его не было. Я спустился к главному выходу и добежал до нашей машины. Она была пуста, пошел снег. «Наш крошка Ниро! – в отчаянии думал я. – Он на улице в такой вечер и без пальто! Старый толстый дурак. Он у меня дождется!»
Был уже шестой час.
Я остановился и попробовал рассуждать логически: «Он взял такси? Вряд ли. Он терпеть не может такси. Какое желание всего сильнее жгло его, когда я его бросил? Это просто: застрелить меня, сесть где- нибудь и выпить пива. Застрелить меня он не мог, потому что я смылся. Где же он мог отыскать стул?»
Я заплатил еще четыре монеты, чтобы попасть обратно на выставку, поднялся на один пролет и направился к двери с надписью: «Контора». Вокруг стоял народ. Какой-то тип ухватил меня за рукав, когда я взялся за ручку двери. Это был тот самый седой мужчина, что смотрел вчера на Энн, словно возносил молитвы. Теперь он был взволнован, и его пальцы, сжимавшие мой рукав, дрожали.
– Я прошу вас, – сказал он, – если вы туда идете, не смогли бы вы передать это мисс Энн Трейси?
– Разве она здесь?
– Да, она вошла. Я видел.
Я взял сложенный листок бумаги и, пообещав передать, открыл дверь в приемную, где сидела женщина с усталым лицом. Я ненавязчиво улыбнулся ей, развернул записку и прочел: «Дорогая дочь! Надеюсь, не случилось ничего серьезного. Если могу чем-нибудь помочь, сообщи. Твой отец». Написано было карандашом на дешевой бумаге. Я сложил записку, подумав, что прежде всего надо будет купить моему тестю новую шляпу.
– Вам что-нибудь угодно? – весьма скептически поинтересовалась женщина за столом.
Я сказал, что у меня записка для мисс Энн Трейси. Она открыла было рот, но передумала и кивком указала на соседнюю дверь. Первым, кого я там обнаружил, был Ниро Вульф. Стул под ним почти соответствовал размеру седалища. На подносе стояли четыре пивные бутылки, в руке он держал стакан. Логика непобедима. Напротив Вульфа сидела Энн, а рядом за столом – Льюис Хьюитт. За другим столом быстро писал какой-то незнакомый тип. Еще один стул стоял у окна с Фредом Апдерграфом.
Вульф видел, как я вошел, но продолжал беседовать с Энн, не глядя на меня:
– …По причине нервов, да. Однако прежде всего это зависит от содержания кислорода в крови. Самый замечательный пример самообладания я наблюдал в Албании в 1915 году. Его продемонстрировал осел. Я имею в виду четвероногого осла, который…
Я встал прямо перед ним.
– Простите, – произнес я ледяным тоном. – Это вам, мисс Трейси. – И протянул записку.
Она посмотрела сначала на меня, потом на записку. Развернула и прочла.
– О, – произнесла Энн. Она посмотрела по сторонам. – Где же он?
– Там, в коридоре.
– Но я… – Ее брови подскочили. – Не передадите ли вы ему… нет… Я сама пойду.
Она встала и направилась к выходу. Я шагнул, чтобы открыть дверь, и, увидев, что у Хьюитта такое же намерение, опередил его у самой цели. Однако в тот же миг в дверь влетели сразу двое, едва не сбив Энн с ног. Я опять оказался проворнее и поддержал ее под локоть.
– Виноват, – буркнул вошедший. Он быстро осмотрел комнату и уперся взглядом в Энн. – Это вы Энн Трейси?
– Это мисс Энн Трейси, – сказал Хьюитт, – и именно так к ней следует обращаться.
Энн сделала попытку выйти. Мужчина протянул руку, чтобы задержать ее:
– Куда вы идете?
– Мне надо увидеться с отцом.
– Где он?
Фред Апдерграф ринулся вперед и двинул его в бок.
– Эй, держитесь повежливее! – зарычал он. – Какое вам дело…
– Позвольте мне, – вмешался я. – Это инспектор Кремер. – Я указал на другого в дверном проеме: – Сержант Перли Стеббинс.
– Даже если так, – в голосе Хьюитта звучало недовольство, – вряд ли обязательно удерживать мисс Трейси силой. Она хочет всего лишь поговорить с отцом. Я Льюис Хьюитт, инспектор, могу я просить вас…
– Где ваш отец?
– Он за дверью, – ответил за нее я.
– Иди с ней, Перли. Ладно, мисс Трейси. Прошу вас, возвращайтесь поскорее.
Перли пошел, наступая ей на пятки. Тем временем ввалился В. Дж. Дилл. Он сжал губы еще плотнее обычного. Не глядя ни на кого, он пересек комнату и уселся у противоположной стены.
– Привет, Вульф, – сказал Кремер.
– Как поживаете, инспектор? – С недовольным хрюканьем Вульф поднялся и двинулся к выходу. – Пошли, Арчи. Мы будем только мешать.
– Нет, – значительно сказал Кремер.
– Нет? – переспросил Вульф. – Что – нет?
– Гудвин не помешает. Наоборот. По крайней мере пока я не закончу с ним.
– Он собирался отвезти меня домой.
– А теперь он не собирается.
– Могу я спросить, что все это значит? – Хьюитт все еще был недоволен.
– Преследование мисс Трейси… Такое странное обращение…
– Без сомнения, можете, мистер Хьюитт. Присаживайтесь. – Кремер раскачивался на стуле. – Все садитесь. Сейчас мы… А, мисс Трейси, вы нашли отца? Перли, притащи стул для мисс Трейси. Садитесь, Гудвин.
– Нет, спасибо. Я нервничаю.
– Это вы-то?! – прорычал Кремер. – В день, когда вы разнервничаетесь, я побреюсь ножом для масла. Откуда вы узнали, что у того бедняги прострелена верхняя часть черепа, когда говорили со мной по телефону?
Некоторые из сидящих зашевелились, а Энн нет. Она только вскинула голову, и ноздри ее раздулись – и все. Я восхищался ею все больше.
– Прострелена! – ахнул Хьюитт.
А Фред, Апдерграф спросил:
– Это вы о ком?
– О Гарри Гулде, – сказал я им. И подмигнул Кремеру. – Как видите, я не стал болтать. Приберег это для вас.
– Откуда вы узнали?
– О господи! – произнес Хьюитт. Он наполовину привстал, но плюхнулся обратно.
– Тут не о чем разговаривать, – сказал я. – Я посмотрел ему в лицо и увидел, что он мертв. Пахло порохом. Я увидел дыру у него на лбу, и кровь была разбрызгана повсюду. Он лежал так, что мне не было видно его затылка, но я пощупал и попал в рану пальцем. Кстати, не вздумайте строить версию на том, что на траве возле его колен кровь. Это я вытер руку.
Энн судорожно сглотнула.
– Черт тебя побери! – сердито пробурчал Вульф. – Уж я-то мог знать.
– Почему вы подошли к нему? – строго спросил Кремер. – Вы перелезли через веревки и побежали к нему. Почему вы это сделали?
– Потому, что он не пошевелился, когда мисс Трейси брызнула на него водой, и еще потому, что я уже прежде заметил, что его нога была неестественно вывернута.
– А почему вы это заметили?
– О! – воскликнул я. – Вот тут вы меня поймали. Сдаюсь. Попался-таки в ловушку. Правда, почему кто-то что-то замечает?
– Особенно такой нервный человек, как вы, – сказал он не без сарказма.
– Что вы тут делали? Зачем вы пришли на выставку?
