можно, купейный... Да, деньги есть...
Паспорта у неё не спросили. Женя спрятала билет и уселась в зале ожидания на свободное место, чувствуя себя совершенно счастливой.
«Ура! В Питер! Я еду в Питер...»
Поезд, кстати, был не какой-нибудь, а самый что ни есть «Демидовский экспресс». До него, тем не менее, оставалось ещё несколько долгих часов. Женя успела проголодаться, съесть удивительно добротный для станционного общепита пирожок, выпить бутылочку пива, вздремнуть и морально отойти от всего с нею случившегося.
«А что, собственно, мне там, в Питере?..» — подумалось ей в какой-то момент.
Как ни странно, готового ответа на этот вопрос не было. Надо — и все. Причём позарез.
«Тихвин, — подсказала она сама себе. — Поезд идёт как раз через мой родной Тихвин...»
Да, но билет она взяла почему-то до Петербурга. Ей непременно нужно было именно туда. Знать бы ещё, зачем?..
«А откуда я туда на самолёте летела?.. К тому же на „Боинге“?..»
Она окончательно разволновалась и честно попробовала вспомнить. Не получилось. Видно, радужный вихрь, закинувший её в древнюю Грецию, кое-что в памяти все же смахнул.
«Слава Богу, хоть не самое главное...»
С Петербургом можно было худо-бедно увязать только слова пророчества насчёт промороженной крепости, над которой реяли железные птицы с крестами на крыльях. Женя принялась глубоко и размеренно дышать, изо всех сил думая о сугубо посторонних материях.
«Ну, давай, подсознание. Я вспомню. Я обязательно вспомню...»
И наконец она дождалась. Из таинственных глубин выплыл телефонный номер с кодом города 812. Номеру сопутствовало стойкое убеждение, что после посадки в аэропорту она должна была без промедления по нему позвонить.
Женя записала цифры на обороте билета, чтобы не забыть снова, и всерьёз почувствовала себя шпионкой. На самом деле рядом с номером витало ещё слово, и слово это было «домработница», но его Женя записывать не стала, поскольку это мог оказаться пароль.
Ещё через два с половиной часа она села в питерский поезд.
Кто есть ху
То, что собаки умеют улыбаться, осознали, кажется, уже все. В то, что они способны ещё и целовать, до сих пор почему-то верят немногие. Но вот огромный злой пёс берет в пасть хозяйскую руку, и его зубы — те самые, корундовой твёрдости, предназначенные молоть и мозжить, — с немыслимой нежностью касаются кожи, не оставляя следов... Чем это не поцелуй?
А вот, готовясь к вечерней прогулке, хозяйка снимает с гвоздя ошейник и поводок, и кобелище в восторге скачет вокруг, ловя её пальцы губами — не пастью, не зубами, именно губами, тёплыми и ласковыми, как у человека. Чем это не поцелуй?
А его нос у хозяйской щеки? А язык, едва смеющий благоговейно коснуться лица Высшего Существа?..
Когда «Скорая помощь» стартовала в темноту ночного проспекта, увозя Кратарангу, белая сука (кстати, спокойно подпустившая медиков) решительно бросилась следом. Она отлично знала, что такое повозка, и не было таких лошадей, которых она не могла бы сколь угодно долго сопровождать. Но в этот белый с красным возок были запряжены какие-то особые кони. Он уносился слишком стремительно, истаивая вдали, и запах колёс уже смешивался с десятками точно таких же...
— Куда!!! — рефлекторно заорала Рита, как раз в это время вышедшая из-за угла. На её собственного кобеля этот возглас обычно оказывал радикально тормозящее действие, но на сей раз Чейз принял собственное решение. Даже не оглянувшись на хозяйку, он рванул с места, устремляясь в погоню. Рита только ахнула. До сих пор она не считала своего полуротвейлера особо скоростным псом. Но вот он взял могучий разгон и, пролетев, точно выстреленное из пушки ядро, нагнал суку у второго или третьего фонаря. А нагнав, с силой толкнул плечом, заворачивая беглянку назад.
Белая красавица не стерпела подобного самоуправства и яростно бросилась в драку. Только для того, чтобы убедиться: не на такого напала. Чейз не стал пускать в ход зубы, просто мигом сшиб её с ног, опрокинув на спину, и навис, не давая пошевелиться. Рита мчалась к ним во всю прыть, понятия не имея, что следует предпринять, просто потому, что оставаться на месте было никак невозможно. Она была уже рядом, когда Чейз выпустил пойманную и отстранился. Сука поднялась, отряхнулась и села. Она больше никуда не пыталась бежать.
Рита осторожно подошла и опустилась перед нею на корточки. Медленно протянула для обнюхивания руку, уповая в душе в основном на бдевшего поблизости Чейза: «Подстрахуешь, милый, если вдруг что?..» Сука была очень большая, очень быстрая в движениях и весьма, весьма боеспособная. Порвёт, пискнуть не успеешь. Она смотрела на Риту человеческими глазами, полными такого страдания, что у молодой женщины перехватило горло. Забыв про всякую осторожность, она подалась вперёд, обняла собаку и стала гладить корноухую голову, перепачканную кое-где кровью.
— Все будет хорошо, маленькая. Он поправится. Все будет хорошо...
Сука вскинула морду к тёмному небу и не залаяла, не завыла — попросту закричала...
— Малый ход, — Евтюхов прищурился, проглотил слюну, и в голосе отставного юродивого прорезался металл. — Малый ход, говорю! А теперь, Хаим Батькович, давай-ка левее. Вот так, вот и молодец. Ну, кажись, проехали. Большая была, гадина, огурцом. Трижды едри её неловко.
Дело происходило в просторном, нафаршированном всякой электроникой дизельном джипе, который Шихман не поленился и не поскупился припереть с собой в самолёте. На нем-то светило мировой науки и рулило сейчас по все менее пробочным и напряжённым городским магистралям. Да не один, а в компании Звягинцева, Виринеи и сантехника Евтюхова, который обитал теперь у Льва Поликарповича на кухне. А что? Во-первых, не с туалетчиками какими и ментами — с профессорами да академиками. Во- вторых, бухалова хоть залейся, притом не палёного, в стиральной машине мешаного, а шотландского, выдержанного... Кабздох терьерчик опять же, такой общительный, ласковый, выгуливать его не обязанность, а одно сплошное удовольствие. Евтюхова, в свою очередь, никто не обижал и с плацкарты не гнал, потому как был он уникум, для физической науки весьма полезный. Шутка ли сказать — непосредственно видит хрональные поля! Хоть и в полупьяном состоянии, но видит же! Виртуоз, живой детектор! Может, поэтому все вокруг него и живы ещё...
«Ландкрюзер-80» цвета перьев чёрного петуха мягко рыкнул дизелем, без большой натуги одолевая двадцатисантиметровый поребрик, и, нагло въехав мимо сторожки прямо на больничную территорию, встал. По странному стечению обстоятельств, в воротах сегодня дежурил непосредственный подчинённый майора Собакина. Он был в курсе. Между тем посетители прибыли по душу брата Хайратского царя, к которому Шихман, Звягинцев и Виринея имели жгучий научный интерес, а Евтюхов — самые лучшие, можно сказать, братские чувства. Как же, не выдал, помог, не оставил на расправу хомяковским быкам. Во дворе бывшей Куйбышевской больницы слышался раскатистый весёлый смех, хриплые гортанные возгласы и задорное, отрывистое пение. Четверо «красноголовых» выводили из ярко-оранжевого автобуса пожилого ронина — бродячего самурая. Рядом с самураем шагал гэнин, то бишь ниндзя нижнего звена из клана Кого. Ни тот ни другой не сопротивлялись.
