Начальники уселись на веранде и принялись составлять программу состязаний.
— Борьба, — сказал центурион. — Это обязательно. Без борьбы что за Игры? Подполковник посопел.
— Бокс, — в свою очередь предложил он. Учитель рисования перевел.
— Ку-лаш-ки? — по-русски переспросил римлянин. — Бон! Со си бон! Занятие, достойное воина, хотя и придумано греками!
Бег тоже не вызвал особых разногласий. Небольшие споры вызвали соревнования по стрельбе из лука. Птолемей Прист настаивал на включение этого вида в Игры, особо упирая на то, что стрельба из лука для римлян является развлечением, а не предметом профессионального мастерства. Дыряев резонно возражал, что для его милиционеров луки такая же экзотика, как для римлян капканы на зверя. Возможно, что именно это неожиданное и необычное сравнение произвело на центуриона определенное впечатление, и он согласился на то, что легионеры будут стрелять из луков, а милиционерам будет разрешено использовать более традиционные для них пистолеты Макарова.
— Гири, — предложил подполковник. — Выжимание по количеству раз Будет сразу видно, кто сильнее. Или ты боишься, Птолемей?
— Римский солдат ничего не боится, — с достоинством сказал тот. — Римский воин сильнее всех в мире!
— Значит, записываем гири, — подытожил начальник милиции.
— Прыжки в длину, — предложил Птолемей Прист. — Я предлагаю прыжки в длину и метание диска. Молотки у вас слишком легкие, а копье — это детское развлечение. Согласен, Федор?
— Согласен, — покладисто кивнул подполковник. — Ну и в конце — футбол. Так сказать, «Скуадра Адзурра» против «Бузулуцких коршунов». Я, конечно, не Бесков, но без финального футбольного матча нам не обойтись. Вы — ребята крепкие, тренированные, сыграетесь быстро. Но ты, Птолемей, поверь — ничто так не украшает состязания, как финальный футбольный матч! Согласен?
— Кто такой Кубэртен? — спросил центурион. — И что это за состязания в футболе? Мы деремся на мечах или на ку-лаш-ках?
— Да нет, в этом матче пузырь ногами пинают, — сказал подполковник. — Главное в футболе — это забить гол.
Птолемей Прист немедленно продемонстрировал неплохое знание местного жаргона:
— Пу-сырь? — понятливо и выразительно щелкнул он себя пальцем по кадыку.
— Это вечером, — сказал Федор Борисович. — Ты переведи ему, Степан Николаевич. Сначала — Игры, а отдых потом. Когда начнем Игры — с обеда или следующего утра?
Птолемей Прист пожал плечами.
— Зачем же начинать тяжелое дело с обеда? Вначале надо жертвы богам принести — Юпитеру, Вулкану или, скажем, Весте. Потом гаруспики по внутренностям погадают, будут ли Игры удачливыми, а потом полагаются национальные пляски. Все, Федор, затянется до позднего вечера. Зачем же — с обеда? С утра и начнем!
Подполковник Дыряев внимательно выслушал переводчика.
— Оптимист! — саркастически заметил он. — Он думает, что личный состав до утра дотерпит! Конечно, где ему знать, что его легионеры вина уже вообще не принимают, а разбавленного — в особенности. Поутру они все уже ноги с трудом волочить будут, а уж гири им вообще неподъемными покажутся!
— Риксиа? — удивился центурион, и Федор Борисович понял вопрос без перевода. Вместо ответа он насмешливо щелкнул себя большим пальцем по кадыку, как это совсем недавно удачно продемонстрировал центурион. — Прикажи, чтобы не пили! — твердо сказал центурион.
— Хороший ты, Птолемей, мужик, — сказал Федор Борисович, — но дурак редкостный. Прикажи! Это тебе так просто, приказал и — дикси. А с нашими поркусами это дело не пройдет, у них вообще принцип, что говорится, — эрго бибамус, живем, мол, пока пьем. Не могу я требовать от людей невозможного!
Птолемей Прист покачал головой.
— Странный народ! — сказал он привычно.
— Странный, — согласился главный милиционер района. — Странный, но героичный.
Скоро выяснилось, что житейский опыт не обманул Дыряева.
Лучше бы Игры начались с обеда! Впрочем, обманывать себя не стоило, к сожалению, Игры начались именно с обеда.
После того, как зарезали двух черных и двух белых баранов, после того, как гаруспики забрали самые лакомые куски и, погадав на внутренностях, предрекли Играм удачу и дружескую атмосферу, в воздухе празднично запахло шашлыками, заголосила гармошка, закурился голубоватый дымок костров, а еще через час, когда легионеры отдали свою танцевальную дань хмурому Аресу, а милиционеры неведомой Барыне, веселье в лагере начало набирать свои обороты.
Надо сказать, что это веселье также проходило под знаком состязаний.
По пиву не было равных сержанту милиции Алексею Ломову. Отсутствие серьезных емкостей в худощавом теле не помешало ему за два часа и всего с одной небольшой рыбкой опустошить ведро пива. Ломов метил продолжить участие в соревновании и дальше, но пива было куда меньше его любителей, и первое место Ломову отдали единогласно. На второе место вышел напарник Ломова по патрульной машине Витек Жеготин, а третье, к бурному восторгу легионеров, занял Ливр Клавдий Скавр, который, покончив с пивом, перешел на вино, выпив подряд три ковша, не уступающих по емкости пивным кружкам.
По шашлыкам все три призовых места заняли римляне. Удивляться было нечему, легионеры народ подневольный и кочевой, а в походе неизвестно, когда поешь вдоволь, вот они и пользуются каждым удобным случаем, чтобы набить утробу до предела. Бузулуцкие милиционеры были, напротив, привязаны к дому с его наваристыми щами, сычугами да чинютками. Правда, и здесь побежденные долго и громко сожалели об отсутствии участкового с Ивановки Николая Макушкина, который мог, судя по рассказам сослуживцев, за один присест умять барана средней величины. Но — побеждает сильнейший!
В подкидного дурака не было равных новообращенным контрактникам Ромулу Луцию и Плинию Кнехту. Впрочем, им не было равных и в очко, и в секу, и в буру.
Даже несравненная чемпионская пара бузулуцкой милиции в лице зампотеха Доброгневова и старшего участкового Соловьева уступила этим легионерам с разгромным позорным счетом.
Раздосадованный проигрышем корникулярий спустя некоторое время сумел-таки придраться к чемпионам и отправил их в экспедицию по заготовке дров для праздничного ночного костра. Однако выигранных чемпионами денег хватило не только для того, чтобы уговорить отправиться на заготовки других, но и на две бутылки водки, с которыми Ромул Луций и Плиний Кнехт уединились на берегу Дона. Сидя на прохладном вечернем песке, легионеры мрачно пили из белых пластмассовых стаканчиков, появившихся в коммерческих киосках.
— Сволочь этот корникулярий, — заметил Кнехт, разливая водку по стаканчикам. — Только карта пошла, а он нас — в наряд. Не-е, Рома, нормальные люди так не поступают!
— Завидует, — меланхолично опрокинул в себя содержимое стаканчика Ромул Луций. — Начальники, блин, они все такие. Им хорошо, когда подчиненному плохо. Когда подчиненному хорошо, им, козлам, всегда плохо. А я тебе так скажу — хорошо, что не выпороли! А ведь могли, блин, я уже совсем приготовился.
— А я бы центуриону пожаловался, — возразил Плиний Кнехт. — Я тоже свои права знаю, квирит!
Ромул Луций усмехнулся и сплюнул в чистую речную воду.
— Нашел кому жаловаться, — сказал он. — Поди пожалуйся — тебя же под кнут и подведут. Видал, как он с начальником милиции сидит? В обнимочку, как два пицора. И этого учителя в коридоре медпункта поселили. Чтоб, блин, переводил им. Да ночами спать надо, а не разговоры вести! Сладкая парочка — баран да ярочка! и Ромул Луций снова плюнул в воду, стараясь попасть в мерцающую желтую лунную дорожку.
Он прислушался. В пионерском лагере два дивных баритона слаженно выводили:
Дульче эт декорум эст пропатриа мори. Морт эт фугацем персеквитур вирум, Нек патрит имбеллис ювенти Поплитибус тимидокви тербо…
