Парижа.
Что касается политики, то здесь Гюго проявил недюжинные способности к дипломатии, умело находя общий язык как с монархистами, так и с республиканцами. Когда же речь зашла об избрании короля, будто бы поддержанного народом, то Гюго решительно отказался отдать свой голос за племянника Наполеона, Луи Бонапарта Наполеона III.
Вместо того чтобы пойти на поводу у правящей клики, писатель откликнулся на этот избирательный фарс памфлетом «Наполеон-малый».
В результате Гюго был отправлен в изгнание на 20 лет. Когда в 1851 году, после государственного переворота во Франции, писатель покидал страну, вместе с ним находилась его верная подруга Жюльетт, великодушно забывшая о недавней измене своего любимого.
Ее соперницей стала Леони д’Онэ, красивая молодая женщина, вначале встречавшаяся с Гюго как горячая поклонница его таланта, но постепенно сумевшая склонить его к любовной связи. Ей Виктор тоже писал письма, и завистливая д’Онэ не постеснялась переслать их Жюльетт. В то же время ни Леони, ни жена Гюго не хотели рисковать ради него своим положением, и так получилось, что в изгнание он отправился вдвоем с Жюльетт, для которой он составлял единственный смысл жизни, и ей было безразлично, успешен он или находится в опале. Жюльетт не было дела ни до политики, ни до соперниц, ни до слухов. Без нее Виктор не смог бы так быстро покинуть страну. Жюльетт проявила активную деятельность, достала любимому все необходимые документы, которые требовались для отъезда из Франции, а потом и сама присоединилась к нему, тайно выехав в Бельгию, после чего они вместе отправились в Англию. Так вдали от родины Гюго превратился в символ сопротивления диктатуре нового правителя, Наполеона III.
Жюльетт находилась рядом с Гюго постоянно. Она стала для него не просто любовницей, но самым близким другом и единомышленником. Она вела все его дела, занимаясь рукописями, документами, разбирая архивы.
С этой связью смирилась даже жена Гюго, допустив Жюльетт в круг друзей семьи. Она смогла оценить силу любви соперницы и, чувствуя близкую смерть, просила прощения за причиненные когда-либо неудобства и у мужа, и у Жюльетт. Адель Гюго умерла в 1868 году.
Прошло три года, и Гюго вместе с Жюльетт вернулись во Францию. Его встречали как национального героя, а Жюльетт оказывали уважение как законной супруге писателя, хотя она и не являлась таковой. Теперь уже поздно было думать о женитьбе. Прошла целая жизнь, и Жюльетт исполнилось 75 лет. Гюго и его подруга в это время практически не расставались. Им по-прежнему нравилось отправлять друг другу послания. Поздравляя Виктора с новым 1883 годом, Жюльетт писала: «Обожаемый мой, не знаю, где я буду в этот день в следующем году, но я счастлива и горда выразить тебе мою признательность лишь этими словами: я люблю тебя». Она как будто чувствовала близкую смерть и старалась показать, что будет любить его вечно, как на этом, так и на том свете. Она умерла в начале мая 1883 года. Гюго не пришел на похороны своей верной подруги, поскольку у него не осталось на это сил. Он тоже умер вместе с ней, жизнь для него кончилась в тот момент, когда остановилось ее сердце, и оставалось только ждать естественного конца как желанного избавления. Писать он больше не мог и после ее смерти ни разу не притронулся к перу. Одной из немногих записей знаменитого писателя оказалась короткая заметка в записной книжке: «Скоро я перестану заслонять горизонт». Он прожил как во сне еще два года и умер почти в тот же день, что и Жюльетт, – 15 мая 1885 года. Обычно именно в этот день возлюбленная Гюго отмечала свои именины.
Александр Блок. Поэт и «крылатоглазая незнакомка»
Александр Блок отличался редкостной для поэта педантичностью. Одно из его прекраснейших стихотворений о розах датируется 1 января 1907 года. Вместо названия стоят три буквы Н. Н. В. Те же самые буквы, но уже со словом «посвящается», предваряют известный цикл его стихотворений «Снежная маска», в котором тоже аккуратно проставлены даты. Они могут рассказать любопытному читателю многое… Например, о том, что 3 января 1907 года поэт написал шесть стихотворений, 4 января – пять…
При этом Блок был не в лучшей физической форме, доказательством чего являются строки из письма, написанного поэтом матери в те же дни, что и цикл замечательных стихотворений. В письме Блок сообщает, что температура наконец спала до 37 градусов, «голова не болит, но тяжеловатая». Однако в каждой строчке его стихов, написанных в дни болезни, сквозит небывалая легкость: «Крылья легкие раскину…»
Блок был влюблен. Влюблен в актрису. Именно этой женщине с «крылатыми глазами» посвящалось стихотворение о новогодних розах. Получается, что ложа и театр, вопреки мнению многих исследователей творчества Блока, это не вымысел, не плод воображения поэта, а реальность, запечатленная им не только в стихах, но и в поэме «Песня судьбы». Это драматическое произведение было написано специально для сцены, но, к сожалению, так и не увидело свет рампы.
В поэме три главных действующих лица: Герман (в образе которого ясно просматривается сам Блок), его жена Елена (Любовь Дмитриевна, супруга Блока) и Фаина, «каскадная певица» (Н. Н. В.).
В ремарке к поэме Блок описывал Фаину следующим образом: «Она – в простом черном платье, облегающем ее тонкую фигуру, как змеиная чешуя. В темных волосах сияет драгоценный камень, еще больше оттеняя пожар ее огромных глаз». Кстати, существует портрет той же женщины, написанный неистовым и резким Андреем Белым: «…тонкая, бледная, с черными, дикими и какими-то мучительными глазами, с поджатыми крепко губами, с осиною талией; черноволосая, сдержанная, во всем черном». С присущей ему резкостью Андрей Белый довольно точно обрисовал образ загадочной незнакомки, в которую так безудержно и безутешно был влюблен Блок.
Конечно, то, как описывали таинственную актрису потерявший голову Блок и порывистый Белый, можно списать на присущую всем талантливым поэтам склонность искажать реальность или видеть в людях, а в особенности в любимых, то, что остальные смертные разглядеть не в состоянии. Но… И действительно, есть одно но.
Помимо свидетельств экзальтированных поэтов, которые лишь с натяжкой можно назвать объективными, существуют воспоминания о Н. Н. В. людей вполне уравновешенных и трезвомыслящих.
Например, вот что пишет в своих мемуарах родная тетя и первый биограф Блока М. А. Бекетова: «Высокий тонкий стан, бледное лицо, тонкие черты, черные волосы и глаза, именно „крылатые“, черные, широко открытые „маки злых очей“. И еще поразительна была улыбка, сверкавшая белизной зубов, какая-то торжествующая, победоносная улыбка. Кто-то сказал тогда, что ее глаза и улыбка, вспыхнув, рассекают тьму».
Невольно вспоминаются две строчки из стихотворения Блока о новогодних розах:
В воспоминаниях и дневниках Бекетовой женщина с «крылатыми глазами» фигурирует под инициалами Н. Н. Нижеследующая дневниковая запись датируется началом ноября 1907 года, то есть теми днями, когда роман между Блоком и актрисой был в самом разгаре: «Н. Н. и кокетство не нужно. Она и не кокетничает, это ей бы не шло. Она ведет себя совершенно так, как ей нужно, и с полным спокойствием и серьезностью, без суровости и без резкости… Поэт нашел свою „Незнакомку“. Это она. Да, бывают же такие женщины?».
Даже сквозь сухие строки дневника прорывается восторженное изумление: «Да, бывают же такие женщины?», чего не скажешь о первых упоминаниях о «крылатоглазой незнакомке», датируемых январем 1907 года: «Он за ней ухаживает, с ней катается; пока, как он сказал, они „проводят время очень нравственно“ (странно слышать такие слова от него), и, кроме того, он же говорит, что „влюбленность не есть любовь, я очень люблю Любу“».
Поэт сказал своей тете, что любит жену. Но когда любимая жена, догадываясь о его страсти к Н. Н. В., предложила ему уехать за границу, он ответил ей с равнодушием, граничащим, пожалуй, с жестокостью: «С тобой неинтересно».
Роман поэта с Н. Н. В., который длился почти два года, начался после премьеры лирической драмы Александра Блока «Балаганчик». Автор даже для начинающего драматурга очень часто бывал за кулисами, однако Н. Н. В. и в голову не приходило, что поэта влечет сюда не разворачивающееся действо спектакля, а ее «крылатые» глаза.
Впоследствии она писала: «…как-то раз, провожая Александра Александровича с лестницы, ведущей в вестибюль, я услышала от него несколько очень лестных слов, в частности относительно моего голоса, его музыкальности и благородства дикции: „Когда вы говорите, словно речка журчит“». Но невольная свидетельница этого разговора, актриса В. Веригина, описывала эту же сцену совсем в ином свете: «Вдруг Александр Александрович обернулся, сделал несколько нерешительных шагов к ней, потом опять отпрянул и, наконец, поднявшись на первые ступени лестницы, сказал смущенно и торжественно, что теперь, сию минуту, он понял, что означало его предчувствие, его смятение последних месяцев. „Я только что увидел это в ваших глазах, только сейчас осознал, что именно они и ничто другое заставляют меня приходить в театр“».
Вскоре после этого разговора, за день до премьеры «Балаганчика», Блок послал своей любимой записку, черновик которой сохранился до наших дней: «Сегодня я предан Вам. Прошу Вас… подойти ко мне. Мне необходимо сказать несколько слов Вам одной».
Что сказал поэт Н. Н. В., осталось тайной, но известно, что сразу после их встречи наедине начался бурный роман, продолжавшийся почти два года и закончившийся, как и все любовные истории Блока, полным крушением. Они везде были вместе – Поэт и Женщина. Они ни от кого не скрывались и никого не боялись. «Часто после спектакля, – писала в своих воспоминаниях Н. Н. В., – мы совершали большие прогулки, во время которых Александр Александрович знакомил меня со „своим городом“, как он его называл. Минуя пустынное Марсово поле, мы поднимались на Троицкий мост и, восхищенные, вглядывались в бесконечную цепь фонарей, расставленных, как горящие костры, вдоль реки и терявшихся в мглистой бесконечности. Шли дальше, бродили по окраинам города, по набережным, вдоль каналов, пересекали мосты. Александр Александрович показывал мне места, связанные с его пьесой „Незнакомка“: мост, на котором стоял Звездочет и где произошла его встреча с Поэтом, место, где появилась Незнакомка, и аллею из фонарей, в которой они скрывались. Мы заходили в кабачок, где развертывалось начало этой пьесы, маленький кабачок с расписными стенами».
Блок и его возлюбленная проводили вместе очень много времени. Причем, как видно из писем, которые поэт писал матери, Н. Н. В. вела себя как жена: «Н. Н. не пустила меня в театральный клуб играть в лото и пить». Не пустила! Она имела право пускать или не пускать Александра Александровича. Имела право диктовать ему свои условия как законная жена. А Люба? «…Уехала куда-то с Чулковым», – как бы между прочим упоминает Блок о жене в том же письме.
Чулков – писатель, друг дома и поклонник жены Блока. Кстати, Люба отвечала ему взаимностью, чего не скажешь о Н. Н. В., которая, по свидетельству Бекетовой, не любила поэта. «Н. Н. не любит Сашу, а он готов за ней всюду следовать», – писала она в своем дневнике. «Н. Н. заслонила всех нарядных, всех подруг. Нельзя ее не любить, Люба перед ней совершенно меркнет, несмотря на свою прелесть и юность. Та какого-то высшего строя. Не от того ли он такой злой? Ведь она, кажется, холодна».
Через три недели в дневнике тети поэта появились следующие строки: «Насколько могу понять, он безумствует, а она не любит или холодна и недоступна, хотя и видятся они беспрестанно. Вида страдающего он не имеет».
То же самое писала и Валентина Веригина: «Они встретились и говорили долго и напрасно. Он о своей любви, она опять о невозможности отвечать на его чувство». Далее ближайшая подруга Н. Н. В. утверждает, что со стороны актрисы «настоящей любви не было никогда». Любовь, конечно, была, но не к поэту, а к другому человеку, с которым она рассталась и которого пыталась забыть с Александром Блоком. Пыталась, но так и не смогла…
