…Чародейка возилась очень долго, так долго, что их запас факелов съёжился до последней пятёрки. Произносила какие-то заклинания, чертила углём какие-то фигуры перед опустившимися плитами – всё напрасно.
– Я… я бессильна, повелитель, – наконец выдохнула она и отвернулась, закрыв лицо руками.
– Не шибко хорошо выходит, – хладнокровно произнёс Император, железной рукой давя в себе зашевелившийся животный ужас.
– Убьёте меня, когда станет совсем невмоготу? – подняла на него глаза Сежес. – Только… не больно чтоб. Быстро. Ужасно боюсь боли…
– Ерунда, – отрезал Император. – Никто никого убивать не будет. Ты уверена, что…
– Да, уверена, – обессиленно выдохнула чародейка. – Иначе не говорила б такое. Эти плиты охраняет магия, по сравнению с которой моя – детские забавы. И волшебство пирамиды тщательно скрыто, так хорошо, что даже в упор не разглядишь.
– Большое видится на расстоянье… – процедил сквозь зубы Император. – Твои соображения, волшебница?
– Сулла должен отправиться на поиски…
– Три десятка Серебряных Лат умрут, прежде чем доберутся до внешней плиты.
Сежес совсем низко опустила голову.
– Мне стыдно, повелитель. Но… в недавнем сражении со стражами этой пирамиды погибла почти сотня людей. В чём разница, мой Император?..
– Много раз говорил – в бою у легионера есть шанс остаться в живых. Шансов здесь у той тридцатки, что пойдёт первой, уже не будет.
Волшебница покачала головой.
– Но справиться с вторжением и возродить Империю может только мой повелитель. Без него всё прочее просто теряет смысл.
– Не всё меряется смыслом, волшебница. Некоторых вещей ты не делаешь просто потому, что не имеешь права их делать, какие бы доводы ни приводил твой трепещущий от страха смерти рассудок.
– Это не рассудок, мой Император. Это долг, а он выше рассудка. Повелитель не имеет права умирать и имеет право требовать, чтобы за него умирали другие.
Правитель Мельина только покачал головой.
– Я знаю, что Сулла не отступит. Я не могу запретить ему… отсюда. Он пойдёт по телам, как привык. Быть может, полезет первым и первым же погибнет. Будем ждать, Сежес, покуда хватит воды. Мы продержимся самое меньшее семь дней. Садись. Здесь прохладно, а нам надо экономить силы и воду. Плащ возьми, накройся.
Потянулось томительное и тягучее время. Император аккуратно загасил факел, лишний раз проверив, на месте ли огненная снасть. Сежес едва не оскорбилась – мол, не считает же повелитель её неспособной зажечь огонь?..
– Ты спокойна, волшебница? – Император нарушил становящееся тягостным молчание.
– Пытаюсь, повелитель.
– Сейчас как раз подходящее время поговорить. О былых делах.
Невидимая Сежес усмехнулась.
– О да, мой Император. Самое что ни на есть.
– Былые дела, знаешь ли, подчас не дают покоя. Ты помнишь, с чего всё начиналось? Два покушения на меня? Тот бродяга на улице, обернувшийся чудовищем, и потом – мастер Н’Дар, отправивший меня в руки Дану?
– Мастер Н’Дар? – удивилась чародейка. – Мой Император не доверил этого секрета своим верным слугам.
– Сейчас уже всё не так, как в те дни, так что, наверное, ты сможешь признаться. Покушения – они ведь случились не без участия Радуги, верно? Наверняка же кто-то у вас слал «на самый верх» доклады, что Император Мельина – болезненно горд, своеволен, и вообще «что-то замышляет»?
Сежес не отвечала, Император слышал только её дыхание.
– Сперва я заподозрил в покушении именно Семицветье. Потом пришёл к выводу, что это – дело рук Дану. Но потом… потом, когда возвращался мыслями к самому началу всего, подумал, что без помощи из Орденов Дану, стоявших на самом краю истребления, это никогда бы не удалось.
– Мой повелитель действительно хочет поворошить старое? – наконец отозвалась Сежес. – Вы же сами недавно говорили, что порой бывает лучше просто похоронить прошлое. Похоронить, может – вбить осиновый кол, что, по народным поверьям, так действенен против вампиров. Радуга в своё время наделала много всего, мой Император. Я – тоже. Я небезгрешна. Не могу сказать, что совесть моя чиста, а на руках нет невинной крови. Я отдавала приказы… всякие приказы. Человеческие жертвоприношения – втайне от всех. Контроль за нобилитетом – через их детей, которых мы забирали из семей…
– Но ведь не только благородное сословие способно к магии, верно?
– Ну, конечно же, – даже с некоторым раздражением отозвалась чародейка. – «Голубая кровь» магов – такая же выдумка, как и многое другое. Иначе откуда бы взялись многочисленные колдуны и чародейки, что называется, «из народа»?
– Так всё-таки, те покушения…
– Не знаю, мой Император. Могу лишь поклясться, что сама не отдавала такого приказа. За другие Ордена поручиться не могу. Погибший Арк вообще устроил потрясающую интригу, которая, в случае удачи, дала бы ему несказанную, невообразимую власть.
– Сеамни рассказывала. А что, неужто идея овладеть Деревянным Мечом доселе не приходила в голову никому из Семи Орденов?
– Мы мало что знали о нём тогда, – призналась Сежес. – Туманные пророчества Дану, больших любителей страшных и запутанных предсказаний, ничего больше.
– Как же узнал Арк?
– Клянусь, не ведаю, мой Император. Может, с помощью Нерга?
– А Драгнир? Алмазный Меч? Как он очутился у гномов? И почему это оказалось так замечательно совпавшим с налётом Дану?
– Я старалась не задавать себе этих вопросов, мой Император. Слишком многое требовало моего немедленного вмешательства после. А что же до покушений… Повелитель, я мечтала, что смогу примирить вас и Радугу. Что Семь Орденов станут другими, как и императорская власть…
– Семь Орденов станут другими, – жёстко отрезал Император. – По-другому и быть не может. Открытыми для всех, у кого есть способности, – во-первых. Подвластными правителю Империи – во-вторых…
– Мой повелитель, – мягко остановила его Сежес. – Быть может, строить подобные планы несколько, гм, преждевременно? Мы сидим в подземной каменной клетке, и…
– Мы выберемся отсюда, – последовал непреклонный ответ. – И одолеем козлоногих. И закроем Разлом. Если не верить в это, то и жить тогда не стоит.
– Завидую вере моего Императора.
– А ты всё-таки ушла от ответа, Сежес. От ответа на мой самый первый вопрос.
– Не надо ворошить прошлое, повелитель, – теперь и в голосе волшебницы прорезалась твёрдость.
Император усмехнулся.
– Значит, помогали… наверное, не ты сама и не твой Лив. Но – кто-то, где-то, как-то… Может, вы тогда бы и не допустили моей гибели, она вам на тот момент была не очень выгодна. Запугать, чтобы и головы не мог поднять, увести лучшие войска из столицы…
Чародейка молчала.
– Однако, – Император потянулся. Тщательно смазанные сочленения доспехов нигде не скрипнули, – пожалуй, пока лучше и впрямь помолчать. Чтобы горло зря не пересыхало.
…Но долгого молчания не выдержала уже Сежес. И принялась тихонько рассказывать о себе, о детстве в Орденском замке – её родители были магами Лива, как и она сама. О рано проснувшихся способностях, о том, чему она становилась свидетелем, как старшие, думая, что четырёхлетняя кроха ещё ничего не понимает, говорили о человеческих жертвах, о выведении новых чудовищ, о Смертном Ливне (хорошо, ибо помогает держать Империю в повиновении), о том, что простолюдины всё чаще и чаще обнаруживают способности к магии, а это недопустимо; что казни-аутодафе таких самозваных магов дают мощный выброс силы, чем пользуются все без исключения Ордена Семицветья…
– Так вот почему вам это было нужно… – проронил внимательно слушавший Император.
– Не «вам», повелитель. «Им». Я больше не часть той старой Радуги. Отреклась от неё, когда решила идти за моим Императором.
– А твои родители – они живы?
– Да, – последовал ответ, и правитель Мельина невольно удивился. Сежес оставалась неизменной всё время, сколько он себя помнил, – ослепительно красивой черноволосой женщиной, она словно не имела возраста, но казалась старой, чуть ли не древней. Хотя что ж тут удивительного – если Сежес могла отсрочить свою собственную старость, то почему это не могли её родители?
– У меня и дочь есть, притом – в брачном возрасте, – сварливо напомнила чародейка. – Уж не решил ли повелитель, что мне – лет полтораста?
Император усмехнулся.
– От магов всего можно ожидать. Где же сейчас твои отец и мать, Сежес, где твой муж?..
– Родители вместе с мятежниками, – неожиданно прямо ответила чародейка, – а муж… мужа у меня никогда не было, повелитель. Только отец моей дочери. Мы встретились и разошлись. Девочка осталась у меня.
– Где же она теперь?
– В Мельине. С Клавдием. Я не случайно упоминала её, когда говорила о свадьбе…
Беседы прерывались, Император откупоривал фляжку, позволяя женщине сделать глоток воды, которую следовало экономить.
Потом они забылись сном, кратким и не принёсшим облегчения. Вокруг по-прежнему царила мёртвая тишина, ни звука, ни стука и никаких признаков того, что Сулла пробивается им на помощь.
Доспехи Императора высасывали тепло, в подземелье царил мучительный холод.
– Не знаю, стоит ли ждать, – покачал головой правитель Мельина. Тьма давила, и он высек огня, засветив один из немногих оставшихся у них факелов.
– Но что мы можем сделать, повелитель? – Сежес лежала у стены, поджав коленки к груди и обхватив их руками.
– Многое, – спокойно ответил Император.
И – полез в заплечный мешок.
– Повелитель… – только и смогла прошептать Сежес, когда увидела на руке правителя Мельина знакомую белую перчатку.
– Вот и пригодилась, – словно давней знакомой сказал Император костяной рукавице. – Не думал, что тебя надену… однако ж вот как сошлось.
