпезные, тяжелые вкусы душили Веру. Она горела от нетерпения многое, если не все, поменять в обстановке, они с Толей уже начали прикидывать, как и что будет сделано и куплено, и это мирило Веру с мыслью о переезде… Но, пока развод не состоялся, она решила ничего не трогать, и только предвкушала грядущие изменения.
Это тоже было частью упоительных планов на будущее.
Единственное, что ее угнетало, — что у Ирины остались ключи от квартиры и она могла, теоретически, появиться в любой момент, даже самый интимный.
Но, по крайней мере, сегодня Вера была спокойна: Толя сказал, что Ирина зачем-то заходила с утра, а потом уехала на дачу. Сезон не дачный, январь, — но за какими-то вещами. Так что она им не помешает.
К дому Анатолия Вера подъехала довольно поздно, около восьми — забегала после работы к себе, взяла кое-какие мелочи. Входя в подъезд, глянула на весело, ярко освещенные, ждущие ее окна. И, уловив радостный всплеск, поднимающийся к сердцу, вновь укорила себя: вот, пессимистка, вот оно — твое счастье, а ты не верила…
На лестничной площадке возле соседней квартиры стоял мужчина, будто в ожидании, что ему откроют. Покосившись на него, Вера направилась к двери Анатолия и вставила ключ. Но не успела его повернуть, как ее сжали сильные руки, и на ее груди сомкнулись замком черные перчатки.
— Опаздываешь, голубушка! — тихо упрекнул Веру незнакомый голос.
Боковым зрением она заметила, как по лестнице кинулись к ней еще трое. Она успела слабо вскрикнуть, но кожаная перчатка закрыла ей рот.
Ее втолкнули в квартиру.
— Верочка, это ты? — раздался голос Анатолия и его легкие шаги. Двое мужчин отделились от Веры, и она увидела, что у них на головах натянуты шапочки, вроде лыжных, полностью скрывавшие лица, — и не успел Анатолий появиться в коридоре, как он был схвачен, скручен и дуло пистолета вырисовалось в одной из черных перчаток.
Человек мотнул пистолетом в направлении комнаты. Веру и Анатолия втолкнули в спальню. Анатолий развернулся лицом к бандитам и произнес, громко и уверенно: «Объясните, что вам надо! Мы сопротивления оказывать не будем! Вам нужны деньги? Я их дам. Только не трогайте, пожалуйста, мою жену!»
«Жена»! Даже в этих, самых неподходящих, обстоятельствах у Веры радостно встрепенулось сердце.
Анатолию, однако, никто не ответил. Его молча подпихнули к креслу, насильно усадили, примотали руки к подлокотникам широким техническим скотчем, а щиколотки слепили между собой и притянули к одной из ножек. Анатолий попытался что-то сказать, но один из мужчин приблизил пистолет к его губам и приложил стволом ко рту, требуя замолчать. Но, едва он отвел пистолет от его губ, Анатолий снова заговорил властно и требовательно:
— Вы пришли, чтобы нас ограбить? Я готов отдать вам все ценности, которые есть в доме. Я отдаю, и вы уходите — договорились?
Мужчина с пистолетом запустил руку в карман, вытащил какую-то бумажку и аккуратно положил Анатолию на колени. Анатолий с изумлением опознал театральный билет, уже использованный, с жирным шрифтом внизу: «партер». Он поднял глаза на бандитов:
— Что это означает? Что за приглашение на спектакль?
Мужчина с пистолетом — он явно был в группе главным — махнул одному из державших Веру и тот, приблизившись к Анатолию, заклеил ему рот скотчем.
Убедившись, что Анатолий привязан надежно и кричать не сможет, мужчина повернулся к Вере и снова махнул пистолетом.
— Раздевайся, — произнес один из бандитов. Голос был молодой.
