а не один не подал сам рапорт об увольнении…
«Прямо не в бровь, а в глаз!»
— Открывай!
Игумнов молча шагнул к сейфу.
Замок щелкнул.
— Бумаги на стол…
Это был акт бессилия.
— Все? — Игумнов не был напуган.
— Все до одной!
— Вот…
— Клади сюда!
Как и следовало ожидать, все бумаги — входящие и исходящие , все заявления — были официальные, надлежащим образом зарегистрированые. Заявления подполковника Черныха о разбое в электропоеде и его расписки среди них не могло быть.
Скубилин лично просмотрел каждую бумагу, перекочевавшую из металлического шкафа на стол. Потом перешли к содержимому самого письменного стола.
Игумнов был невозмутим. Ни один стоящий оперативник за последние лет сорок — после усиления борьбы за высокую раскрываемость преступлений — никогда не не стал бы хранить компрометирующие документы и записи у себя в сейфе.
Тем более в столе.
Не дожидаясь, пока Игумнов уберет последние бумаги, Скубилин круто выматерился, не прощаясь, пошел к двери.
4.
Следы патрульной машины, помотавшей Качану нервы в Домодедово, так и не обнаружились.
Качан бросил трубку.
«Никаких концов. Как призрак. „Летучий голландец…“
Игумнов взглянул вопросительно.
— Машины с таким бортовым номером никто не видел… — Качан покачал головой. — Старшего лейтенанта с конопушками и сержанта тоже никто не вспомнил…
— Может они из ГУВД Московской области?
— Сейчас проверяют…
— Как у них вообще проходит ночь ?
— В области? Более или менее спокойно. Пьянь, бомжи. Семейные скандалы…Все обычное.
Он невольно представил:
«Меня выгонят, а служба все также будет катиться дальше. Но без Качана. Та же пьянь, бомжи. Семейные скандалы…»
— А что Коржаков?
С Коржаковым было тоже неясно. В компьютере адрес не значился.
По второму аппарату — через коммутатор — чтобы не занимать линию, Качан вызвонил Центральное адресное бюро, старшую. Представился, назвал пароль.
— Линейное управление… «Коржаков Евгений Иванович»…
Обычное «Ждите» зафиксировало то, что заказ принят.
Сотрудница картотеки на минуту-другую исчезла, потом раздался её сонный голос:
— «Коржаков…» Записывайте адрес… Она назвала улицу, дом…
— Спасибо. Где работает ?..
— Сейчас… — Внезапно она запнулась. — Ваша фамилия?
— Качан.
— Ваш телефон?..
Качан удивился, но продиктовал.
— Что насчет работы Коржакова?
— Сведениями не располагаю…
— Сторожевого листка нет на него? Не разыскивается?
— Нет сведений.
Они положили трубки одновременно.
Качан остался озадачен. В ответах сотрудницы Адресного чувствовалась поспешность и растерянность.
«Попросила почему-то повторить мой телефон…»
Причина могла быть одна.
На переломе бессонной ночи старшая расслабилась, на минуту потеряла контроль. Звонок застал её врасплох. Коржаков не был рядовым гражданином. Давать сведения о нем она не имели права.
«В конце решила подстраховаться. Уточнила телефон. На случай, если начальство узнает о промахе..».
Качан повторил адрес для Игумнова:
— Варсонофьевский переулок…
— Самый Центр.
— Очень странно. У меня попросили номер телефона…
— В Адресном?! — Игумнов тоже удивился.
Качан привел объяснение, показавшееся ему наиболее вероятным.
— Пожалуй, — Игумнов по-другому взглянул на роль, которую Коржаков играл во время задержания нигерийских наркокурьеров в международном аэропорту «Шереметьево». — Повидимому, в прошлом большая шишка из спецслужб.
Это наводило на размышления.
Тем временем в коридоре раздались шаги. Потом громкие голоса.
Это примчал заместитель Игумнова. Дежурный вышел в коридор его поприветствовать.
— Цуканов… — Майор не был обескуражен разносом, который устроил генерал. Редкое дежурство заканчивалось мирно. — Вот кто мне сегодня поставит бутылку!..
— Только за этим меня вызвали! А мокруха?!
— Наговоришь еще!
Шуточки были одного толка.
Оба возвращались с ярмарки «в проженных кафтанах» — с многочисленными выговорами и последними предупреждениями. Оба — кандидаты на «выкинштейн», которых как «штрафнков» использовали в самых сомнительных и явно противозаконных ситуаиях.
— Ладно…
— Давай… — они, наконец, оторвались друг от друга.
В следующую минуту Цуканов уже входил в кабинете Игумнова.
— Привет…
Изрядно обрюзгший, с выкатившимся из под куртки брюшком, Цуканов был свеж, жизнерадостен — ему хватило времени, чтобы выспаться.
— Я уж думал, тут вас положили всех… — Он бросил на стол свернутую трубкой газету. Подтащил себе стул.
— Пока нет… — Игумнов подвинул к нему чайник с заваркой. Стакан. — Пей. И сейчас поедешь. Времени нет рассиживаться…
— Уже пью…
Чай был не самый горячий, не самый крепкий.
— «Чай жидок, хозяин — русский»… — Сострил Цуканов. — Ладно. Куда ехать?
