день она без устали подгоняла Севера, повторяя, что время уходит и что вот-вот будет поздно.
Таверна была забита. Несмотря на подорожные, несмотря на заставы и тому подобное, нашлось немало добрых чад Святой Матери, оказавшихся достойными доверия Инквизиции. В первую очередь, конечно, среди почтенного купечества.
Север заплатил золотом, и потому наши путники ели в отдельной нише, отгороженной ширмами от общего зала. Гном блаженно урчал, уписывая за обе щёки поданный ужин, однако Эйтери почти что не притрагивалась к еде.
– Ты цего? – с набитым ртом вопрошал её Север, однако чародейка только отмахивалась. – Ну, не знаю, – в свою очередь махнул рукой гном. – Охота тебе кукситься – кук…
– Именем закона, вы арестованы, – спокойно сказал холодный голос над самым ухом Севера.
Последующие события развернулись в считанные мгновения. Ширмы упали, и со всех сторон на гнома и Эйтери глянула начищенная сталь. Копья, алебарды, гизармы. Арбалеты, луки, шесты с петлями. В корчму набилось не меньше трёх десятков человек, и бесшумность, с которой это было проделано, говорила о том, что против Эйтери и Севера на сей раз выступили действительно лучшие бойцы.
За глухими забралами не было видно лиц, но по сложению и доспехам нетрудно было догадаться, что в рядах серых на сей раз стояли и люди, и орки, и гномы, и эльфы, и даже половинчики, а именно один половинчик, с завидной лёгкостью державший на весу здоровенный арбалет, чуть не с него самого величиной.
– Оружие на пол. Ты, уродина, – сумку. Руки за голову. Оба. Одно движение – и мы превратим вас в дикобразов. Ну! Топор, гном! Сумку, уродина! Медленно! Я сказал – медленно! Коснёшься застёжки – умрёшь.
Гнома не пошевелилась.
– Ну же! – рявкнул предводитель.
– Ты, предатель, – медленно сказала гнома на своём родном языке. – Чьи сапоги ты лижешь? Этого людского шута? Которого они именуют Спаси…
Рыжебородый гном, командовавший всей партией, откинул забрало и высокомерно задрал голову.
– Я служу Свету и Правде, – отчеканил он на имперском. – А ты – Тьме и Злу. Хватит разговоров. Сдавайся.
Народ тем временем как ветром сдуло из корчмы. Обеденная зала опустела.
– Сумку! – гаркнул рыжебородый.
– Сейчас, – опять же по-гномьи ответила Эйтери, нехорошо усмехаясь. Рука её двинулась к сумке с эликсирами, однако на полпути ловкие маленькие пальцы вдруг как-то по-особенному извернулись, между ногтей вдруг сверкнула крошечная алая капелька.
Прежде чем рыжебородый успел отдать приказ, алая капля взлетела в воздух, угодив ему прямо между глаз.
Рыжебородый глухо взревел, нелепо взмахнул руками, опрокидываясь на спину. Над его головой вспухло тёмно-красное облако, остальные солдаты отшатнулись; оказавшийся ближе всех здоровенный орк грянулся оземь.
Север и гнома вскочили, Эйтери бестрепетно бросилась прямо в глубину алого облака, таща за собой успевшего схватить свой топор Севера.
И, наверное, всё прошло бы благополучно, если бы тот самый половинчик с арбалетом не вскинул оружие и, не обращая внимания на приближающуюся красную мглу, хладнокровно разрядил самострел прямо в плечо Эйтери.
Тяжёлая стрела отшвырнула маленькую чародейку, Эйтери покатилась, опрокидывая стол. Север, взревев, наискось рубанул топором, однако половинчик ловко, словно дикий лесной кот, уклонился, поднырнул под несущееся лезвие, перекатился через плечо и исчез за спинами более рослых воинов.
Облако красного тумана расползалось, ещё двое неосторожных солдат свалились рядом со своим предводителем, остальные отступили. Эйтери корчилась на полу, тщетно пытаясь открыть сумку одной рукой, однако к ней подскочил какой-то эльф, наотмашь ударил её в лицо оголовком меча, так что гнома с глухим стоном выпустила сумку и, распластавшись на полу, уткнулась лицом в локоть здоровой руки.
Север ревел бешеным быком, крутя вокруг себя топор, однако судьба подземного воителя была уже определена – арбалетчики оправились от неожиданности и, кажется, решили, что надо стрелять.
В этот самый момент в настежь распахнутых дверях покинутой корчмы появилось новое действующее лицо.
Закутанная в плотный плащ фигура, с накинутым на голову и низко опущенным капюшоном. Ладоней не видно, оружия тоже. Казалось, что эта фигура плывёт над полом, не касаясь досок, настолько плавным было её движение.
Арбалетчики, как по команде, повернулись к новому пришельцу. Невесть отчего, но это создание вызывало одним своим видом смутный и непонятный страх.
И вновь события понеслись вскачь. Кто-то из солдат, потеряв терпение, размахнулся алебардой, намереваясь оглушить упрямого гнома; кто-то из стрелков уже нажал на спусковые крючки, целясь в ноги Севера; другие арбалетчики выцеливали движущуюся на них фигуру в капюшоне, наперерез которой двинулись и другие воины Инквизиции; в этот момент фигура молча прыгнула. Плащ распахнулся, затрепетал, и оцепеневшие от ужаса солдаты увидели, что обнажившиеся руки, изящные кисти и пальцы покрыты не человеческой кожей, а древесной корой, кое-где даже торчат совсем юные побеги и веточки с набухающими почками. Лицо по-прежнему оставалось скрытым, но прямо из широких рукавов вынырнули два деревянных клинка, отполированное дерево тускло блеснуло, словно самая настоящая сталь.
Оба кривых клинка заработали, словно крылья ветряной мельницы. Пущенные почти в упор болты пробили лишь развевающиеся полы плаща, а второго выстрела не смог сделать ни один из арбалетчиков. Фигура в плаще ворвалась в их ряды, рубя направо и налево. Казалось, деревянные клинки не встречают ни малейшего сопротивления, играючи рассекая и шлемы, и кольчуги.
Север молодецки гакнул, махнул топором и тоже бросился в свалку. Окровавленная гнома сжалась в комочек, отползая под стол и не переставая терзать застёжку сумки.
Корчма наполнилась грохотом и треском разламывающихся столов и лавок, лязгом оружия и яростными криками. Солдаты Инквизиции не были трусами. Они не побежали. Они дрались – умело и, надо отдать им должное, бесстрашно. Бесстрашно, несмотря на то что один за другим валились на пол, разбрызгивая вокруг себя кровь и выпуская оружие из немеющих рук.
Наконец вокруг закутанного в плащ воина, Севера и раненой Эйтери образовалось пустое пространство. Кто-то из уцелевших арбалетчиков пустил было болт – деревянный клинок взметнулся с быстротой мысли, отбив жалобно звякнувшую стальную стрелу.
Инквизиторы изменили тактику. Теперь они наступали, плотно сомкнув ряды и выставив вперёд острия пик. У выхода из корчмы раздавались крики, кого-то звали, кто-то уже выносил стонущих раненых…
– Сейчас они позовут магов! – крикнула Эйтери на имперском. – Надо уходить! Немедленно!
Голова в капюшоне кивнула.
– Гном, помоги подруге, – глухо произнёс странный голос, непонятно, кому могущий принадлежать. – Держитесь ближе ко мне. Только не подвернитесь под меч…
Инквизиторы остановились. Собственно говоря, им нужно было продержаться, пока не придёт подмога. Те же маги, которые сумеют справиться с противостоящим им чародейством. Солдаты мрачно и зло глядели на мёртвых товарищей, однако никто не дрогнул и не побежал.
Север подхватил ослабевшую гному под руки, выругался при виде пропитавшейся кровью одежды.
– Дерзысь, Сотворяюсцая. Дерзысь. Не знаю, кто ентот воин, но…
– И хвала небу, что не знаешь, – произнёс тот же глухой голос. – Идёмте. У нас и в самом деле очень мало времени.
–
– Не называй меня Лесным Злом, – медленно и глухо прозвучал голос из-под капюшона. Он говорил по-эбински. – Ты хочешь поединка? Давай. Приготовься увидеть Небесные Леса, или во что ты там веришь.
–
Обе деревянные сабли взвихрились в стремительном выпаде. Эльф отступил на шаг, парируя длинным тонким мечом с высеребренным клинком, изукрашенным странными рунами не любимого Перворождёнными красного цвета. В левой руке эльф держал длинный кинжал с крестовиной в виде двух рогаток, которыми было удобно цеплять вражье оружие. Деревянные сабли глухо стукнули, однако серебряный клинок не разлетелся на куски, как простая, незаговорённая сталь. Столкнувшиеся бойцы по меньшей мере не уступали друг другу. Эльф что-то резко крикнул своим на не понятном никому, кроме солдат Инквизиции, жаргоне, и все, у кого в руках была или пика, или совня, или гизарма, или алебарда – словом, нечто рубящее или колющее на достаточно длинном древке, позволявшем держать подальше от губительных деревянных сабель неведомого врага, – разом вскинули оружие.
– Сумка… – простонала Эйтери. – Сумку мою открой…
Север повиновался.
Шипя от боли, гнома одной рукой вытащила крошечный флакончик – абсолютно, совершенно чёрный. Для пущей наглядности и убедительности на стекле были выгравированы череп со скрещёнными костями.
Тем временем эльфу удался один выпад, серебристый клинок проскользнул сквозь защиту деревянных сабель, ударил, метя под капюшон; фигура в плаще успела отпрянуть лишь в самый последний момент. Капюшон свалился, по плечам рассыпались волосы – впрочем, нет, не волосы, а тонкие молодые ветки ивняка, покрытые весенней нежно-зелёной листвой.
Эльф что-то гневно вскрикнул, напал вновь, поймал хитрым кинжалом одну из сабель, ударил, но в этот миг Эйтери наконец-то справилась с пробкой. Чёрные брызги полетели во все стороны, и там, куда они попадали, немедля начали с громким треском ломаться пол и стены. Фигура в капюшоне сама ответила моментальным выпадом, эльф охнул, выронив кинжал и схватившись за плечо; однако со всех сторон уже надвигались острия копий и гизарм, и фигура, лихо срубив два или три древка, отступила к пролому в стене, через который Север уже вытаскивал на двор полубесчувственную Эйтери. Последним усилием гнома плеснула за спину ещё каким-то эликсиром, от которого вокруг тотчас забушевал огонь.
– Сюда, – глухо проговорила фигура, указывая на стоящие сани, запряжённые тройкой коней. Миг спустя они уже вынеслись на большак. Позади с треском пылала корчма, на дорогу один за другим выскакивали конники, однако Эйтери вновь пустила в ход один из своих эликсиров, отчего кони, дико заржав, пустились в такой галоп, что, казалось, меж ног их заметалось пламя. Всадники быстро отстали.
Только теперь Эйтери и Север смогли разглядеть своего спасителя. И, надо сказать, едва удержались от криков.
Всё лицо – человеческое лицо – покрывала зеленоватая молодая кора. Глаза и рот казались дуплами, брови – порослью серебристого мха. Коричневели мелкие зубки. И заостренные по-эльфьи ушки торчали сквозь прутняк «волос».
