Ли позвонила в тот же день, разбудив его около пяти.
– Только не говори мне, что я опять тебя разбудила, – начала она, когда Крис пробормотал сонное «алло».
– Миссис Рестон… это вы?
– Кто же еще непрестанно мешает тебе спать своими звонками?
Он выпрямился на кровати.
– Ррр… – И, сладко зевнув, спросил: – Который час?
– Десять минут шестого. Ты говорил, что спишь до двух после ночного дежурства.
– Сегодня утром никак не мог заснуть. У меня была жуткая погоня.
– О, нет. Только не это. – Грег, очевидно, рассказывал ей о том, что такое гонки на шоссе и какое это психологически тяжелое испытание для полицейского.
– Ты догнал его?
– Только когда он угодил в канаву, а его задний бампер, отлетев фута на четыре, врезался в дерево.
Она хихикнула.
– Ну и, конечно, обругал нас на чем свет стоит.
– Он был пьян?
– А что же еще? Такие типы за рулем – самое страшное.
– Мне очень жаль, что тебе пришлось так начать свой день.
– Ничего, я поспал, и адреналин уже выветрился. Чем могу вам помочь?
Какое-то мгновение длилась пауза, и наконец она сказала:
– Спасибо за шланг.
– Пожалуйста.
– И за газ.
– Пожалуйста.
– И за то, что образумил Джои. Я не сомневаюсь, что это твоя работа.
– Ну, может, я и сделал ему пару замечаний…
– Весьма тонко.
– Знаете, я
– Ты, должно быть, и с Дженис поговорил. Я заметила и в ней перемену.
– Они оба замечательные дети. Просто немного замкнулись на себе и забыли о том, как трудно пришлось вам в эти дни.
– Чем я могу тебя отблагодарить?
– Вы действительно хотите это сделать?
Он уловил легкое удивление еще до того, как она ответила:
– Да.
– Вы не будете против, если я приведу с собой гостя к вам на пикник Четвертого июля?
– Вовсе нет.
– Это Джуд Куинси. Помните, тот мальчуган, о котором я вам рассказывал?
– Из плохой семьи?
– Да. Сегодня утром, когда я не мог уснуть и думал обо всем на свете, меня вдруг осенило: а ведь Джуд наверняка никогда не видел, что такое настоящая семья, и уж тем более ни разу не был на семейном празднике. Я подумал: пусть он узнает, что такое возможно. Иначе его ждет та же доля, что и у его родителей, если ему не показать, что в жизни бывает и по-другому. А лучшего образца дружной семьи я в Америке не знаю.
– Спасибо тебе, Кристофер. Конечно… приходи с ним. – Голос ее звучал тепло и проникновенно.
– А ничего, если он будет в кепке Грега?
– Да ради Бога.
– Только давайте договоримся сразу: Джуд будет играть в
– Постой, минуточку. Ты уж слишком многого хочешь.
– Послушайте: мальчишка хлипкий, как стул в плохом баре. Конечности у него слабоваты. Не думаете же вы, что я позволю ему играть в чужой команде?
– Ну, я думаю, решать все-таки хозяйке. Но мы это обсудим – после того как я взгляну на него.
– О'кей, договорились.
Крис улегся на подушку и, улыбнувшись, устремил взгляд в потолок.
– Что ж… – сказала она. И замолчала.
– Да, мне, пожалуй, пора вставать.
– А мне пора приниматься за сандвичи. У Джои сегодня вечером игра. Нужно пойти поболеть за него.
После некоторой паузы она неуверенно спросила:
– Хочешь со мной?
– Не могу. У меня тоже игра.
– Ах, да, совсем забыла. У вас же своя сборная.
– Да.
– Кто у вас сейчас центральный нападающий?
Это было место Грега.
– По-моему, Лундгрен. Это моя первая игра с тех пор, как…
После паузы она сама закончила за него фразу.
– С тех пор, как умер Грег.
– Извините.
– Мы должны научиться произносить это вслух, – Знаю, знаю. Я уже, в общем-то, пробовал. Не знаю, почему вдруг сейчас не решился сказать.
Голос ее зазвучал нарочито бодро:
– Послушай, удачи тебе сегодня!
– Спасибо. И Джои тоже.
– До встречи Четвертого.
– Да, мадам.
– В одиннадцать?
– Мы будем.
Он позвонил Джуду.
– Привет, чем занимаешься?
– Ничем.
– Хочешь пойти сегодня посмотреть мою игру? Я заеду за тобой. Жди меня на нашем месте. В шесть тридцать.
– Конечно. Почему бы и нет?
В половине седьмого Джуд уже, как обычно, подпирал стенку «Семь-одиннадцать». Крис подъехал к нему, и мальчишка забрался в машину.
– Привет, – сказал Крис.
– Привет.
– У меня к тебе дело.
– Я делами не занимаюсь.
– Этим тебе придется заняться. Я тебя приглашаю четвертого июля на пикник к моим друзьям.
Мальчугану не удалось сыграть безразличие. Голова его развернулась на сто восемьдесят градусов, глаза округлились от изумления.
– На пикник?
