вечером он нашел наконец свое истинное призвание? Интересно, что скажут, если сын Симеона Крага открыто выскажется по такому взрывоопасному вопросу, как гражданские права андроидов, и займет сторону Партии Равенства? И Мануэль Никчемный, Мануэль-бездельник, Мануэль-повеса превратится в пламенного аболициониста? Он немного поиграл этой мыслью. Может быть, может быть. По крайней мере, появляется удачная возможность избавиться от опостылевшего имиджа пустозвона. Дело, дело, дело! Наконец-то появляется достойное дело! Может быть. Лилит проводила его до двери, он на прощанье поцеловал ее, обнял, ощущая под руками неестественно гладкую кожу, и закрыл глаза. К его ужасу, перед ним снова возник, призрачно мерцая сквозь зажмуренные веки, ряд автоклавов, и Нолан Бомпенсьеро, кувыркаясь, принялся объяснять, как «новорожденных» андроидов обучают контролировать анальный сфинктер. Его передернуло, и он отстранился от Лилит.
— Я позвоню, — пообещал он уходя.
16:44, КАЛИФОРНИЯ. Он вышел из трансмат-кабины во внутренний дворик, мощенный синевато- серым кафелем. Солнце медленно ползло над Тихим океаном. К Мануэлю поспешили трое слуг-андроидов: один принес домашний халат, второй тонизирующую таблетку, третий — свежую газету.
— Где миссис Краг? — спросил Мануэль. — Еще спит?
— Она у океана, — ответил ему слуга-бета.
Мануэль быстро переоделся, принял таблетку и вышел на пляж. Он сразу увидел Клиссу метрах в ста от дома, она брела вдоль берега в полосе негромко шумящего прибоя. Вокруг нее кругами бегали три длинноногих чайки, и она что-то кричала им, смеясь и хлопая в ладоши. Она заметила Мануэля, только когда он подошел уже почти вплотную. После Лилит она казалась ребенком: узкие бедра, поджарый мальчишеский зад, едва выступающая, как у двенадцатилетней девочки, грудь. Темнеющий между ног волосатый треугольник смотрелся совершенно нелепо. Моя жена — ребенок, подумал Мануэль, а любовница сделана из пластика.
— Клисса, — позвал он.
— О! — вздрогнула она. — Ты напугал меня.
— Как сегодня океан? Тебе не холодно?
— Мануэль, ты же прекрасно знаешь, я никогда не мерзну. Интересно было на заводе?
— Интересно, — ответил он. — А ты как? Я вижу, тебе уже лучше.
— Лучше? Разве мне было плохо?
Он странно посмотрел на нее.
— Но сегодня утром… на башне… ты была, э-э… взволнована.
— А, так ты об
— 16:48, плюс-минус минута.
— Пожалуй, я начну одеваться. Ты не забыл, нас приглашали на обед в Гонконг?
Мануэля восхищало ее умение забывать о неприятном, как змеи забывают о сброшенной коже.
— В Гонконге еще утро, — ответил он. — Мы никуда не опаздываем, торопиться пока незачем.
— Ну хорошо… может, тогда поплаваем вместе? Вода совсем не такая холодная, как тебе кажется. Или… — Она осеклась. — Между прочим, ты до сих пор не поцеловал меня. И не поздоровался.
— Привет, — сказал он.
— Привет. Я люблю тебя.
— И я тебя люблю.
Целоваться с Клиссой было все равно что с гипсовой статуей. На губах у него все еще оставался вкус губ Лилит. Интересно все-таки, подумал он, кто из них живая, чувствующая женщина, а кто — холодная искусственная
— Мне кажется, ты сегодня где-то очень далеко, — произнесла Клисса. — Наверное, все дело в этих бесконечных трансмат-прыжках. Что бы там специалисты ни говорили, но каждый прыжок что-то от тебя забирает.
На вечер в Гонконге она надела уникальную драгоценность — ожерелье из стеклянных грушевидных бусин, черных как сажа. Автоматическая межзвездная станция, посланная картелем Крага за семь с половиной световых лет от Земли, выудила эти застывшие капельки вещества из облака пыли, окружающего тусклую умирающую звезду. Ожерелье было свадебным подарком от Крага. Какая другая женщина могла похвастаться ожерельем из кусочков вещества темной звезды? Но в обществе, в котором вращались Мануэль и Клисса, чудеса воспринимались как должное. Никто из соседей Клиссы по столу даже виду не подал, что заметил ожерелье. В Гонконге Мануэль и Клисса задержались хорошо за полночь, так что, когда они вернулись на побережье Мендочино, в Калифорнии давно наступило утро. Приказав слуге- бете разбудить их через восемь часов, они задернули шторы. Мануэль давно перестал следить за течением времени, но у него было смутное подозрение, что на ногах он уже больше 24 часов. Иногда трансмат-жизнь бывает слишком утомительной, подумал он и отключился.
8
18 октября 2218 г.
Башня достигла двухсотвосьмидесятиметровой отметки и продолжает расти на глазах час за часом. Днем она ослепительно сверкает в лучах бледного арктического солнца и похожа на блестящее копье, воткнутое кем-то посреди тундры. Ночью, отражая огни бесчисленных прожекторов, в свете которых трудится третья смена, она смотрится просто ошеломляюще.
Настоящая красота — еще впереди. Пока что над тундрой возвышается только основание башни — естественно, широкое и толстостенное. По проекту Джастина Мэйлдетто собственно башня должна быть изящно сужающимся к вершине стеклянным обелиском, и будущая изысканность только-только начала намечаться.
Не достигнув еще и одной пятой своей будущей высоты, башня Крага — уже самое высокое сооружение на Северо-Западных Территориях; к северу от шестидесятой параллели ее превосходят только Чейз-Краг-Билдинг в Фэрбенксе (триста двадцать метров) и древняя трехсотметровая Игла Коцебу на берегу Берингова пролива. Через один-два дня трехсотметровая отметка будет пройдена, а еще через несколько дней позади останется и Чейз-Краг-Билдинг. К концу ноября пятисотметровая башня станет самым высоким сооружением в Солнечной системе. И даже тогда это будет только треть ее истинного величия.
Андроиды-строители работают быстро и ритмично. После сентябрьского несчастного случая жертв больше не было. Техника подъема стеклянных блоков доведена до совершенства. Пока монтажники занимаются своим делом наверху, на всех восьми гранях башни одновременно, новые блоки уже готовятся к подъему.
Башня — уже не просто пустая оболочка. Начались подготовительные работы к установке тахионного передатчика, который пошлет сверхсветовой сигнал в планетарную туманность NGC 7293. Проект Джастина Мэйлдетто предусматривает горизонтальные перекрытия каждые двадцать метров, кроме тех мест, где размеры оборудования требуют делать перекрытия через шестьдесят метров. Пять нижних перекрытий уже почти готовы, начата работа над шестым, седьмым и восьмым. Полы кладутся из того же прозрачного материала, что и весь корпус башни. Все сооружение должно быть абсолютно прозрачным. Мэйлдетто настаивал на этом из соображений эстетики, тахионная лаборатория — из соображений оптики.
Глядя на недостроенную башню с расстояния, например, в километр, нельзя не подивиться ее хрупкости и уязвимости. Искрящиеся лучи восходящего солнца, танцуя, отражаются от стен башни, как от прозрачной поверхности мелкого озера; темные фигурки андроидов, как муравьи, копошатся внутри башни, а горизонтальные перегородки почти невидимы; кажется, что довольно будет одного сильного порыва
