тысяч!
Макмиллан приподнял бокал, посмотрел на него и поставил на место.
– Мистер Пратт тут же выписал чек… А ведь вы, мистер Каллен, не предложили мне и девяти тысяч. Насколько я помню, ваша цена была семь с половиной…
Каллен пожал плечами.
– Мне он был ни к чему. Теперь же вы все равно получите тридцать три тысячи, точнее, оставите их себе из денег, уплаченных Праттом. Можете еще считать, что вам повезло. С моей стороны это чистая благотворительность. Я беседовал по телефону со своим управляющим и не уверен, нужна ли мне в стаде линия Цезаря. У нас всегда были быки лучше Цезаря и всегда будут…
– Вот уже нет! – Голос Макмиллана задрожал от ярости. – Вы просто дилетант! Кто вы такой, чтобы высказываться о каком бы то ни было быке, о самой завалящей корове? Оставьте в покое Гикори Цезаря Гриндена! Цезарь был лучшим из племенных быков! Элита! Да, я сказал «был», так как он мне больше не принадлежит. Но он еще и не ваш, мистер Каллен. Он внук самого Берли Великого. У него были пятьдесят одна чистопородная телка и девять бычков. Я глаз не сомкнул в ту ночь, когда он появился на свет. Вот эти пальцы он сосал, когда ему было несколько часов от роду. – Он вытянул перед собой дрожащие руки. – Он получил девять главных призов на выставках, в последний раз в прошлом году в Индианаполисе. Двенадцать из его дочерей дают больше тринадцати тысяч фунтов молока и больше семисот фунтов масла каждая. А вы смеете утверждать, что он не нужен для вашего стада! Надеюсь, Цезарь вам не достанется, черт побери! Во всяком случае, я пальцем не шевельну, чтобы вам помочь! Он повернулся к Беннету:
– Мне самому пригодятся эти двенадцать тысяч, Лу. Я не желаю участвовать в вашей игре.
Что тоща началось! Беннет, Дарт и Каллен обрушились на Макмиллана. Понять, в чем тут дело, было трудно, ясно было только, что он обманул их, что на карту поставлен престиж Национальной лиги и всего американского животноводства, что случившееся подорвет авторитет ярмарки, что у Макмиллана останутся тридцать три тысячи долларов, и так далее. Макмиллан упрямо отмалчивался, хотя чувствовалось, как все это для него мучительно, Внезапный громкий возглас Пратта заставил всех замолчать.
– Оставьте его в покое! Он здесь ни при чем. Я не возьму никаких отступных. Мне нужен только бык, он уже мой, и у меня в сейфе хранится купчая. Вот и все.
Они уставились на него.
– Но это невозможно, – залопотал Беннет. – Послушайте, я же объяснил…
– Я не отступлюсь от своих слов. – Пратт упрямо выдвинул челюсть. – Я заплатил хорошую цену за этого быка и удовлетворен сделкой. Приготовления к приему гостей уже идут…
– Но после того, что… – Беннет вскочил, яростно размахивая руками, и я решил, что мне все-таки придется доставать пистолет.
– Вы не смеете так поступить! – вопил он. – И вы этого не сделаете! Вы сумасшедший, если считаете, что это вам удастся, и я сделаю все, чтобы вам помешать! В Кроуфилде меня ждут двенадцать членов совета Лиги, и вы увидите, что будет, когда я расскажу о вашем решении!
Остальные тоже поднялись на ноги.
– Вы просто отвратительный маньяк, Пратт, – громко сказал Дэниел Каллен и повернулся к выходу. – Беннет, Дарт, пошли. Мне нужно успеть на поезд.
Он вышел. Беннет и Дарт послушно последовали за ним. После некоторого молчания морщины на лбу Пратта разгладились, и он взглянул на Макмиллана.
– Знаете, Макмиллан, – сказал он, – мне не нравится этот Беннет, и то, что он говорил, тоже не нравится. Он способен даже пробраться на пастбище, а я не слишком полагаюсь на человека, охраняющего быка. Я понимаю» конечно, что за мои сорок пять тысяч долларов вы мне больше ничем не обязаны, но если вы не возражаете…
– Конечно, – Макмиллан встал, неуклюжий и долговязый. Пойду взгляну. Я и так собирался это сделать.
– Вы сможете побыть там?
– Конечно.
Скотовод ушел.
Мы остались сидеть. Племянник с племянницей казались встревоженными, Лили Роуэн зевала, а Пратт хмурился. Ниро Вульф подавил вздох и допил пиво.
– Одно беспокойство, – пробормотал Пратт. Вульф кивнул.
– Подумать только, из-за какого-то быка. Ведь не хотите же вы зажарить его и съесть! Пратт кивнул.
– Именно так я и собираюсь поступить. В этом-то все и дело.
3
Так вот где собака зарыта! Молодежь и глазом не моргнула, но я вытаращился на нашего хозяина в немом изумлении. И по тому, как дернулась голова Ниро Вульфа, я понял, что и он по-настоящему удивлен. Он выдал свое удивление еще и тем, что повторил свой вопрос, а такое случалось с ним крайне редко.
– Вы хотите съесть этого быка, мистер Пратт? Пратт снова кивнул.
– Да. Может быть, вы заметили яму, которую роют в роще? Там быка изжарят на вертеле. Пир состоится через три дня, в четверг. Племянница с племянником и мисс Роуэн приехали сюда специально для этого. Я пригласил около сотни гостей, в основном из Нью-Йорка. Быка забьют завтра. Пришлось вызвать мясника из Олбани, так как местные ни за что бы на это не пошли.
– Потрясающе! – Вульф по-прежнему держал голову высоко поднятой.
– Значит, каждая порция обойдется вам примерно в четыреста пятьдесят долларов?
– Если так рассуждать, это и впрямь выглядит ужасно. – Пратт потянулся за бокалом, увидел, что он пуст, и кликнул Берта. – Но подумайте, что можно получить за сорок пять тысяч, если потратить их на газетную рекламу? Для радио такие деньги – вообще ничто. А из этого быка на вертеле я извлеку максимум выгоды. Вы разбираетесь в психологии?
– Я? – Вульф кашлянул и твердо ответил: – Нет.
– А следовало бы. Вот послушайте. Представляете, какой поднимется бум, когда станет известно, что знаменитого быка, чемпиона породы, забили и подали в виде бифштексов сборищу эпикурейцев? И кто это сделал? Том Пратт, владелец знаменитых праттерий! В течение многих месяцев посетители праттерий, поедая ростбифа будут подсознательно чувствовать, что пережевывают кусочек Гикори Цезаря Гриндена! Вот что я имел в виду, говоря о психологии.
– Вы упомянули про эпикурейцев…
– Я пригласил по большей части влиятельных друзей, ну и, конечно, прессу. Но будут и несколько эпикурейцев. – Пратт неожиданно вскочил на ноги. – Кстати, вы ведь тоже ценитель изысканной пищи. Как долго вы пробудете в Кроуфилде? Может быть, составите нам компанию? В четверг, в час дня.
– Благодарю вас. Я не уверен, что чемпионские качества Цезаря распространяются и на вкус, но это звучит весьма заманчиво.
– Еще бы! Сегодня вечером я собираюсь звонить в свое нью-йор кское агентство. Могу я сказать, что вы будете у нас? Для прессы.
– Конечно. Присуждение премий орхидеям состоится в среду днем, возможно, что после этого я уеду. Но сказать вы можете. Простите, а вы не испытываете угрызений совести от того, что умерщвляете быка таких благородных кровей?
– С какой стати? Они ссылаются на то, что у Цезаря было большое чистокровное потомство. В нашей стране около сорока тысяч племенных коров гернсейской породы, и только пятьдесят одна из них от Цезаря. А если послушать эту банду из Кроуфилда, то можно подумать, что я намереваюсь вырезать все поголовье гернсейского скота. Я уже получил около сорока телеграмм, в которых мне угрожают расправой. Это все Беннет! Он натравливает на меня скотоводов.
– Видимо, это весьма важно для них.
