Рундштедт, как мой противник в этом вопросе, назначаетесь ответственным за успех этого наступления и принимаете на себя общее оперативное руководство. Я даю вам тридцать шесть отборных дивизий, с ними вы принесете победу нации. Всю подготовку следует провести, дождавшись нелетной погоды, когда будет парализована вражеская авиация. Все командиры, которые по роду службы узнают о плане наступления, обязаны дать специальную подписку о хранении государственной тайны. Письменную связь с командирами поддерживать только через курьеров. Войска должны быть подтянуты к исходным местам только в ночь перед атакой. Все, господа. Прошу представить мне детально разработанный план в ближайшее же время.
И, ни на кого не глядя, Гитлер вышел из громадного кабинета. Фон Рундштедт посмотрел на Гиммлера. Тот стоял, склонившись над картой, простуженно покашливал, потирал свои маленькие красивые руки, словно озяб.
Гиммлер.Разгромив Запад, мы получим паузу, пригодную для того, чтобы обрушить сокрушительный удар на Восток. И если разгромить Восток — это значит отбросить большевиков к их границам, то разгромить Запад — это значит поставить их на колени.
Рундштедт.У англичан в гимне зафиксирована иная точка зрения: «Нет, нет, никогда англичанин не будет рабом...»
Гиммлер.Гимны пишутся, чтобы их пели. Сражения проводятся с иными целями, одной из которых я могу назвать смену слов в гимнах.
45. ЗАЯЧЬЯ ОХОТА
Вихрь и Коля сидели на опушке леса. Рассвет был осторожный; черные, уже без листьев, сучья осин разрезали красную полоску над лесом. Купол неба был серым, еще ночным. В лесу было тихо — так бывает после первых заморозков, когда земля уже схвачена ночными морозами, а снега еще нет.
Вихрь потрогал замерзшими пальцами серебряную инкрустацию на своем ружье и сказал:
— Твое хоть и без этой мишуры, а все равно лучше.
— Почему?
— Двенадцатый калибр. Я шестнадцатый не люблю. Дамское это оружие. Несолидно.
— А мне мама в день шестнадцатилетия подарила как раз шестнадцатый. Я к нему привык. Это тоже неплохая мешалка.
— Что? — не понял Вихрь.
— Так мамины друзья всегда называли ружье — мешалка.
— Смешно.
— Смешно.
— Прикладистое?
— Ничего.
— Ну-ка, дай я попробую.
Вихрь взял Колино ружье, несколько раз споро и легко взбросил его к плечу.
— Ложе для меня коротковато.
— У тебя руки загребущие... Как Аня?
— Плохо.
— Отходит?
— Пока — нет.
— Бородин молчит?
— Почему молчит? Ждет.
— У меня для Крауха все готово.
— Ты говорил.
— И квартиру я для него присмотрел.
— Понимаешь, он ведь эсэсовский офицер, — задумчиво сказал Вихрь. — Я боюсь, когда эсэсовцы, ей-богу.
— Мне объяснял... Штирлиц, — запнувшись, сказал Коля. — Если просто кадровый эсэсовец или военный — надо бояться. А если у него есть хорошая гражданская специальность — тогда остается шанс. Понимаешь, просто СС — это партийная охрана, они ничего не могут, кроме как охранять, стрелять и жечь. Туда брали лбов-фанатиков. Их у Гиммлера в двадцать девятом году было всего две с половиной сотни. А во время войны они стали призывать в СС инженеров, учителей, рабочих. Эти умеют работать, а не только убивать. Этих еще можно прижать. Эти еще хоть как-то умеют думать.
— Не он? — спросил Вихрь, кивнув головой на человека в шляпе с пером. Он поднимался по тропинке от дороги, заряжая на ходу ружье.
— Он, — ответил Коля. — Не узнал?
— Теперь узнал.
Берг подошел к ним:
— Вы назначили встречу здесь. Вот я пришел. Здравствуйте.
— Здравствуйте.
Вихрь поднялся и протянул Бергу руку. Они поздоровались. Потом Берг поздоровался с Колей. Несколько мгновений они разглядывали друг друга, потом Берг спросил:
— Что, сдать оружие?
— Это успеется, — ответил Вихрь, — пошли пока в лес — по зайцу.
— Еще не чернотроп, — усмехнулся Берг, — охоты не будет. Тем более без собаки. Но если вы настаиваете...
И они пошли в лес: Вихрь и Берг впереди, а замыкающим — Коля. Он постоял минут пять на опушке, спрятавшись за дерево: нет ли слежки. Зеленя на поле, чуть припорошенные снегом, казались голубыми. Небо стало теперь прозрачным; за оставшейся после ночи серой хмарью угадывалась осторожная осенняя синева.
«Если он пришел со своими, тогда они должны сейчас выйти, — думал Коля, посматривая на часы. — Они должны понимать, что в лесу нас упустят. Разве только надеются на собак. Собаки — ерунда. Мы потому и назначили ему это место, что здесь ручьи, а дальше — массив на сотни километров, окружить нас они не смогут. Видимо, он один».
Коля быстро пошел следом за Вихрем — они условились, куда тот двинет: по распадку, через березовую рощу, а там начинаются холмы, поросшие желтой длинной травой, прибитой сейчас ночными холодами.
— Я несколько раз охотился в России на зайцев. У нас эта охота богаче, — сказал Берг.
— Вы здорово говорите по-русски, — заметил Вихрь.
— Я окончил Московский университет, так что неудивительно. Можете передать в Центр, что я работал с тридцать четвертого по тридцать восьмой год в Москве, в военном атташате, под фамилией Шмальшлегер. Запишите, это трудная фамилия.
— Ничего. Запомню.
— Повторите, пожалуйста.
— Шмальшлегер.
— У вас завидная память. Обычно русские плохо произносят немецкие имена.
Они остановились, услыхав позади треск сучьев: из чащи выходил Коля.
Берг спросил:
— Смотрели, не привел ли я за собой хвост?
— Нет, — ответил Коля, — я отстал помочиться.
— Не надо обманывать агента, — сказал Берг, вздохнув. — В задуманной вами игре вы можете
