волосами, висящими прямыми прядями, делало ее похожей на привидение.
Вивиана прошла через приемную, стуча по паркету высокими каблуками, и на пороге кабинета воскликнула:
— Два часа! Мадам Рош сдержала слово, дала вам спокойно позавтракать.
Теперь телефон может и позвонить…
Она сдвинула брови, потому что профессор не шевельнулся. Сначала она подумала, что он по обыкновению на какой-то миг «отсутствует», но, подойдя ближе, убедилась, что он спит и на губах его блуждает какая-то тревожная улыбка.
Глава 4
Замешательство мадам Рош и обед с детьми
Вивиана была причиной первой неурядицы, не такой уж, в общем, серьезной, но за первой последовали еще две. Шабо не мог бы точно сказать, о чем он думал, пока ехал в машине, но настроение у него было, пожалуй, даже хорошее. Светило солнце, его осенние лучи сообщали предметам мягкость очертаний. Было тепло. Дорогой он отмечал про себя разнообразные картины: там собака спит у ворот, вытянув лапы в животном блаженстве; здесь шофер, ожидая в «роллс-ройсе» хозяина, читает английскую газету; к Булонскому лесу ритмичной рысью направляются всадник и всадница, и слышно, как постепенно затихает стук копыт. Шабо словно открыл для себя заново этот квартал, вновь увидел его таким, как в детстве: приютом мирной и счастливой жизни.
Так вот: перед тем как свернуть направо и въехать в парк клиники, Вивиана вдруг очень внимательно осмотрела оба тротуара, словно опасаясь чего-то, и ему сразу пришел на память эльзасец. То, что она именно на этом месте повела себя таким образом, — не означает ли, что его секретарша все знает и что ей случалось перехватывать послания, подсунутые под стеклоочиститель? Следует ли из этого вывод, что парень бывает свободен и в другие дни, не только во вторник и в субботу? А в таком случае…
Шабо предался этим мыслям, подымаясь по ступеням лестницы, и тут в трех метрах от него, в зарослях кустарника, послышался хруст веток и шорох сухих листьев. Страх охватил его — бессмысленный животный страх. Он остановился, ожидая выстрела, быстрых шагов, удара ножом — всего чего угодно, жестокого и непоправимого.
Он не подумал о своем пистолете, не сделал никакой попытки защититься. Он заранее подчинился неизбежности, примирился с фактом, как бы уже свершившимся.
Это длилось не дольше нескольких секунд — как раз столько времени потребовалось Вивиане, чтобы нагнать Шабо, посмотреть на него с удивлением и тревогой, — и тут же он заметил выходящего из зарослей садовника с каким-то дурацким орудием в руке.
Она ни о чем не спросила. А он ничего ей не объяснил.
Он так и оставил ее внизу, растерянную и недоумевающую, сел в лифт и зашел к себе в кабинет только чтобы переодеться.
Когда он открывал дверь девятой палаты, оставались ли на его лице следы пережитого волнения? Может быть, и так. Только этим и можно было объяснить то, что случилось позднее, если только не приписать все это маловероятному совпадению. Когда он вошел, мадам Рош лежала, и вид у нее был радостный, хотя и слегка возбужденный, вопреки темным кругам у глаз, что всегда бывает у рожениц после многочасовых схваток. Она поспешила сказать ему:
— Ну что, профессор, видите, как я умею держать слово?
Мадам Дуэ, стоящая у ее постели, сделала профессору знак, что пора вызывать каталку. Не успел он ответить на ее взгляд, как молодая женщина изменилась в лице. Если оно и не выражало страха, в нем ясно читалось сомнение, колебание; но все же мадам Рош попыталась сохранить шутливый тон и спросила:
— На этот раз все будет так же хорошо, как и раньше?
Он замешкался с ответом. Совсем недолго. Потому что был удивлен. Потому что спрашивал себя в этот миг, что же такое могла прочитать в его глазах мадам Рош, всегда уверенная в себе, чтобы вдруг так взволноваться, Наконец он услышал свой ответ:
— Ну конечно, почему в этот раз должно быть иначе?
— Кажется, он идет головкой, как и мои старшие.
— Знаю. Мадам Дуэ мне звонила.
Так и было. Она представила ему подробный отчет в специальной терминологии.
— Что вас беспокоит?» — настаивала она.
Он попытался рассмеяться:
— Ровно ничего! Клянусь вам, что я ничуть не обеспокоен. Видимо, я напрасно вздремнул после завтрака.
Она поверила ему и успокоилась.
— Ах, вот в чем дело! Вы совсем как мой муж…
Она оборвала себя на полуслове, потому что начались схватки, и учащенно задышала, самостоятельно применив прием обезболивания, которому обучилась еще во время первых родов.
Взглянув на будильник, она продолжила:
— Тридцать секунд… схватки короткие, но захватывают вглубь… Так я говорила, что мой муж, если поспит днем, то после этого часа два ходит как очумелый…
— Вы готовы?
Он улыбался ей. Очень важно вернуть ее доверие. С минуты на минуту, когда начнется отторжение плода, полное взаимопонимание между ними необходимо, потому что ему предстоит управлять ее условными рефлексами. На ее долю останется роль автомата, и он будет приводить этот автомат в движение с помощью ключевых слов.
— А вы не устали, профессор? Боюсь, вы в конце концов возненавидите всех нас, женщин, ведь из-за нас вы не можете жить так, как все…
Сестры доставили каталку, и он сделал им знак подождать, так как начались новые схватки. Когда наконец ее вывозили из палаты, рука ее, которую он не выпускал из своей, была совсем влажной.
— Я сейчас же вернусь к вам. «.
Мадмуазель Бланш помогла ему приготовиться. Он старался не думать о том, что сейчас произошло, что это уже вторая накладка и оба случая связаны меж собой, хотя, казалось бы, и не имеют отношения друг к другу. Он даже не известил анестезиолога, так как не предвидел никаких осложнений, никаких неожиданностей.
Он застал свою пациентку на месте и вложил ей в руку кислородную трубку:
— Помните, как ею пользоваться?
Она кивнула, испробовала прибор, улыбнулась, но не без боязни. Через некоторое время он выпрямился и объявил ей:
— Шейка матки полностью раскрылась… Думаю, что минут через десять мы примемся за дело всерьез…
— Так скоро?
Она снова задышала, как собака после бега, уцепившись руками за металлические ручки:
— Я все хорошо делаю, профессор?
— Даже очень хорошо.
— Муж находит, что я недостаточно упражнялась…
Он хотел бы, чтобы я все это проделывала каждый вечер… Он внизу?
Шабо не видел, там ли он. Ей ответила мадам Дуэ:
— Он в зале ожидания, и с ним еще одно лицо.
— Мужчина?
— Да.
— Тогда это его брат. Они близнецы, и, можно сказать, неразлучные…
