— Дьявол, даже я знаю, что люди не говорят «малодушный» в обычном разговоре, — пробормотал он и положил огромный том на стол, и вдруг заметил выпавший из него лист бумаги.
Обрадовавшись возможности прекратить борьбу со словами, он развернул лист и увидел, что это было письмо от девушки по имени Джанин, которая делила с ним мучения от ран войны, которая проделала вместе с ним долгий путь к выздоровлению, была рядом, когда он поднялся с кровати после потери ноги, сменяла его у руля яхты, когда они вышли в Атлантику. От девушки, которую он любил, на которой едва не женился и лицо которой мог вспомнить с большим трудом.
Джанин прислала письмо из своего дома в Йоркшире за три дня до того, как вышла замуж за ветеринара, который был младшим партнером в фирме ее отца. Он медленно перечитал письмо, все десять страниц, и понял, почему он так долго прятал его от себя. Некоторые отрывки были не более чем обидными, другие же причиняли сильную боль.
«Ты так часто и так долго был неудачником, что внезапный успех полностью опустошил тебя…»
Он задумался. Что он создал, кроме одной единственной книги? Она дала ему ответ.
«Ты был таким нежным и ласковым, таким привлекательным своей мальчишеской неуклюжестью. Я хотела жить с тобой, но после того, как мы покинули Африку, все стало медленно увядать, ты постепенно становился грубым и циничным…»
«Помнишь, когда мы познакомились с тобой, я сказала: „Ты всего лишь испорченный мальчишка, который отказывается от всего стоящего'? И это правда, Крейг. Ты отказался от наших отношений. Я не имею в виду всех этих куколок и охотниц за скальпами, у которых нет резинок в трусах. Я имею в виду, что ты перестал заботиться. Позволь дать тебе небольшой совет. Никогда не отказывайся от того,
что ты умеешь делать действительно хорошо. Продолжай писать, Крейг. Иначе это будет величайшим грехом…»
Он вспомнил, как высокомерно насмехался над этим советом, когда получил письмо. Сейчас он не мог насмехаться — был слишком испуган. Все произошло именно так, как предсказывала она.
«Я действительно полюбила тебя, Крейг, не сразу, а постепенно. Ты приложил много усилий, чтобы разрушить это чувство. Я не люблю тебя, Крейг. Не думаю, что когда-нибудь смогу полюбить другого мужчину, даже того, за кого я выхожу замуж в субботу. Но ты нравишься мне и всегда будешь нравиться. Желаю тебе всего самого доброго, и бойся самого безжалостного своего врага — самого себя».
Он сложил письмо, и ему захотелось выпить. Он спустился на камбуз и налил себе «баккарди» — побольше рома, поменьше лайма. Он перечитал письмо, и на этот раз его особенно поразила одна фраза:
«После того как мы покинули Африку, ты высох внутри, высохли твое сочувствие, твоя гениальность».
— Да, — прошептал он. — Все высохло. Абсолютно все.
Внезапно на него накатила волна ностальгии, невыносимая тоска по дому. Он потерял путь в жизни, его фонтан иссяк, и следовало возвращаться домой, к истоку.
Он разорвал письмо на мелкие кусочки и бросил их в пенистые воды бухты, поставил стакан на комингс люка и прошел по сходне на пристань.
С девушкой ему разговаривать не хотелось, и он воспользовался таксофоном у ворот пристани.
Все оказалось проще, чем он предполагал. Девушка на коммутаторе быстро соединила его с секретаршей Генри Пикеринга.
— Не уверена, что мистер Пикеринг сможет поговорить с вами. Кто его спрашивает?
— Крейг Меллоу.
Пикеринг практически мгновенно снял трубку.
— У матабелов есть пословица: «Человек, попивший воды из Замбези, обязательно вернется, чтобы попить снова», — сказал Крейг.
— Значит, вы испытываете жажду, — сказал Пикеринг. — Я так и думал.
— Вы просили позвонить вам.
— Лучше увидеться.
— Когда? Сегодня?
— А вы нетерпеливы. Погодите, сейчас посмотрю в ежедневнике. Как насчет шести часов сегодня? Раньше у меня не получится.
Кабинет Пикеринга располагался на двадцать шестом этаже, и высокие окна выходили в глубокие пропасти улиц, устремленные к зеленому пятну Центрального парка.
Генри налил Крейгу виски с содовой и подошел к окну. Они стояли и смотрели на внутренности города, пили виски, а огромный красный шар солнца отбрасывал причудливые тени в лиловых сумерках.
— Думаю, хватит умничать, Генри, — сказал наконец Крейг. — Скажи, что тебе от меня нужно.
— Возможно, ты прав, — согласился Генри. — Книга была лишь прикрытием. Согласен, мы поступили не совсем честно, но лично я с удовольствием увидел бы твой текст вместе с ее фотографиями…
Крейг нетерпеливо махнул рукой, и Генри продолжил:
— Я являюсь вице-президентом и начальником африканского отделения.
— Я прочел твою должность на двери.
— Несмотря на то, что говорят многие наши критики, мы не являемся благотворительной организацией, скорее, мы — бастион капитализма. Африка — это континент экономически слабых стран. За очевидным исключением Южной Африки и нефтедобывающих стран на севере, все они являются с трудом выживающими сельскохозяйственными государствами без промышленной основы и с весьма небогатыми природными ресурсами. Крейг кивнул.
— Некоторые из них совсем недавно добились независимости от старой колониальной системы и по-прежнему пользуются благами инфраструктуры, построенной белыми поселенцами, в то время как другие, например, Замбия, Танзания и Мапуту, давно погрузились в хаос летаргии и идеологических фантазий. Их спасти будет трудно. — Генри печально покачал головой и стал еще больше напоминать похожего на гробовщика аиста. — Но у нас остается шанс спасти другие страны, в частности, Зимбабве, Кению и Малави. Система в них по-прежнему работает, а фермы еще не переданы толпам скваттеров, железные дороги функционируют, есть небольшой приток иностранных капиталов от меди, хрома и туризма. Мы можем им помочь, если нам повезет.
— А зачем вам это? — спросил Крейг. — Ты же сам сказал, что не занимаешься благотворительностью. К чему эти хлопоты?
— Потому что, если мы не накормим их, рано или поздно нам придется с ними воевать. Догадываешься, в чьи красные лапы они попадут, если начнется голод?
— Да. В твоих словах есть смысл. — Крейг сделал глоток виски.
— Если вернуться на землю, — продолжил Генри, — то можно понять, что страны, включенные в наш список, обладают одним пригодным к освоению ресурсом, не таким осязаемым, как золото, но значительно более ценным. Они привлекательны для туристов с Запада. И если мы хотим хоть когда-нибудь получить прибыль от вложенных эти страны миллиардов, мы должны сделать все, чтобы они оставались привлекательными.
— Каким образом? — спросил Крейг.
— Возьмем, например, Кению. Несомненно, там много солнца, есть пляжи, но этого достаточно много в Греции и на Сардинии, которые находятся значительно ближе к Берлину или Парижу. На Средиземноморье не хватает одного, а именно диких африканских животных. Именно ради того, чтобы увидеть их, туристы готовы провести несколько лишних часов в самолете. Именно они являются обеспечением наших займов. Доллары туристов позволяют нам сохранить бизнес.
— О'кей, только не понимаю, зачем вам я.
— Подожди, мы еще подойдем к этому. Позволь объяснить немного. Все, к сожалению, заключается в том, что первое, что видит получивший независимость чернокожий африканец после того, как белые спаслись бегством, — это слоновая кость, рога носорогов и много мяса на копытах. Один носорог или взрослый слон представляет собой большее богатство, чем обычный африканец может заработать честным
