последней к нему подошла темноволосая девушка, полноватая и не слишком красивая. Лев Поликарпович бегло перелистнул курсовик, заглянул в схему... «Зачем тут у вас триггер Шмитта на входе стоит? Я, например, не понимаю, — бросил он раздражённо. И добавил: — Идите разбирайтесь!»
Он не понял, почему она посмотрела на него так, будто он прилюдно унизил её и всячески оскорбил, причём незаслуженно. Схватила свой курсовик и отошла... Звягинцев занялся со следующим студентом, но минуту спустя расслышал сдавленное всхлипывание, доносившееся из-за громадного лампового осциллографа. Он присмотрелся: несколько девушек, опасливо косясь в его сторону, утешали темноволосую. «Ну вот...» — недовольно подумал профессор, не ощущая, впрочем, никаких угрызений. Спецсредства вроде слез или там обмороков во время экзамена на него не действовали уже давно. Однако ещё через минуту темноволосая решительно высморкалась и вернулась к его столу. В её глазах пылала мрачная ярость подвижника, идущего на костёр за идею.
«Триггер Шмитта стоит здесь как пороговый элемент с гистерезисом — от помех! А операционник с эр-це цепочкой в обратной связи — для частотной коррекции! А тиристор на выходе — для подачи мощности на исполнительный орган! А транзисторный каскад...»
Ещё не дослушав, Лев Поликарпович понял, кто был создателем всех просмотренных им сегодня курсовиков.
Он перевернул сшитые вместе листы и прочёл: «Башкирцева Виринея».
...Из прихожей раздалась трель звонка и сразу за ней — жизнерадостный лай Кнопика, прекрасно знавшего, кто пришёл. Профессор Звягинцев торопливо включил электрочайник и устремился открывать дверь. Что до компьютера, тот уже пребывал в полной готовности. Подпольной лаборатории предстоял напряжённый рабочий день.
«Бобик сдох!»
День выдался солнечный, ясный, даже не верилось, что не за горами зима. Воздух был полон утренней свежестью, запахом облетевших листьев, чуткой тишиной каменных, давно уже необитаемых джунглей. Ни тебе каких выхлопных газов, мерзкого бензинового смрада, шума двигателей, визга колёс, скрежета включаемых передач. Машины здесь не ездили уже давно. Прямо не городской район, а дачный посёлок по окончании отпускного сезона.
— Погодка-то, Иван, точно как у нас в Колорадо! — Экс-отец Браун ухмыльнулся и, вытащив настоящий, не новгородского производства «Джуси-фрут», протянул Скудину. — Шепчет...
— Ага, и все по матери, — буркнул Кудеяр. Взял жвачку и задумчиво сунул в рот. — Не нравится мне эта тишина. Нехорошая какая-то.
Они сидели в домике на курьих ножках, что у грибка на детской площадке, внимательно следили за происходящим и не спеша обменивались впечатлениями. Делать им покамест было нечего. Оцепление выставлено, посты проверены, системы связи, оповещения и сигнализации отлажены... Спецназовцы сидели вдвоём, своей компанией, и ни во что не вмешивались. Тем более что их мнения не больно-то спрашивали. Правильно же кто-то сказал, будто история повторяется дважды. Причём второй раз — в виде фарса... Скудин никогда не претендовал, будто разбирается в науке. Но все-таки он достаточно потёрся с настоящими учёными, вроде Марины, Льва Поликарповича и его молодых гениев, чтобы ясно видеть: здесь и сейчас происходил именно фарс. Летом в Заполярье — удачно ли, нет ли — трудились люди науки. Люди, рядом с которыми он и сам ощущал себя причастным к чему-то значительному и большому. Если он их о чем-нибудь спрашивал, ему объясняли. Спокойно, понятно и терпеливо, не насмехаясь над его солдатской непроходимостью. А здесь... Здесь суетилось несколько квазиучёных, так или иначе дорвавшихся до возможности сделать себе имя. Причём Опарышев с Кадлецом и их американские подельники желали въехать в научный рай, мягко выражаясь, на чужом горбу, и это было самое прискорбное.
Американцы, естественно, притащили с собой необыкновенное количество техники. В том числе электронного робота-разведчика. Стоил он два миллиона долларов. О'Нил называл Кадлецу эту цифру столько раз и с таким выражением, как будто тот был виноват в подобных затратах. Ну, может, где-то как-то и был... Во всяком случае в том, что робот из-за периметра не вернулся, сгинул с концами. Так же как и самообучающаяся универсальная кибертанкетка. Сущий марсоход. Стоимостью уже не два миллиона долларов, а целых четыре... Как видно, с особенностями местного рельефа межпланетные аппараты не справились. Всем известно, какие у этих русских дороги. Куда там лунной поверхности.
После этого было принято решение. Абсолютно нашенское по духу, хотя инициаторами выступили американцы. Они предложили послать за периметр людей. На своих двоих небось не забуксуешь! И вот пошли — по всей науке, втроём... Двое американцев и один наш, не какой-нибудь местный бездельник, а лучший из лучших, из московской команды, приехавшей вместе с Опарышевым. Троицу облачили в полное защитное снаряжение от НАСА, зарядили дыхательные баллоны особой, разработанной для космонавтов гелиево-азотной смесью. Привязали крепчайшей — средний танк буксировать можно! — кевларовой верёвкой. Верёвку подавала лебёдка с мощнейшим процессором.
Скудин только невесело вздохнул, глядя, как фигуры в скафандрах переваливаются через стену. Он вспоминал луч света, изгибавшийся над асфальтом, и его снедали самые чёрные подозрения. Расстрига отец Браун сморщился, присвистнул и с презрением сплюнул:
— Вот чёртовы засранцы. Их гонять и гонять. Да в бытность мою сержантом...
Он не договорил. Насторожился, повернул голову... Секундой позже послышались степенные шаги, и из-за облетевших кустов показались неразлучные друзья — майор Собакин, сантехник Евтюхов и туалетчик Петухов. Они шли неспешно, чинно, в торжественной тишине, словно в старые добрые времена — ни дать ни взять князь Участковый обходит свои владенья дозором с верной дружиной...
— Эй, это кто у нас там? — Майор с похвальной бдительностью устремился к детской избушке, не поленился подняться по лесенке, глянул. — А, это вы, товарищ полковник... Здравия желаю. Гражданин негр с вами?
— Здравствуй, майор. — Скудин протянул ему руку и укоризненно покачал головой. — Познакомься, это полковник Блэк. И учти: негров неграми не называть, они обижаются. Они афроамериканцы теперь.
— Собакин, — представился участковый. — Андрон. Майор.
Втроём на насесте стало тесно, пришлось спуститься на детскую площадку к грибочку.
— О, какие люди! — Сантехник и туалетчик поздоровались со Скудиным, ничтоже сумняшеся пожали руку Брауну, и Петухов несколько некстати, видимо в честь российско-американской дружбы, сказал:
— Тот, кто носит джинсы «Левис», будет спать с Анджелой Дэвис... — И вытащил пачку «Примы»: — Ну что, братцы, курнём наших?
Блэк дружески подмигнул и ответил русской пословицей:
— Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт.
— Святые слова, — обрадовался туалетчик, проглотил слюну и хлебосольным жестом указал на хорошо видимый с детской площадки сортир. — Так, может, двинем, дерябнем за встречу? По соточке «Абсолюта»?
— «Абсолюта»? — Браун вопросительно покосился на Скудина, сразу погрустнел и с обречённым видом повернулся к Петухову. — Impossible, my friend, impossible. Sorry[13] . Мы на боевом посту.
— А... так это никак ваши в оранжевых гондонах за стену полезли? — сплюнув через зубы, вклинился в беседу Евтюхов, и в голосе его послышались трагические нотки. — А зря. Дымка что-то не в себе, злая жутко. Можно запросто копытами накрыться... — Он замолчал, снова сплюнул и шумно потянул ноздрями воздух. — И вообще, братцы, не знаю, как вы, а я сваливаю. Пока гроза-то не началась.
Гроза? Ясным солнечным днём в преддверии зимы? Нет, право же, некоторым товарищам стоит меньше пить и больше закусывать... По крайней мере, нечто подобное читалось на лице полковника Блэка. Только ни Петухов, ни Собакин почему-то не удивились и никакого сомнения не выразили.
