Заходя иногда в Публичку, Борис Дмитриевич любил останавливаться в длинном коридоре на втором этаже у каталога журнальных статей. Там в ящике от «Бен» до «Бос» стояли карточки, на которых были написаны фамилия, имя и отчество его жены – Благая Анастасия Сергеевна. С каждым годом их становилось больше. Анастасия Сергеевна работала в Зоологическом институте на Стрелке Васильевского острова и писала статьи о хордовых рыбах. Как можно всю жизнь изучать рыб, а при этом даже в самую жару заходить в воду лишь по колено и ни разу не быть на море, Благой не понимал.
«Чтобы узнать, как варится борщ, не обязательно самому лазить в кастрюлю, – отвечала обычно жена на ухмылки Благого. – Если бы я изучала Юпитер или атомное ядро, ты бы меня и туда погнал?»
У неё был отец – известный профессор-ботаник, мать – учительница истории, да и сам Благой, между прочим, тоже был не в поле обсевок…
А сын! «Мне в твоём возрасте всё было интересно!» – время от времени прорывало Бориса Дмитриевича. Как-то он прочёл наследнику полную страсти лекцию о развитии человеческого разума, о цели и смысле существования мыслящей материи, о том, как она получает знания от Вселенной… Ему казалось, он тактично и незаметно подвёл тринадцатилетнего парня к необходимости эти знания приобретать уже с детства. Но тот, выслушав, только ухмыльнулся: «Так ты мне эту лапшу сейчас на уши вешал, чтобы я уроки учил?..»
– Где ты был вчера днём? – начал прямо с порога Благой.
– Кто, я? – спросил сын.
– Да, ты. Я тебя спрашиваю. Где ты был вчера?
– Когда?
Эта манера сына переспрашивать страшно бесила Благого.
– Когда все были в школе. Где ты был в это время?
– В школе, – ответил сын, немного подумав.
– В школе тебя не было, а вот около школы ты был.
– Кто, я? – снова переспросил сын.
– Ты, ты!
– Да был я в школе, вот, четвёрку по географии получил…
Сын порылся в школьной сумке, вытащил дневник. Там и в самом деле стояла четвёрка, а рядом с нею – росчерк учительницы. Не иначе, под занавес учебного года парень взялся за науки!
«Ну, дела!.. Может, это не его видели из учительской?..» – обезоруженно подумал Благой и… вдруг вспомнил человека на «Мерседесе», с которым они разминулись возле «Инессы». Это был Микешко. Банкир Микешко собственной персоной.
Одутловатое лицо его в толстых очках уже давно не мелькало в газетах и на телевидении: после шумной истории с фондом «Надёжность, Нравственность, Благородство» финансист благоразумно держался в тени. Но, видимо, по-прежнему процветал, раз уж ездил на! «Мерседесе» с охраной…
Знать бы ещё, почему у него был такой испуганный вид?..
Борис Дмитриевич решил не отвлекаться от педагогического процесса и сурово спросил:
– А сейчас чем ты занят?
– Уроки делаю! – В ответе сына был даже оттенок праведного возмущения.
– Ну ладно… делай. – И Благой удалился на кухню искренне полагая, что по крайней мере одно недоразумение счастливо разрешилось.
Он не подозревал, что сын решил не отставать от многих нынешних контор, ведущих двойную бухгалтерию. Недавно у него появился второй дневник, куда от имени учителей он сам себе ставил отметки, раписывался… А вместо нудных уроков запоем глотал приключенческое чтиво с книжных лотков. Вот и теперь, как только за папашей закрылась дверь, он сунул руку под стол и вытащил томик в броской суперобложке. Книга называлась «Журналистское расследование» и повествовала о похождениях отважного репортёра, бросившего вызов криминальному миру. Благой-сын открыл томик на заветной странице и погрузился в красочный мир опасностей и любви, столь мало похожий на скучную реальность с её школьной мутотой и занудством родителей…
Второе пришествие
До Софочкиного приезда оставалось ещё шесть упоительных дней…
Дождь, зарядивший накануне, то прекращался, то вновь начинал моросить, и тётя Фира, собравшись на улицу для ритуального обхода ларьков, вооружилась большим чёрным зонтом. Помимо прочего, зонт давал старой женщине некую иллюзию защищённости. Будет всё же чем отбиваться, когда в парадном к ней пристанут грабители.
Вдоволь и со вкусом поужасавшись ценам в торговом городке возле метро, тётя Фира напоследок заглянула в дорогой круглосуточный магазин. И напрасно, ибо там её подстерегло искушение. Под стеклом морозильного контейнера синела коробочка с надписью «Треска Espersen Bordelaise». Устоять перед таким названием не было решительно никакой возможности. Тётя Фира приняла независимый вид и, мысленно крича от ужаса, отсчитала молодому продавцу нужное количество тысяч. Сопоставление цены четырёхсотграммовой коробочки с размерами тёти-Фириной пенсии вызывало тихую панику, но она осталась тверда. Может она, в конце-то концов, на закате жизни своей хоть разочек побаловаться заморским деликатесом?.. А зохн вэй агицен паровоз!.. Естественно, может, и пускай никто ей даже не смеет перечить! Тётя Фира засунула драгоценную покупку на самое дно объёмистой сумки и устремилась домой, твердо решив: когда в тёмном парадном на неё таки насядут грабители, пусть что угодно другое, а треску Bordelaise она им нипочём не отдаст.
Она шла в Софочкину квартиру, как на конспиративную явку, и ей повезло. В подъезде никого не было. Поспешно сложив зонтик, тётя Фира заскочила в лифт, нажала кнопку и почувствовала, что спасена.
Она благополучно поднялась на этаж, вышла из лифта и достала ключи. У Софочки была необходимая по нынешним временам железная дверь, открывавшаяся сразу двумя длинными ригельными ключами. Тётя Фира аккуратно вставила их в отверстия, и тут нелёгкая дёрнула её оглянуться.
Вчерашний мужчина с рюкзаком очень тихо сидел на лестничных ступеньках по другую сторону лифтовой шахты. И молча, не мигая, смотрел на дверь, за которой больше не жила несчастная Кирочка. От неожиданности и испуга тётя Фира выронила ключи. Он не вздрогнул и не повернулся на дрызг. Тётя Фира подобрала ключи и громким шёпотом окликнула его:
– Молодой человек!..
С таким же успехом она могла бы окликать дерево. Да и то, говорят, деревья всё понимают и чувствуют. Не дождавшись реакции, тётя Фира осторожно подошла к нему и повторила:
– Молодой человек!..
Он обратил на неё внимание и медленно поднял голову, только когда она попыталась трясти его за плечо.
Рубашка на нём, кстати говоря, была мокрая. Тётя Фира посмотрела в чёрные – сплошной зрачок – пустые глаза и внезапно всё поняла.
Много лет назад, во время большой войны с немцами, тогда ещё не тётя, а просто юная Фирочка успела побыть на фронте санитаркой. С тех пор, конечно, всё изменилось, но отличить, если человека необходимо было срочно спасать, она умела по-прежнему. И какая разница, что на тогдашних раненых сидевший на ступеньках мужчина был не слишком похож…
– А ну вставай, парень! – приказала тётя Фира и начала решительно тащить его за руку. – Вставай немедленно, говорю!
Он повиновался, когда по всколыхнувшейся фронтовой привычке она помянула его почтенную матушку. Всё так же молча, медленно и неохотно, но повиновался. Тётя Фйра открыла хитроумные Софочкины замки и без малейших колебаний повела чужого человека в квартиру, которую ей было поручено сторожить, и лихорадочно отключила сигнализацию:
