Ещё два яростных наскока, и это стало окончательно очевидно. Красные и всклокоченные бывшие охранники смотрели на своего мучителя, тяжело переводя дух.
– На самом деле всё очень просто. Левой рукой перехватываешь вот так… – сверкая толстенными очками, объяснял супруге Гриша Борисов.
– Ребята, давайте жить дружно!.. – подбирая упавшую крышечку чайника и широко улыбаясь, предложил Снегирёв. И кивнул на дверь за спиной: – А то тётя Фира заволнуется, куда я пропал…
В это время во входной двери со скрипом провернулся ключ, она открылась, и на пороге появился Магомет Сагитов, вернувшийся с работы. Члены карательной команды мгновенно оценили свой шанс и устремились на лестницу, едва не унеся с собой изумлённого Магомета.
– Ребята… – запоздало окликнул Валя Новомосковских. У него в комнате стояла на столе большая бутылка «Столбовой», которую в ожидании Снегирёва они едва успели почать, лежала в тарелке хорошая рыба, искрилась жирком нарезанная салями, благоухали маринованные помидоры…
В ответ на его приглашение с лестничной площадки донёсся эпический мат, и дверь шумно захлопнулась.
Тётя Фира, как часто бывает с пожилыми людьми, поправлялась медленно, да и Алёша форсировать выздоровление не позволял. «Куда торопитесь? – пресекал он хозяйкины поползновения перейти на обычный режим. – Почему в кровати не полежать, если случай представился?..»
В настоящий момент болящая сидела на своём диване, свесив из-под одеяла сухонькие сизые ноги, и пыталась высмотреть таинственно исчезнувшего Ваську.
– Васька! – звала она громким шёпотом. – Вася, Васенька!.. Кис-кис!..
Кот не показывался и не отзывался.
Когда прибыл с чайником Снегирёв, тётя Фира почти со слезами обратилась к нему:
– Алёша, где котик? Вы не видели котика?..
После истории с доморощенным садистом, злодейски облившим Ваську водой, у Эсфири Самуиловны образовался лёгкий психоз: она то и дело принималась панически искать мохнатого недоросля, смертельно боясь, как бы любопытный котишка опять не выбежал в коридор и не нажил себе на хвост ещё более трагических приключений.
– А я его и сейчас вижу, – сказал Снегирёв. – Тётя Фира, вы обернитесь. Только медленно и спокойно…
Тётя Фира обернулась со всей доступной ей быстротой. Васька сидел на валике дивана точно позади неё и наводил красоту, выставив пистолетом заднюю лапку. Эсфирь Самуиловна прижала своё сокровище к сердцу и спросила:
– Алёша, там что-то падало? В коридоре? Вы понимаете, я же не слышу…
Слух у неё был вообще-то великолепный, но лет сорок назад она пережила воспаление среднего уха и теперь при малейшем подозрении на простуду обильно затыкала уши ватой.
Снегирёв включил вилку в розетку:
– Да так… Сквозняком дверь захлопнуло… – И воздел палец: – Кстати, о котах! Чуть не забыл!.. Тётя Фира, я такое принёс! Вы упадёте…
И скрылся в своём обиталище, чтобы сразу вернуться с капроновым ремешком для часов. Изловил Ваську и прежде, чем тётя Фира успела что-либо сказать, надел на кота импровизированный ошейник с прицепленным к нему… пронзительно звонким колокольчиком из рыболовного магазина. После чего Васька был выпущен на свободу.
– Что вы делаете, Алёша! – задохнулась от ужаса тетя Фира. – У него разрыв сердца будет сейчас!.,
Васька сделал шаг. Под шеей звякнуло. Васька сел. «Что за дела!.. Я же бесшумный кот!..» – было написано на серо-пёстренькой мордочке. Потом котик оценил все преимущества новой игрушки и заскакал, едва не делая в воздухе сальто.
– «Мчатся черти, вьются черти, колокольчик динь-динь-динь…» – переврал классика Снегирёв…
На лестнице, ведущей вниз
Изначально это сугубо дореволюционное жилое здание делилось почти надвое широким проездом. Проезд был оснащён колоннами и претенциозно оформлен под древнегреческий портик. Миновали эпохи, сменились архитектурные вкусы, и дом перестроили. «Портик» сузился втрое, превратившись в обыкновенную подворотню. Колонны, угодившие внутрь помещения, хотели было снести, но в последний момент отступились. Выяснилось, что это несущие конструкции, и на них всей своей тяжестью покоятся верхние этажи.
То есть парадные в старом доме были теперь абсолютно апокрифические. И походили они, особенно под утро, на пыльные храмы каких-то давно сбежавших Богов.
Валентин Кочетов, неподвижно сидевший возле заколоченной чердачной двери, о Богах и храмах не рассуждал. Он, кажется, не думал вообще ни о чём, словно адская машина, ждущая своего часа. Иногда он прислушивался к себе, и ему нравилось то, что он чувствовал. Это потом, ПОСЛЕ, он не жуя проглотит всё, что найдётся в доме съестного, и положительно изведётся, мысленно проигрывая разные неслучившиеся варианты, когда дело могло бы кончиться для него плохо. А пока он был спокоен. Совершенно спокоен.
Временами Валентин косился то на мутный прямоугольник лестничного окна, то на дисплейчик наручных часов, где проворно мелькали секундные циферки. Расписание «клиента» было досконально изучено; оставалось всего несколько минут.
Какая судьба постигла парадные лестницы, некогда имевшие место в доме с портиком, теперь оставалось только гадать. Та, которой ныне пользовались жильцы, явно замышлялась как чёрная. У неё были узкие, с железными перилами площадки, вытянутые во всю глубину здания, и длинные пролёты, круто уводившие вниз. В семь тридцать две на предпоследнем этаже щёлкнул замок облупленной двери, и Валентин со своего насеста увидел лысоватую мужскую макушку. Послышался сонный голос женщины, провожавшей мужчину. Женщина спрашивала, какой суп сварить к его возвращению – куриную лапшу или рассольник. Кочетова не интересовал ответ лысоватого, и он не стал его слушать.
Когда женщина ушла досыпать, а мужчина начал спускаться по лестнице, Валентин поднялся и направился следом. Он заранее позаботился о том, чтобы возле чердачной двери не осталось ни малейших следов его пребывания.
Человек со смешной фамилией Зайчик полностью соответствовал своим фотографиям. Среднего роста, с брюшком и жирной кожей, которая казалась постоянно потной и придавала ему неряшливый вид. Не Карабас-Барабас, но и ничего беленького-пушистенького, вроде бы подразумевавшегося фамилией. Валентин физически ощущал контраст между ним и собой. Сравнение было всецело в пользу эгидовца. «За что только бабы любят…» – подумал он с отвращением. Он знал из сопроводительной записки, что здесь, на Васильевском, Зайчик обитал у сожительницы. В объективке коротко говорилось и о том, какие именно действия этот Зайчик предпринимал по отношению к малолетним дочерям соседа по трёхкомнатной коммуналке, где был прописан. И о том, что в милиции, куда бросился возмущённый отец, собрались для начала звонить в школу и выяснять моральный облик девчонок: «Погодите вы жаловаться, первоклассницы сейчас такие бывают…»
Значит, одним мерзавцем меньше станет на свете. Самая работа для специалиста по искоренению нечисти. Просто классический случай. Такого он, пожалуй, «сделал» бы и без гонорара…
Валентин не старался ступать бесшумно, хотя и умел. Наоборот, он даже приглушённо кашлянул у Зайчика за спиной. Тот оглянулся и увидел, что его догоняет аккуратно одетый мужчина лет тридцати. Не бомж, не плохо побритый верзила, встреча с которым на лестнице чревата всякими неприятностями. Отнюдь, отнюдь: сверху спускался симпатичный молодой человек при галстуке и с дипломатом в руках. Типичный преуспевающий служащий из хорошего учреждения.
Того, что его появление не сопровождалось увертюрой замочно-дверного оркестра. Зайчик не
