своих высоких каблуков, женщина взяла под руку своего спутника так непринужденно, как если бы они ходили всегда по улицам Нью-Йорка в пять часов утра.
Он, очевидно, будет помнить все самые мельчайшие подробности этой ночи. Но пока она длилась, он никак не мог отделаться от ощущения несуразности, странности всего происходящего; оно казалось ему каким-то ирреальным.
Только когда они прошли мимо десятка зданий, он вдруг понял, при виде маленькой церквушки, что они идут по нескончаемой 5-й авеню...
– Интересно, не открыта ли она? – спросила Кэй, остановившись.
Потом с неожиданной ностальгией добавила:
– Я так хотела бы, чтобы она была открыта!
Ему пришлось по ее настойчивой просьбе пойти и убедиться, что все двери церкви были закрыты.
– Тем хуже... – вздохнула она, снова взяв его под руку.
Потом, когда они чуть отошли:
– Мне больно ногу, жмет туфля.
– Может быть, стоит поискать такси?
– Нет, идем дальше.
Ему был неизвестен ее адрес, а спросить он не решался. Странным было это ощущение – так вот идти и идти по огромному городу, не имея ни малейшего представления ни о месте, где они находятся, ни об их самом ближайшем будущем. Он увидел их отражение в витрине. Не иначе как от усталости, она несколько склонилась к его плечу, и он подумал, что их можно принять за влюбленных, таких, какие еще вчера у него, в его одиночестве, вызывали раздражение.
Ему приходилось, особенно в последние недели, не раз сжимать яростно зубы, когда мимо него проходила пара, от которой исходило почти физическое ощущение любовной близости.
И вот теперь в глазах других людей они тоже кажутся такой парой странная пара!
– А вы не против выпить сейчас немного виски?
– Я думаю, это запрещено в такое время.
Но она уже ухватилась за эту новую идею и потянула его в ближайшую улицу, пересекающую 5-ю авеню.
– Нет, погодите... Это не здесь... Это на следующей...
Она дважды от волнения ошибалась, не могла найти нужный дом' пока наконец ее нервные усилия не увенчались успехом: открылась запертая дверь маленького бара, откуда просачивалась небольшая полоска света. На них с изумлением уставился мойщик посуды. Но это ее не остановило. Она принялась его настойчиво расспрашивать, и в конце концов, после примерно четверти часа каких-то хождений, они очутились в подвальном помещении, где трое мужчин с сумрачным видом пили у стойки. Место было явно ей знакомо. Она назвала бармена по имени – Джимми, правда, вскоре вспомнила, что его звали Тедди. Тогда она подробно принялась разъяснять свою ошибку равнодушному бармену. Она также стала говорить о людях, с которыми приходила сюда однажды, но тот продолжал смотреть на нее пустым, ничего не выражающим взглядом.
Ей понадобилось примерно полчаса, чтобы выпить стакан виски, и она захотела еще один, а затем закурила сигарету, как всегда якобы последнюю.
– Вот докурю эту сигарету, – обещала она, – и мы пойдем...
Она стала более словоохотливой. На улице ее рука сильнее сжала локоть Комба, она едва не упала, выходя на тротуар.
Вдруг она заговорила о своей дочери. Ее дочь жила где-то в Европе, но он так и не смог выяснить, где и почему она с ней рассталась.
Они оказались в районе 52-й улицы и теперь могли видеть в глубине каждой из пересекающих ее улиц огни Бродвея и темную подвижную массу людей на его тротуарах.
Было уже почти шесть часов. Они проделали большой путь. Оба изрядно устали. И Комб наконец решился спросить:
– А где вы живете?
Она резко остановилась и посмотрела на него, как ему показалось, очень сердито. Но вскоре он понял, что ошибся Сильное волнение и, может быть, неподдельное отчаянье отразилось в ее глазах, о которых он пока не мог даже сказать, какого они цвета.
Она оторвалась от него, сделала несколько быстрых шагов, будто собиралась убежать. Потом остановилась и подождала, пока он подойдет.
– Начиная с сегодняшнего утра, – сказала она, обратив к нему свое лицо, ставшее вдруг неподвижным, – я нигде не живу.
Почему он вдруг разволновался настолько, что чуть не заплакал? Так и стояли они около витрины, шатаясь от усталости, ощущая утреннюю сухость во рту и легкое головокружение.
Неужели два стакана виски так взвинтили их нервы?
Это было просто смешно. У обоих повлажнели глаза, они, казалось, следят друг за другом. И мужчина в порыве чувств неловким жестом схватил спутницу за запястья.
– Пойдемте... – предложил он.
И добавил после небольшой заминки:
– Пойдемте, Кэй.
Впервые он произнес ее имя. Она спросила уже совсем покорным голосом:
– А куда мы идем?
Он и сам не знал. Но не мог он привести ее к себе, в это неуютное здание, которое не выносил, в эту комнату, где не убирал больше недели и оставил в ужасном беспорядке свою незастеленную постель...
Они снова тронулись в путь. И теперь, после того как она призналась, что ей даже негде было жить, он стал бояться потерять ее.
Она принялась рассказывать свою историю, полную разных имен и фамилий, которые ничего ему не говорили, но она произносила их так, будто все должны были их знать.
– Я жила в одной квартире вместе с Джесси... Я так хотела бы, чтобы вы познакомились с Джесси!.. Это самая соблазнительная женщина, которую я когда-либо встречала... Ее муж, Роналд, три года тому назад получил солидный пост в Панаме... Джесси попыталась там жить вместе с ним, но не смогла из-за здоровья...
Она вернулась в Нью-Йорк с согласия Роналда, и мы сняли с ней квартиру на двоих... Она находится в Грии Вич-Виледж, недалеко от того места, где мы встретитил...
Он слушал ее и одновременно искал глазами вывеску какого-нибудь подходящего отеля. Они не прекращали шагать, и их усталость была до того велика, что они даже уже не чувствовали ее.
– У Джесси был любовник, Энрико, чилиец, женатый, с двумя детьми. Но он собирался разводиться... Вы понимаете?
Он, конечно, понимал. Но очень вяло следил за ходом этой истории.
– Роналда, должно быть, кто-то известил, я даже знаю кто... В это утро, едва я вышла, как он неожиданно нагрянул... Еще висели пижама и халат Энрико в шкафу. Разыгралась, по-видимому, ужасная сцена... Роналд принадлежит к тому типу людей, которые обычно сохраняют спокойствие в самых трудных обстоятельствах, но я даже не берусь описать, каким он бывает в минуты гнева... Когда я вернулась в два часа дня, дверь была заперта... Один сосед услышал, что я стучу... Джесси до отъезда сумела оставить для меня письмо... Оно у меня с собой.
Она хотела открыть свою сумочку, достать письмо, показать ему.
Но они только что пересекли 6-ю авеню, и Комб остановился под ярко освещенной вывеской гостиницы. Вывеска была неоновой с резким, вульгарным фиолетовым отсветом.
Отель «Лотос».
Он подтолкнул Кэй к вестибюлю, и еще сильнее, чем прежде, казалось, что он чего-то боится. Он заговорил вполголоса с ночным портье, склонившись к нему. В конце концов ему вручили ключ с медной планкой.
