он мог бы разглагольствовать и не так напыщенно — и Мария постаралась показать, что лучше бы ему держаться по-иному.
— Три минуты на сборы! Все, кто не в поход, перемещаются из планетолёта в другие помещения корабля. Асмодей, быстро!
Планетолёт с пассажирами стартовал на север. В рубке у пульта села Мария, рядом разместился Асмодей, позади обоих — невозмутимый Ватута. Сперва потянулись дремучие леса, такие же, как в Дилонии, только гуще — исполинские голубые деревья с пышными кронами. В глаза сверкала Гаруна Белая, был её час на небосклоне. Сбоку сияла Гаруна Голубая. По мере углубления на север Белая звезда смещалась вбок, прямо по курсу легла Голубая. Густые леса разрежались: деревья теряли свою высоту и яркость, чаща перебивалась кустарниковыми зарослями, появлялись пустоши, их становилось все больше.
Пейзаж все сильней омертвлялся — сухие деревья, голые холмы, тускло поблёскивающие озерки… Ватута, молчавший всю первую половину полёта, подал голос:
— Повелительница, веди корабль осторожней. Впереди пещера, где хавроны держат нашу последнюю заставу.
Мария посадила планетолёт у озерка против горки, где неширокий лаз вёл в пещеру. Площадка перед пещерой хранила следы недавней битвы — валялись трупы хавронов, оружие, остатки боевой личины Асмодея. Киборг поднял обломки зубастой головы.
— Все поломано, Мария. А какой был зверь! Нет, какой зверь! Глаза — факелы, рот — пылающее горнило, каждый зуб — раскалённый металл! А шерсть? Не шерстинки — электрические разряды. Ты бы посмотрела, Мария, как шарахнулись от меня хавроны.
Мария велела идти в пещеру. Асмодей ручным фонарём осветил картину побоища. Всюду лежали мёртвые тела — перекорёженные, раздроблённые, расчленённые; труп возле трупа, труп на трупе. Тяжкое безмолвие нависло над могилой. Асмодей прислушался — и его обострённый слух не уловил ни вздоха, ни стона.
— Мой храбрый Клаппа, — спокойно проговорил Ватута, показывая на растянувшегося во весь рост хаврона. — Лучший солдат моей армии. Его одного хроноворот не разорвал на части.
Планетолёт снова поплыл над лесом. Индикаторы обшаривали каменные деревья. Минута шла за минутой, час за часом, беглецов не было видно. Мария повернула к Ватуте побледневшее лицо.
— Неужели Аркадий погиб?
Рангун вежливо проговорил:
— Радуйся, что никого не видишь. Мёртвые деревья отбирают жизнь, но тела оставляют. Раз нет трупов беглецов — значит, им удалось пробраться сквозь чащу. Хавронам это ещё не удавалось.
— А Бессмертные эти места не посещают?
— Бессмертные эти места не посещают, — бесстрастно повторил Бессмертный No 3.
Лес стал меняться, появились живые стволы, их становилось больше. Индикатор показал, что вдали движется человеческая фигура. Мария впилась глазами в экран. Это мог быть только Аркадий, но бредущий в лесу человек — пошатывающийся, старчески согнутый — мало напоминал того юного Аркадия, какого она знала. Человек упал, с усилием повернулся на спину и замер, обратив неподвижные глаза к тусклому небу. Мария опустила планетолёт на купку деревьев — кроны посыпались в стороны, стволы затрещали — и первой выскочила наружу.
Она упала возле Аркадия, схватила его, тормошила, целовала, громко звала:
— Сын мой, родной мой, мы нашли тебя, мы спасли тебя!
Он глядел на неё большими, серьёзными, лишёнными мысли глазами.
6
Кнудсен оглянул салон. Все пятеро снова были вместе — он сам, сидевший под изображением так странно похожего на него бога Хроноса; Мария, свободно откинувшая голову на спинку кресла, — ей шла эта непринуждённая, не лишённая какой-то значительности поза; Бах, с ногами забравшийся в своё кресло — он любил, усаживаясь, превращать себя в подобие комка; Аркадий, бессильно распростёршийся на диване; и Асмодей, отремонтированный, вычищенный, в своей любимой личине No 17 — для неё в его багаже оказался полный дубликат деталей.
— Были несчастья — преодолели, — сказал Кнудсен. — Что дальше?
Бах незамедлительно откликнулся:
— Одно из двух: либо улепётываем восвояси с этой негостеприимной планетки, либо задерживаемся на ней. Но для чего?
Мария поморщилась.
— Мне не нравится формула — улепётывать. И где расположено это твоё «восвояси»? Воротиться на Землю? Выискивать новые негостеприимные планеты? Возвращаю тебе твой вопрос: для чего?
Бах, обожавший научные дискуссии, с увлечением начал спор.
— Очень даже для чего! Вспомни рейсовое задание. Открывать неизвестные цивилизации в мирах с иным физическим временем, поскольку в космосе неизвестных цивилизаций уже нет. И среди неоткрытых цивилизаций обнаружить ту сверхцивилизацию, тех воплотителей Высшего Разума, которые три миллиарда лет назад высаживались на Землю и так удивительно походили на современных людей. Дилоны причисляют себя к воплотителям Высшего Разума, но, думаю, не только Высший, но и обычный разум не всегда найдёшь у прекраснодушных дилонов — не говорю уже о дубоватых рангунах, числящих себя вне добра и зла. И те и другие к тому же не человекоподобны. В общем, на Дилоне задание выполнить нельзя. Так в чем же дело? Искать в иных местах!
— Ты ясен, — сказал Кнудсен. — Аркадий?
Аркадий с усилием приподнялся. Исхудавшее, побледневшее лицо кривилось — не то от боли, не то от слабости. Он передыхал после каждых двух-трех слов, произнесённых слабым голосом:
— Да, не находим… Но дилоны, наши друзья… попали в беду… Предательство — оставить их…
Потратив минуты три на несколько фраз, Аркадий снова откинулся на диван. Мария с нежностью поправила накинутый на него плед.
— Ты, Мария? — спросил Кнудсен.
— Оставаться, — твёрдо сказала она.
— Итак, тебя никто не поддерживает, Миша, — резюмировал Кнудсен. — Я тоже против того, чтобы покинуть Дилону сейчас.
— Ты приписываешь мне то, чего я не желаю, — хладнокровно отпарировал Бах. — Я и не думал предлагать бегство.
— Если я правильно понял тебя, Миша…
— Ты неправильно понял! Я сказал, что есть две возможности: уходить или оставаться. И каждую можно доказательно обосновать. И я показал, что бегство вполне укладывается в задание рейса. Но я вовсе не стремлюсь бежать с Дилоны. Наоборот, намерен уговорить вас на радикальные меры по оздоровлению планеты. В корне переменить существование рангунов и дилонов
— вот моя идея!
— В наше рейсовое задание не вписано вмешательство в жизнь народов, которые мы повстречаем, — напомнил Кнудсен. — Людям только в исключительных случаях разрешено менять образ жизни инопланетян.
Бах ожидал такого возражения. Основа для серьёзной дискуссии была создана. Она привскочил на кресле.
— Утверждаю, что на Дилоне исключительная ситуация, требующая нашего вмешательства. Совражество дилонов и рангунов социально бессмысленно и морально нетерпимо. Нужно покончить с их враждой. И, чтобы разделаться с ней, вижу только одну эффективную меру. Вы спрашиваете — какую?
— Ещё не спросили, но спросим.
