старушонка, почти горбатая, которая мрачно и злобно смотрела на них.
Безусловно, это была та самая старая служанка, о которой рассказывал районный комиссар. Ее взгляд скользнул по их лицам, по выдвинутым ящикам, разбросанным бумагам. Наконец она пробормотала, явно сдерживаясь, чтобы не разразиться проклятиями:
— Комиссара Мегрэ ожидают в гостиной.
Жанвье спросил вполголоса:
— Мне продолжать, патрон?
— При данных обстоятельствах я и сам не знаю. Делай что хочешь.
Мегрэ последовал за горбуньей. Она открыла ему дверь в гостиную, где уже находилось новое лицо. Незнакомец представился:
— Метр Радель…
Не начнет ли он говорить о себе в третьем лице?
— Очень приятно, метр.
Еще один молокосос, правда, постарше следователя Анжело. В этом старомодном доме, принадлежавшем прошлому веку, Мегрэ ожидал встретить иного адвоката, старого нечистоплотного сутягу.
Раделю никак нельзя было дать больше тридцати пяти лет, и, он был почти так же подтянут и выхолен, как, и следователь Анжело.
— Господа, мне известно лишь то, что месье Арман Ляшом счел необходимым сообщить мне по телефону, и посему я прежде всего прошу извинения за реакцию моего клиента. Попытавшись представить себя на его месте, вы его, безусловно, поймете. Я пришел сюда скорее в качестве друга, чем адвоката. Для того чтобы рассеять это недоразумение, заявляю, что Арман Ляшом очень плохо себя чувствует. Смерть его брата, бывшего душой этого дома, глубоко потрясла его, и нет ничего удивительного, что, будучи незнакомым с работой полиции, он уклонился от некоторых вопросов.
Мегрэ вздохнул, как бы набираясь терпения, и зажег потухшую трубку.
— Следовательно, я буду присутствовать по просьбе месье Ляшома при дальнейшем допросе, который вам угодно будет вести, но я настаиваю на том, чтобы мое присутствие не воспринималось как стремление данного семейства занять оборонительную позицию.
Он взглянул на следователя, затем на комиссара.
— Кого вы желаете допрашивать?
— Мадам Ляшом, — сказал Мегрэ, указывая на молодую женщину.
— Я только попрошу вас не упускать из виду, что мадам Ляшом так же глубоко потрясена, как и ее супруг.
— Мне хотелось бы допросить каждого из свидетелей в отдельности.
Арман Ляшом нахмурился. Метр Радель прошептал ему что-то на ухо, и тогда только он решился Выйти из комнаты.
— Скажите, мадам, не получал ли ваш шурин в последнее время каких-либо угрожающих писем?
— Конечно, нет.
— Он вам бы рассказал?
— Полагаю.
— И вам, и всем остальным членам семьи?
— Он бы сказал нам всем.
— И своим родителям тоже?
— Возможно, нет, считаясь с их преклонным возрастом.
— Следовательно, он рассказал бы об этом только вам и вашему мужу.
— Я считаю это вполне естественным.
— Отношения между обоими братьями были дружескими, родственными?
— Очень дружескими и очень родственными.
— А с вами?
— Я не понимаю, что вы хотите этим сказать.
— Какой характер носили ваши отношения с шурином?
— Простите за то, что я прерываю вас, — вмешался метр Радель, — но этот вопрос задан в такой форме, что может показаться тенденциозным. Я надеюсь, месье Мегрэ, что вы не имели намерения инсинуировать…
— Я ничего не инсинуирую. Я только спрашиваю, были ли отношения между мадам Ляшом и ее шурином дружескими?
— Конечно, — сказала она.
— Нежными?
— Как во всех семьях, я думаю…
— Когда вы видели его в последний раз?
— Но… сегодня утром…
— Вы хотите сказать, что сегодня утром вы видели его мертвым в его комнате?
Она кивнула головой.
— Когда вы его видели в последний раз живым?
— Вчера вечером.
— В котором часу?
Невольно она бросила быстрый взгляд на адвоката.
— Было приблизительно половина двенадцатого ночи.
— Где вы его видели?
— В коридоре.
— В том самом коридоре, куда выходят двери и вашей и его комнаты?
— Да.
— Вы шли из этой гостиной?
— Нет.
— Вы были вместе с мужем?
— Нет. Я вернулась одна.
— Ваш муж оставался дома?
— Да. Он мало выезжает. В особенности с тех пор, как он чуть не умер от плеврита. У него всегда было слабое здоровье…
— Когда вы уехали из дома? Она спросила адвоката:
— Я должна отвечать?
— Советую вам это сделать, несмотря на то, что данный вопрос, как и другие, касается вашей личной жизни и, совершенно очевидно, не имеет никакого отношения к имевшей место драме.
— Я вышла из дома около шести часов.
— Вечера?
— Совершенно ясно, что не в шесть часов утра.
— Возможно, ваш адвокат разрешит вам рассказать, что вы делали до половины двенадцатого ночи?
— Я обедала в ресторане.
— Одна?
— Это мое дело.
— А после обеда?
— Была в кино.
— В районе вашего дома?
— Нет. На Елисейских полях. Когда я вернулась, в доме было уже темно, во всяком случае со стороны набережной. Я поднялась по лестнице, вошла в коридор и увидела, как дверь в комнату моею шурина открылась.
— Он ждал вас?
