Будущий профессор! Анжель все это уже рассказала. Но ему-то что? Он ведь не собирается разводиться и жениться на м-ль Бланш.
«Для брака нужны двое», — сказала она. Их и есть двое. «Да и обстоятельства должны позволять…»
Может, практикант женат? Могра не посмотрел, есть ли у него на пальце обручальное кольцо. У м- ль Бланш нет. Быть может, они ждут, когда молодой врач обретет прочное положение? Они любовники или нет?
Сегодня утром все идет очень быстро. Сразу видно, что уже не воскресенье.
Можно подумать, что все вокруг стараются возместить свое вчерашнее отсутствие и принимаются за дела с удвоенной энергией. Все везде кипит.
Хлопают двери, по коридору чуть ли не бегом спешат медсестры. А вот и Одуар: он тоже спешит, но держится естественнее, чем прежде.
— Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, доктор.
— Вы, кажется, уже сидели на краю кровати? Замечательно. Радует меня и то, что воспаление дыхательных путей прошло довольно быстро. Это вам позволит поскорее приняться за восстановление нарушенных функций. Наш друг Бессон еще не заходил?
М-ль Бланш по привычке отвечает вместо Могра:
— Пока нет.
Должно быть, и Бессон у себя в Бруссе наверстывает упущенное время.
— Я вижу, вы уже начали питаться обычным способом. Теперь вам будет не так противно здесь лежать. У вас хороший аппетит?
— Не очень.
Отвечает Могра не слишком уверенно. До сих пор его мнения никто не спрашивал. А теперь, когда обратились к нему, он сбит с толку, ему неловко, хочется привести в порядок свои мысли, однако оставлять его в покое пока никто вроде не собирается.
Окружающие уже кажутся иными. Одуар превратился в обычного человека.
Теперь это уже такой же врач, как и все другие, который, наклонив голову, машинально щупает пульс, выслушивает с помощью стетоскопа и безразличным голосом произносит слова, которые ему приходится повторять по сто раз на дню:
— Покашляйте… Дышите… Еще покашляйте… Хорошо…
Одуар тоже желает Могра хорошо провести день и отправляется помогать другому больному, потом следующему — и так вплоть до возвращения домой.
Уже полдень, а у Рене не было еще ни минуты покоя. По коридору с металлическим грохотом провозят тележки с кастрюлями. М-ль Бланш на несколько секунд выходит и возвращается с тарелкой бледно-зеленого пюре, которым, присев на краешек кровати, начинает кормить с ложечки Могра.
Именно этот миг и выбрал Бессон для своего появления; Могра сердит: он ощутил такую же неловкость, как утром, когда сестра его обмывала.
— Ну, что я тебе говорил, мой милый Рене?
Разумеется, говорил, а теперь торжествует!
— Надеюсь, ты понимаешь, почему я не был у тебя вчера. Ты же знаешь Ивонну… Если она проводит воскресенье вдали от «Мельницы» и своих внуков, то буквально заболевает… Теперь, когда ты снова обрел дар речи, твоя жизнь изменится. Я, например, не вижу ничего плохого в том, чтобы твой заместитель со смешной фамилией, которую я вечно забываю…
— Колер.
— …чтобы этот твой Колер приходил к тебе каждый день на несколько минут посоветоваться. Мадемуазель Бланш присмотрит, чтобы он не сидел слишком долго и тебя не утомлял. Я знаю, как ты страстно предан газете…
Не знает он этого и потому ошибается.
— Разумеется, речь не идет о том, чтобы ты принимал посетителей с утра до вечера и чтобы твоя комната превратилась в редакцию, но человека два-три в день…
Какие два-три человека? Зачем? Бессон что, имеет в виду Лину? Она ему снова звонила?
— У тебя тут рядом с кроватью телефонная розетка. Думаю, сюда можно поставить аппарат. Я поговорю со старшей медсестрой.
Могра отрицательно качает головой, потому что рот у него набит пюре. Это напоминает ему недавние времена, когда он только так и мог выразить какое-то желание.
— Не хочу, — наконец выдавливает он.
На самом деле у него получилось другое:
— Не коту…
И надо же, чтобы такое произошло именно в присутствии Бессона!
Наконец-то он один. М-ль Бланш завтракает вместе с другими медсестрами.
Уходя, она сказала:
— Отдыхайте. У вас выдалось утомительное утро. Я постараюсь войти потише, чтобы вас не разбудить.
Спать Могра не собирается. Но он не хочет и лежать с открытыми глазами, уставившись за залитую солнцем крышу за окном. Он точно знает, в какого рода легкую дрему ему хотелось бы впасть, но это не получается.
Перед самым уходом Бессон вдруг вспомнил:
— Угадай, кто напросился на завтрак к нам на «Мельницу»? Марель и Надин!
Они испытывали свою новую машину…
Могра был на генеральной репетиции первой пьесы Жюльена Мареля в 1928 году и помнит ее лучше, чем некоторые недавние события. Чем ближе к настоящему, тем меньше следов оставляют месяцы и годы в его памяти, в ней образуются провалы, и время, когда произошел тот или иной эпизод, ему удается установить лишь с точностью до двух-трех лет.
С тех пор Марель стал писать по одной пьесе в год. В сущности, это одна и та же пьеса, одна и та же формула, которой он пользуется постоянно и благодаря которой стал академиком.
Уже двадцать лет он живет в своей квартире на улице Клиши, неподалеку от «Казино де Пари», и очередная подруга жизни почти всякий раз решающим образом влияет на его новую пьесу. Или он живет с актрисой, исполняющей главную роль, или пишет роль для своей новой любовницы, вечно терзаемой роковыми страстями. Все эти женщины, сменяя одна другую, уходят и вновь приходят, невероятно осложняя ему жизнь.
Могра не думает о Лине, отказывается думать. Он знает, что еще займется этим, и тогда раз и навсегда исчерпает тему, дойдет до самой сути. Но пока время для этого еще не пришло.
Не хочется думать и о газете, о Колере и тем более о трех братьях Шнейдер. Картинки, проплывающие перед его мысленным взором, совершенно не обязательно соответствуют ходу мыслей, но это, если можно так выразиться, «правильные» картинки. Могра убежден, что именно они, так же как и сны, являются отражением того, что подсознательно его заботит. Он смутно припоминает какой-то спор относительно снов и человека, выдвигавшего на этот счет весьма соблазнительную теорию.
Но он не может понять, почему сейчас на этих картинках почти обязательно присутствуют женщины. Почему так заботит м-ль Бланш, почему из-за нее и студента-практиканта в очках с толстыми стеклами у него все утро было скверное настроение и он даже был настолько нелюбезен со своим другом Бессоном, что тот ушел в полном недоумении?
Рене не был влюблен в Пилар. Женщины всегда играли второстепенную роль в его жизни. Можно сказать, что они не оказали никакого влияния на него и на его судьбу и что его занимала и увлекала только работа.
Он не юбочник, как Бессон. Не смог бы вести, как Жюблен, двойную жизнь, возвращаясь от друзей в кабачках в душную квартиру на улице Рен. Нет желания следовать примеру Мареля и каждый год создавать себе новую великую любовь.
За все время, что Могра лежит здесь, он ни разу не вспомнил себя ни в своем кабинете, ни в
