Работяги из Дистации пути трудились где-то поблизости, могли что-то ви-деть.
Качан помедлил. В конце концов отвернулся.
Не бежать же вслед: «Мужики, вы тут давно? Пистолет „макаров случайно не видели?!“
Уборщик, скалывавший снег в конце платформы, прошелся ещё метлой по кромке, сложил орудия труда. Он уходил на перерыв, остановился. Качана поймал неожиданный поворот головы — тот смотрел в его сторону.
«А вдруг?!» — отдалось в груди.
Качан двинулся к нему.
Еще кружилась голова, но слабость понемногу проходила.
Уборщик не уходил. Ждал его. Встретил вопросом:
— Что? Пооблегчили?
— Есть немного.
Качан узнал его.
«Пенсионер-подполковник, бывший начальник патрульно-постовой службы …»
Качан ещё застал его действующим:
«Бравый строевик — хохол из правофланговых…»
Сейчас перед ним был худой высокомерный старик. Он не стал прираба-тывать по месту прежней службы. В Совете ветеранов… Работал физически по ночам, с коллегами почти встречался .
Качана он не помнил. Спросил, как обрадовался:
— Сняли часы — то?!
— Ну! — Старший опер не стал разочаровывать:
Отставник был удовлетворен. Предположил уверенно:
— Еще и бумажник, наверное… — Его радовала собственная сметливость. — Кошелек — это они берут обязательно! Денег, наверное, много было?! — Он быстро смекнул. — Вчера на ЗИЛе получка … До рубля взяли или чуть оставили?..
— На метро осталось… Вы все видели?
Бывший милиционер осклабился:
— А как же! — Он плохо слышал, потому почти кричал. Голос разносился далеко по платформе. — Двое. Оба высокие, в коротких куртках. Знаешь, какие сейчас носят. И без головных уборов… Тут как раз электричка отправлялась…
— Из Москвы?
— Да.
— Откуда они подошли? С электрички?
— Этого не скажу… Когда мне смотреть? — Отставник кивнул на расчищенный прямоугольник платформы. — Да и наблюдать-то?! Сам понимаешь… Запросто голову оторвут!
— Ушли они через мост?
— Не знаю, куда делись… — Розыскная сторона дела его уже больше не интере-совала. — Может на мост ушли или туда, к палаткам, чтобы сразу пропить. Может в электричку сели…
— Электричка была последней?
— Последняя, — он снова засобирался уходить.
Сочувствия в его голосе Качан не почувствовал.
В глазах отставника он был потерпевшим. Таких — фуцанов, фраеров, лохов , терпил — надо было учить и учить, чтобы знали!..
Качан все понял.
— Последний вопрос. Вы их узнаете?
— Чего я узнаю?! — Бывший начальник отделения даже возмутился — ему быть свидетелем! — Чего я видел? Высокие молодые… Подходили… А взяли или нет… Меньше пить надо!
Он позорно бежал.
Качан снова на секунду прикрыл «бандиткой» глаза. Но слезы не было.
«Японский бог!..»
Дальнейшее пребывание его в Домодедове было бессмысленным и ненужным. О случившемся следовало немедленно поставить в известность руководство. Игумнов как ответственный и майор — дежурный должны были, не откладывая, протрубить общий сбор. По горячим следам всем составом тут же начать поиск…
«А как быть с Николой?!» — Игумнов поручил ему встретить своего агента, проверить его сообщение о встречающихся в Домодедове наркодельцах.
С места, где Качан стоял, был виден телефон — автомат. Старший опер собрался с мыслями. Подошел, набрал номер. Игумнов не отвечал. Качан позвонил в дежурку.
— Слушаю… — У телефона был помощник. — Дай трубку дежурному… — Не могу. — А Игумнов? — Он тоже вышел. Пожар у нас…
***
Огонь на перроне вспыхнул сразу после полуночи. Как раз против дежурной части Линейного Управления внутренних дел
Загоревшийся фирменный магазинчик — чистенький, аккуратный — был сверху донизу набит теле-фотоаппаратурой, микрокалькуляторами, фотопленкой. Причиной возгорания мог быть и поджог, и неисправная электропроводка.
Пожар заметили своевременно, в первые же минуты. Его нельзя было не заметить.
Горело лихо, в двух шагах от дежурки. Трещала пластмассовая обшивка, искры летели во все стороны.
Немедленно сообщили по «01».
Пожарные прибыли почти сразу, но огонь распространялся с пугающей быстротой. Были приняты все меры. Пожарные рукава подсоединили где могли и к гидранту в помещении Управления. Бойцы в робах бесстрашно пробивались внутрь, к очагу возгорания.
Начальник розыска Игумнов — тяжелый крепко сбитым молодым телом, с искривленным в юности носом и металлическими фиксами в верхней челюсти — к началу действа опоздал — он проверял посты на Москве-Товарной. Пригнал на вокзал, как оказалось, почти что к шапочному разбору.
Пожар он и водитель увидели ещё издалека, раньше чем машина свернула на привокзальную площадь. Огромное красное зарево в ночи…
Пламя поднялось на полнеба. Искры разносило по перрону. На деревьях в парке по другую сторону ограждения у музея, носившего длинное название — «Павильон-музей „Траурный поезд В.И. Ленина“, уже вспыхивали ветки.
Пока подъезжали, и оттуда, от музея, тоже ударили мощные струи. Там тоже появились пожарные.
Игумнов выскочил ещё на ходу, кинулся по пандусу вверх, к платформам. Картина, представшая ему, напоминала военную хронику. То ли Афган, то ли Чечня…
С открытым огнем, правда, было покончено.
Пассажиры с вокзала, все, кто не спал, высыпали из залов на перрон. Менты с трудом сдерживали любопытных.
Платформу перекрыли.
Огонь начал сдавать позиции.
Первый, с кем Игумнов столкнулся на перроне, был дежурный — высокий, в майорских погонах шкаф. Он стоял на ступеньках у входа в Линейное Управление с сигаретой в зубах — любовался огнем. Позади хлопал глазами постовой, охранявший вход, — в бронежилете, с автоматом. Напротив в нескольких десятках метров пылал догоравший магазин. Вокруг суетились брандмейстеры.
Игумнов мгновенно оценил обстановку.
Мордастый пожарник, выскочивший из горящей палатки, согнул руку колесом — под мокрой робой у него было засунуто что-то громоздкое.
