фантастическими усилиями прорыло себе дорогу на пляже, пряча в голубоватом песке двадцать метров своего тулова, из которого через несколько часов выбрались сотни малышей размером с руку Морисси и ринулось к пене прибоя, извиваясь, с дьявольской энергией. Море снова становилось морем чудищ. Но Морисси это не пугало: плавание он давно уже бросил.
Вот уже два года он одиноко жил рядом с Кольцевым Океаном в небольшом, построенном по чертежу старого Аркана домике с почти плоской крышей в виде крыла. Такая конструкция помогала крыше выдерживать ураганные ветры Медеи. В те дни, когда Морисси еще был женат и работал геофизиком, нанося на карты линии сдвигов, он, Надя, Поль и Даниэль имели в пригороде Чонга на Северном Мысу дом с видом на Большие Каскады, а сюда приезжали только зимой. Но Надя ушла ради космических гармоний с безмятежными, благородными, непостижимыми воздушными шарами; Даниэля схватили во время двойной вспышки в Жарком, и он больше не вернулся, а Поль, крепкий старый Поль, которому все было нипочем, вдруг запаниковал, вообразил, что до землетрясения осталось всего десять дней, и между Днем Тьмы и Днем Сумерек рождественской недели сел на корабль, отправлявшийся на Землю. Все это произошло за какие-то четыре месяца, после чего прохладный воздух Северного Мыса потерял для Морисси былую притягательность. Вот почему он перебрался к Дюнам-под-Арго — решил доживать в тепле влажных тропиков. Он взял с собой персональные кубы Поля, Нади и Даниэля, но поскольку просматривать их оказалось для него делом мучительным, он уже давным-давно ни с кем, кроме Дайнува, не разговаривал. Насколько ему было известно, в Медее он остался один. За исключением, конечно, фэксов и шаров, а также рыбы-сапера, горных чертей, крылатых пальцев, безрогих черепах и всего такого прочего.
Морисси и Дайнув молча стояли возле домика, любуясь заходом солнца. По темнеющему небу, испещренному зелеными и желтыми красками немеркнущей медейской зари близнецы-солнца Фрикс и Гелла — два кирпично-красных тусклых пятна — медленно катились к линии горизонта. Через несколько часов они исчезнут, чтобы озарить своим слабым сиянием ледяные просторы Дальнего. Впрочем, настоящая темнота на Обратном — необитаемой стороне Медеи — никогда не наступала, поскольку угрюмая громадина Арго, гигантской раскаленной газообразной планеты, спутником которой являлась Медея, находилась от нее на расстоянии всего лишь миллион километров. Медея, заключенная в орбите Арго, все время была обращена к нему, вращающемуся вокруг солнца, только одной стороной. От Арго шло тепло, которое обеспечивало Медею сносной жизнью и постоянным скупым красноватым освещением.
Как только близнецы-солнца сели, на небе начали появляться звезды.
— Смотри-ка, — сказал Дайнув. — Арго почти поглотил белые огни.
Фэкс намеренно выбрал архаичное выражение, слова из народной астрономии, но Морисси понял, что он имеет в виду. Фрикс и Гелла были не единственные солнца в небе Медеи. Две кирпично-красные карликовые звезды, двигающиеся парой, находились в зависимости от двух бледно-голубых звезд Кастор А и Кастор В. Несмотря на то, что бледно-голубые находились от Медеи в тысячу раз дальше, чем кирпично- красные, их холодное сияние было отчетливо заметно и ночью, и днем. Но теперь они должны были зайти за Арго и вскоре — до этого мгновения оставалось два месяца, три недели, два дня и еще примерно час плюс-минус несколько минут — попадут в полосу затмения и окончательно скроются из виду.
Как же тут не быть землетрясению?!
Морисси злился на себя из-за своей дурацкой восторженности, с которой он так носился еще час назад. Землетрясения не будет? В последнюю минуту произойдет чудо? Ошибка в расчетах? Как бы не так! Эх, если бы да кабы… Землетрясение было неизбежно. Придет день, когда конфигурация небесных сфер сложится следующим образом: Фрикс и Гелла встанут здесь. Кастор А и Кастор В — там, а ближайшие спутники Медеи — Ясон, Тезей и Орфей — вон там, там и там; притяжение Арго как всегда будет сильно чувствоваться в Жарком, и вот тогда-то небесные векторы выстроятся соответственно, и гравитационные силы вызовут в коре Медеи страшные по силе колебания.
Подобное случалось каждые семь тысяч сто шестьдесят лет. И вот это время наступило снова.
Сотни лет назад, когда живучесть апокалиптических тем в фольклоре фэксов побудила наконец астрономов медейской колонии произвести некоторые запоздалые вычисления, никто не придал серьезного значения их результатам. Услышать, что конец света наступит через пятьсот-шестьсот лет, было все равно, что услышать о собственной смерти, которая должна наступить в последующие пятьдесят-шестьдесят лет. На повседневной жизни это никоим образом не отражалось. Разумеется, позже, когда сейсмические толчки участились, люди стали относиться к ним с большей серьезностью, и, несомненно, за последние сто с лишним лет это негативно отразилось на экономике Медеи. Тем не менее, поколение Морисси было первым, которое посмотрело в лицо надвигающейся опасности. И вот, так или иначе, колония, имевшая тысячелетнюю историю, растаяла чуть более чем за десять дней.
— Как тихо все! — сказал Морисси и взглянул на Дайнува. — Ты веришь, что я здесь один- единственный?
— Откуда мне знать?
— Хочешь увильнуть от ответа? Вам ведь уже давно известны способы передачи информации, о которых мы только сейчас начали догадываться. Скажешь, нет?
— Мир велик, — серьезно сказал фэкс. — И человеческих поселений в нем было немало. Кое-кто из вашей породы, может, и живет здесь, но точных данных у меня нет. Вполне возможно, ты последний.
— Я думаю. Кто-то же должен остаться.
— И сознание того, что этот последний — ты, приносит тебе определенное удовлетворение?
— Потому что я более вынослив или одобряю в душе крах колонии?
— И то и другое, — ответил фэкс.
— Не согласен. Пусть я последний, но лишь потому, что не захотел уезжать. Вот и все. Здесь мой дом, на этом я стою. Никакой гордости, чувства превосходства или благородства оттого, что остался, я не испытываю. Я только хочу, чтобы никакого землетрясения не было, хотя сделать для этого что-либо совершенно не в силах, а сейчас мне даже как-то все равно.
— Правда? — спросил Дайнув. — А ведь совсем недавно ты, кажется, говорил по-другому.
— Любое постоянство сомнительно, — улыбнулся Морисси. Мы воображаем, что строим на веке, но проходит время и все исчезает; искусство становится остатком материальной культуры, песок — песчаником, и ничего тут не поделаешь. Когда-то здесь был свой мир, который мы превратили в колонию. Но вот не стало колонистов, а вскоре не станет и колонии — прежний мир возродится снова.
— Ты говоришь, как старик, — перебил его Дайнув.
— А я и есть старик. Я ведь старше тебя.
— Только по годам. Наша жизнь течет быстрее, чем ваша, поэтому я уже в ранние годы испытал почти все, мой конец не заставит себя долго ждать, даже если землетрясение нас и минует. А вот у тебя еще есть время.
Морисси пожал плечами.
— Мне известно, — сказал фэкс, — что в Порт-Медее стоят сейчас звездные корабли, заправленные горючим и готовые к отправке.
— В самом деле? Корабли, готовые к отправке?
— И их немало. Они не пригодились. Ахья видели их и сообщили нам.
— Шары? А им-то что понадобилось в Порт-Медее?
— Кто их знает! Они странствуют где хотят. Но корабли эти, друг Морисси, они видели. Ты мог бы еще спастись.
— Конечно, — сказал Морисси. — Я пролечу тысячи километров над Медеей на своем флиттере и собственноручно выдам кораблю разрешение на путешествие продолжительностью пятьдесят световых лет, а потом усыплю себя и в полном одиночестве отправлюсь домой, пробужусь на чуждой мне планете, где случилось появиться на свет моим отдаленным предкам. Для чего?
— Ты же погибнешь, когда начнет трясти. Поверь мне.
— Если не начнет, я тоже погибну.
— Согласен, раньше или позже. Но если улетишь — позже.
— Если бы я хотел покинуть Медею, я бы улетел вместе со всеми, — сказал Морисси. — Теперь же слишком поздно.
— Нет, — сказал фэкс. — В Порт-Медее стоят корабли. Поспеши туда, мой друг. В Порт-Медею.
Морисси промолчал. Смеркалось. Он, чтобы лучше видеть, опустился на колени и ощупал шапку
