всего плана», придать ему большую правдоподобность[13].
На обложке папки с материалами по «делу» Тухачевского должны были быть проставлены штампы управления разведки и контрразведки вермахта, а внутри нее, помимо прочего, находиться исполненная будто бы рукой самого Канариса служебная записка, адресованная Гитлеру и свидетельствующая о том, что тот намеревается лично вступить в контакт с некоторыми из подозреваемых немецких офицеров, чтобы попытаться выудить какие-либо подробности их заговорщической деятельности. В «записке Канариса» (в действительности он, конечно, никогда ее не писал) должны были упоминаться имена лишь немецких генералов-предателей, но вместе с тем содержаться намек на то, что «в Красной Армии появились свои отступники». Предполагалось, что в досье будут фигурировать распоряжение Гитлера, который якобы одобрил идею Канариса в целом и возложил общее руководство по ее осуществлению на Бормана, а также адресованная Гейдриху памятная записка Бормана, интересующегося, установлена ли слежка за всеми немецкими офицерами, названными Канарисом. Все должно указывать на то, заключил свой инструктаж Гейдрих, что досье хранилось в архиве СД, куда имеют доступ многие ее сотрудники. Один из них, испытывая материальные затруднения (такой мотив казался наиболее правдоподобным), решил якобы воспользоваться этим, чтобы похитить досье, снять фотокопии находящихся в нем документов и попытаться предложить русским купить их.
«ТРЕБУЕТСЯ МАСТЕР ЭКСТРА-КЛАССА»
Найти гравера «высочайшего мастерства», как выразился Гейдрих, оказалось не так-то просто. Науйокс начал с изучения досье всех граверов, работавших на СД. Подходящей кандидатуры выявить среди них не удалось. Пришлось обратиться за содействием к заведующему архивом канцелярии национал- социалистской партии в Берлине, предложившему список из пяти фамилий. В тот же день Науйокс побывал по трем адресам, но вернулся ни с чем. Визит по четвертому адресу также не оправдал ожиданий. После разговора с пятым (и последним в списке) мастером по имени Франц Путциг Науйокс решил, что его квалификация и благонадежность вполне отвечают необходимым требованиям.
Тот, узнав, в чем дело, прежде чем дать согласие, выдвинул условие: возьмется за выполнение заказа при наличии письменного официального подтверждения, что сделал это, во-первых, по заданию и, во-вторых, не получил никакого вознаграждения. Лишь в этом случае он «готов поставить свои скромные таланты на службу партии»[14]. Условие было принято.
Поскольку большая часть документов, включая письма, должна была быть напечатана, Науйокс распорядился доставить ему пишущие машинки разных марок, причем две из них — с такой же клавиатурой, как у машинок, используемых в штабе верховного главнокомандования. Русскую машинку, «такую, какой могли бы пользоваться сейчас в Кремле», удалось раздобыть с помощью белоэмигранта князя Авалова, сотрудничавшего с СД.
Тем временем Беренс тщательно отрабатывал тексты будущих «подлинных» документов. Путциг и другие поднаторевшие на изготовлении фальшивок профессиональные фальсификаторы взялись за подделку документов. Сработанное в лаборатории Науйокса досье включало письма, которыми в течение нескольких лет якобы обменивались маршал Тухачевский и его единомышленники в СССР, с одной стороны, и ряд немецких генералов — с другой. Содержание писем должно было наталкивать на вывод о политическом брожении, охватившем будто бы верхушку Красной Армии и грозившем вылиться в заговор, который готовы были поддержать высшие представители вермахта.
Исполненная Путцигом в порядке пробы работа превзошла по качеству все ожидания. Гейдрих пришел в неописуемый восторг. «Вот имена и подписи офицеров, — сказал шеф СД, передавая список, — которые должны упоминаться в документах»[15].
Через несколько дней Науйокс доставил подготовленные Беренсом тексты документов в мастерскую Путцига, и тот в его присутствии приступил к выполнению основной части задания. Через четыре часа работа была закончена. Сличив подделку с оригиналом, Науйокс не поверил собственным глазам: фальшивка была выполнена безупречно. Придирчиво изучая текст доставленного Науйоксом «письма Тухачевского», Гейдрих наконец произнес: «Превосходно, замечательно. Теперь проставьте на материалах досье все необходимые штампы и сделайте фотокопии. Позаботьтесь, чтобы были признаки того, что похититель спешил»[16].
Как и было задумано, удалось подделать все необходимые подписи, штампы и пометки на полях документов, принадлежавшие будто бы руководителям рейхсвера, в разное время (до 1933 года) якобы знакомившихся с этими «донесениями»: генерал-полковника фон Секта, его преемника на посту главнокомандующего рейхсвером с октября 1926 года генерала Хайе, бывшего начальника штаба, а с 1930 года главнокомандующего рейхсвером генерала Хаммерштейна и других. Гейдрих, вновь взяв в руки письмо, отметил, что оно, судя по содержанию, составлено в стиле, как ему кажется, очень характерном для маршала, и выполнено на соответствующей бумаге — с русскими водяными знаками. Слева на полях имелись карандашные пометки, которые, по мнению Гейдриха, «еще более явно свидетельствовали о вине Тухачевского, нежели сам текст письма». В «документах» содержались упоминания об имевших место ранее беседах и переписке и «ясные намеки на то, что Красная Армия и вермахт были бы несравненно сильнее, если бы им удалось освободиться от довлеющей над ними тяжелой партийной бюрократии»[17]. Сфабрикованная записка Кана-риса, адресованная Гитлеру, получилась довольно пространной. Ответ же Гитлера соответствовал его манере — был лаконичен и походил на приказ. Это был единственный документ, остававшийся пока не подписанным (даже всемогущая СД не смела подделать подпись фюрера; Гейдрих собирался подписать документ во время очередной встречи с Гитлером). Распоряжение Бормана, предписывавшее Гейдриху установить слежку за подозреваемыми немецкими генералами, было написано от руки.
Объемистое досье «подлинных» документов со штампами и печатями, «вполне убедительное», как считал Гейдрих, подготовленное в течение всего нескольких дней, было наконец представлено Гитлеру.
Перелистав набор фальшивых документов, среди которых, кроме указанных выше писем, были расписки ряда советских военачальников в получении крупных денежных сумм за якобы сообщенные ими немецкой разведке секретные сведения, Гитлер нашел план операции «в целом логичным, хотя и абсолютно фантастическим». Он с большой похвалой отозвался об изготовителях документов и приказал немедленно приступить к практическому осуществлению операции, направленной на то, чтобы, как он подчеркнул, «поколебать устои авангарда Красной Армии в расчете не только на данный момент, но и на многие годы вперед»[18].
ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЛУХОВ О МНИМОМ ЗАГОВОРЕ
После того как подготовленные в лаборатории СД фальшивые документы выдержали проверку и Гитлер распорядился как можно скорее приступить к проведению операции, перед организаторами политического подлога встала еще более сложная задача. Надо было определить, каким воспользоваться каналом, чтобы попытаться довести фальшивку до сведения советского руководства, не вызвав при этом подозрений.
Известно, что подделать тот или иной документ и придать ему достоверный вид не особенно трудное дело для специалистов любой разведки. Неизмеримо сложнее сделать так, чтобы такой документ- фальшивка мог попасть в соответствующие руки, особенно если учесть, что в рассматриваемом случае адресатом выступал Сталин, для которого была характерна недоступность. Гейдрих был уверен, что советский руководитель скорее поверит в подлинность документов, если они поступят к нему не от немцев, а, например, от чехов, учитывая добрые отношения, существовавшие в то время между Москвой и Прагой, и очевидную зависимость внешнеполитических интересов Чехословакии от поддержки СССР.
На Западе существует несколько версий того, каким образом сфальсифицированные документы
