вспомнилось, как Лугальбанда, путешествуя в этих местах, встретил такого же «дымного» демона, очень похожего на нашего, и в результате этой встречи был брошен своими спутниками, посчитавшими его мертвым.
— Нам надо соблюдать осторожность, — сказал я остальным, — чтобы дыхание демона не попало нам в легкие.
Мы оторвали края одежды и обернули их вокруг лиц, стараясь дышать через ткань, пока мы стояли поблизости и вглядывались в колонну черного дыма.
Расщелина, открывшаяся в земле, чтобы выпустить Хуваву, не была особенно велика, однако из нее с огромной силой вырывался демон. Я смотрел вверх, пытаясь увидеть лицо и глаза, однако не видел ничего, — один дым. Я выкрикнул:
— Хувава! Заклинаю тебя показаться в твоем истинном обличье!
Ничего не изменилось, и мы по-прежнему видели только дым.
— Как же мы будем с ним бороться, если он — только дым? — спросил Энкиду.
— Мы его утопим, — ответил я. — И еще задушим.
Я показал в ту сторону, где землетрясение освободило из недр земли какой-то подземный ручей. Небольшая струйка стекала на дно лощины. От дыхания подземного бога вода была теплой, и от нее поднимался легкий пар. Мы собрались и составили план. Я поставил тридцать человек копать канавку, чтобы направить струю в сторону отверстия, из которого бушевала ярость Хувавы. Часть людей обтесывала ствол кедра, отрезав от него примерно две длины человеческого роста и заострив один конец бревна. Мы работали очень быстро, чтобы демон не успел принять более твердую форму и не набросился бы на нас. Но божественная сила во мне, казалось, все еще держала демона на расстоянии. Чтобы окончательно укрепить нашу безопасность, я поставил трех человек возле расщелины, и они без перерыва делали божественные знаки и возносили моления.
Когда у нас все было готово, я крикнул:
— Хувава! Ты слышишь мой голос, демон? Гильгамеш, царь Урука, сейчас прикончит тебя!
Я посмотрел на Энкиду, и на секунду, признаюсь вам, я почувствовал сомнение и страх. Это не такая уж простая вещь — убить демона, который прислуживает Энлилю. А еще я подумал, а надо ли вообще его убивать? Может быть достаточно забить эту дыру и оставить его там в плену? Сердце мое было тронуто сочувствием к демону. Это кажется странным? Но я так чувствовал в ту минуту.
Энкиду, знавший мою душу, как свою собственную, увидел, что я заколебался. Он сказал мне:
— Торопись, Гильгамеш! Нельзя сомневаться ни секунды. Демон должен погибнуть, если мы надеемся живыми выбраться отсюда. С этим не поспоришь. Если пощадишь, то никогда уже не увидишь своего родного города, матери, родившей тебя. Он закроет тебе дорогу. Он сделает все пути отсюда непроходимыми!
Я понимал всю мудрость этих слов. Я поднял руку и дал сигнал.
Моментально мои люди открыли отверстие в земляной насыпи, которую они построили на пути ручейка, и дали его водам влиться в новое русло, которое устремилось к пасти Хувавы. Я видел, как потоки воды быстро рванулись в новую канавку, достигли пасти демона и полились туда с шумом. Оттуда, из глубин земли, донеслись такие вопли и завывание, что я с трудом мог в это поверить. Горячее облако белого пара вознеслось вверх в самой середине черного дымного столпа и я услышал гром и рев. Земля задрожала так, словно готовила новые толчки землетрясения. Расщелина пила воду ручья, а ручей все вливался в нее, давая ей все, что она могла выпить. Красные сполохи внутри дыма погасли, он стал выходить не единым столбом, а разорванными клубами.
— Давайте, — сказал я, и мы подняли кедровый столб.
Я принял на себя всю тяжесть ствола, хотя Энкиду со своей одной здоровой рукой оказал мне больше помощи, чем все остальные, вместе взятые. Мы ровным ритмичным шагом понесли этот ствол, нацеливаясь на дымящуюся дыру в земле… Из глаз у нас лились слезы, дыхание перехватывало, но мы улучили момент, и ударили этим кедровым колом изо всех сил вперед и вниз. Мы забили дыру плотно и навеки.
Мы быстро отскочили назад, думая, что сейчас земля взорвется. Но нет: демон или утонул, или слишком ослаб, ему не под силу было вышибить деревянную затычку. Я только видел несколько струек дыма, вырвавшихся из-под земли на небольшом расстоянии от нас, но они рассеялись, и мы ничего больше не увидели и не услышали.
Наступила мертвая тишина. Тот огонь, дым, что были Хувавой, были побеждены. Не было ни дыма, ни огня, только остатки какой-то неприятной вони портили воздух и оскорбляли наше дыхание, но и они быстро рассеялись в сладком прохладном воздухе кедрового леса. Мне кажется, когда сказания об Энкиду и обо мне начнут обрастать всякими небылицами, как это всегда бывает со временем, то скажут, что мы набросились на Хуваву и отрубили ему голову, потому что арфисты грядущих дней просто не поймут, как можно победить демона просто-напросто при помощи ручейка и заостренного кола. Именно так мы и сделали, что бы они там ни наболтали вам, когда меня уже не будет, чтобы сказать вам правду.
— Он мертв, — сказал я. — Давайте очистим то место, что он осквернил, и пойдем дальше.
Мы срезали кедровые ветви и положили их на могилу демона, принесли жертвы и произнесли нужные молитвы. Потом мы нашли тридцать отборных кедровых стволов, чтобы взять их с собой в Урук, мы обрубили сучья, окорили их, погрузили их на ослов. Покончив с этим, мы вернулись к стене, которую построили эламиты, и сокрушили ее, разметали по сторонам, словно ее делали из соломы, хотя ради красоты мы пощадили великолепные ворота, которые предатель Уту-рагаба так прекрасно выполнил для горского царя.
Когда мы уходили с этого места, сотня воинов-эламитов напала на нас, и спросила именем Эламского царя, почему мы находимся в чужих владениях. На что я ответил, что мы вовсе не браконьерствуем, а пришли набрать немного дерева для нашего храма, для чего нам потребовалось убить местного демона. Они решили, что я дерзок с ними.
— Кто ты такой? — потребовал ответа их вожак.
— Кто я? — спросил я у Энкиду. — Скажи им.
— Как это, ты — Гильгамеш, царь Урука, величайший герой, дикий бык, что пропахивает горы, Гильгамеш-царь, Гильгамеш-бог. А я Энкиду, твой брат, — он хлопнул себя по брюху и рассмеялся. — А вы слышали про Гильгамеша, парни?
Но эламиты уже в беспорядке бежали наутек. Мы бросились вдогонку и перебили половину, отпустив остальных, чтобы они могли принести своему царю весть, что неразумно окружать стеной кедровые леса. По-моему, он внял голосу разума, так как больше я ни о каких стенах вокруг лесов не слыхивал. Не было слышно и о страшном Хуваве, так что в последующие годы мы беспрепятственно брали из этого леса столько кедровой древесины, сколько нам требовалось.
23
Это было время торжества. Мы вошли в Урук с такой помпой, словно покорили шесть царств. В нашей гордости, наверное, была тень какого-то безумия, но это была заслуженная гордость. Не каждый день все-таки убиваешь демона.
Поэтому мы отмечали наше возвращение из Земли Кедров и наши приключения пирами и весельем. Но в начале ночи случилось неприятное происшествие, и в конце нашего пира также.
Когда на закате солнца мы подходили к городским стенам, Царские ворота распахнулись, и из них выехали с почетом встречать нас повозки во главе с Забарди-Бунуггой. Гремели трубы, развевались флаги. Я слышал как снова и снова выкликали мое имя. Мы остановились и ждали, когда к нам подъедут. Забарди- Бунугга, подогнав повозки ко мне, приветствовал меня воздетыми руками и преподнес мне ячменный сноп — обычное приветствие для вернувшегося царя. Он принес благодарственную жертву во имя моей безопасности, а потом мы вместе совершили возлияние божествам. Добрый верный Забарди-Бунугга, с его некрасивой физиономией!
Когда официальные церемонии закончились, мы обнялись по-человечески. Он ласково кивнул
